Прошу только сходить в церковь и поговорить с проповедником. Просто спроси его обо Мне, расскажи о нашем разговоре, и Я обещаю, что все, наконец, обретет смысл. Ты ведь этого хочешь, правда?
– Именно, черт побери. Это было бы чудо.
– Правильно, черт побери. Я и обещаю чудо.
– Хорошо, Иисус.
Через полчаса стучу в большие бронзовые двери первой попавшейся церкви. Сначала никто не ответил, поэтому я опять постучал, посильнее.
И услышал знакомые звуки:
– Ахххххххххххх, – разносилось эхо. – Ахххххххххххх. Иду, иду. Ахххххххххххх.
Дверь открылась, и в разноцветном витражном свете стоит тот старик, что катил тележку с покупками и объяснял, где Шарашка или, лучше сказать, где ее нет. Большие бронзовые двери… будь я проклят, ведь он же хотел мне сказать, что это и есть Шарашка. Старик опирался на швабру, будто был хозяином церкви.
– Чем могу помочь? – спросил он.
– Я Рей.
– Рей? С виду как бы знакомый. Вместе выпивали… до того, как?…
Ему не пришлось ничего вспоминать. Я просто сказал:
– Хочу поговорить с проповедником.
– А, ну, пожалуй, сумею кое-что сделать. Проповедника нет. Ушел по делам. Хотя, знаешь, я был проповедником, пока пить не начал.
– Но я должен поговорить с…
– Ахххххххххххх, – сказал он. – У тебя есть вопросы? Поверь, нет ни одной кривой дороги из дома, которую я бы не знал. Теперь прочно стою на ногах.
Я чертовски надеялся, что Бог поймет мое затруднительное положение.
– Ладно. У меня есть вопросы. Вопросы насчет Иисуса.
– Ахххххххххххх, понятно. Ты заблудился и ищешь. Разве это не ко всем относится?
– Да. Верно.
– Ахххххххххххх, ну, пойдем в кабинет проповедника. Он возражать не будет, зная, что это был мой кабинет.
И вот я сижу за письменным столом, рассказываю свою историю, как велел Иисус. Не поручусь, что каждое слово правда, но близко. Все время, пока я говорил, он на меня пристально щурился, склонив набок голову, изображая губами знакомое «О». А я говорил, говорил, объяснял. Зная, где он был, прежде чем поднялся на ноги, думал, что понимает. Побывав на дне мира, знает, что каждый слышит голос Иисуса соответственно своему пониманию и разумению.
Ближе к концу он опустил глаза, наверное, для того, чтобы сосредоточиться. Долго молча сидел. И я тоже сижу в ожидании, что он обо всем этом скажет. Наконец, он сжал кулаки и подпрыгнул, как будто какой-нибудь Томов индеец только что пустил стрелу ему в задницу.
– В чем дело?
– Господь никогда так не разговаривает!
– Но ведь разговаривал. Прямо так и сказал. Как я говорю, так и Он говорил, чтоб я понял.
– Я пока в своем уме, и если бы не был Божьим человеком, схватил бы тебя за глотку и удушил. Удушу тебя, дьявол.
– Дьявол?
– Заходишь ко мне в церковь с такими речами? Рассказываешь, будто Иисус бранится и сыплет проклятиями, как простой… Убирайся отсюда. Не хочу тебя видеть. Плюну тебе в лицо.
Я встал, попятился. Он затряс кулаками. Я замер, застрял во времени, наблюдая, ожидая, зная, что теперь в любую минуту, в любую секунду…
И точно, он пошел на меня. Я сразу выскочил из времени. Уже чувствовал руку на спине рубашки, толчки и рывки, но вывернулся и вылетел оттуда, скользя на навощенном полу. Помчался изо всех сил, широко распахнув двери церкви.
Выскочил на воздух, побежал к мотелю. Перебежал дорогу, по которой ехала машина. Отскочил и почти уж упал на траву в целости и сохранности, да споткнулся о бровку, растянувшись на тротуаре.
И прежде чем удариться головой о бетон, понял, что даже Господь издевается над бедным старичком Реем.
Знаю, что я в больнице, помня запах после той самой зеленой таблетки. Открыл глаза, почувствовал себя так спокойно, как еще никогда в жизни не чувствовал. За окном видно солнце, небо, ничего ни о чем не надо говорить. Полная тишина, кроме дыхания мужчины на соседней койке, полная чистая тишина, словно марширующий оркестр моей жизни остался позади со всем своим звоном и грохотом. Должен, в конце концов, прекратиться его долгий и шумный марш.
Позже утром пришел врач с графиком. Сделал несколько пометок и говорит:
– Что ж, Рей, твои анализы не дали определенного результата. У тебя раньше было повреждение головного мозга?
– Может быть. Кажется, никто точно не знает.
– Ну, нет никаких оснований держать тебя здесь. Возможна кратковременная потеря памяти, но будем надеяться, ничего перманентного. Возможно, несколько замедлятся реакции. В данный момент трудно сказать. Советую следовать предписаниям домашнего врача. Есть у тебя такой?
– Я не знаю. Не думаю.
– Попрошу сестру назвать тебе нескольких.
Выйдя через несколько часов из больничных дверей, я сразу заметил, что время идет чужестранным вальсирующим шагом, как в бальном зале.
Бреду по улицам, как потерявшийся пес. Шел, шел и в конце концов понял, как дойти туда, где, по какому-то непонятному ощущению, находится мой дом. Слабо припоминается старое многоквартирное здание. Зачем я там поселился?
У дверей какой-то мужчина вдруг спросил:
– Рей? Ты?
Он мог быть кем угодно.
– Разве я не предупреждал, что ты здесь больше не живешь?
– Нет, я… а вы кто такой?
– Кто такой? Тебе чертовски отлично известно, кто я такой. Твой домохозяин.
– Простите. Со мной произошел несчастный случай.
– Ох, старик, – сказал он. – Я не знал. Будь я проклят. Автомобильная авария?
– Поскользнулся, ударился головой.
– А… почему ты говоришь теперь гораздо лучше, чем раньше?
– Раньше чего?
– Почти нормально разговариваешь.
– Так кто же вы такой?
– Твой домохозяин. Ну, фактически бывший домохозяин. Слушай, я тебе очень сочувствую насчет несчастного случая, но не могу держать в доме жильцов, которые не платят за квартиру. Не злись.
Я почти искренне улыбнулся.
– Я не злюсь, а просто не совсем понимаю.
– С виду совсем нормальный, – сказал он.
Иногда вспоминаю некоторые вещи и некоторых людей. Однажды иду домой и вижу тех самых мальчишек, которые надо мной насмехались, по-всякому обзывали, думая, что ничего нет забавней на свете, чем прицепиться к какому-нибудь бедолаге, идущему по улице по каким-то своим распроклятым делам.
– Эй, да это та самая обезьянья башка, – сказал один. – Где ты, черт возьми, пропадал, обезьянья башка? Давненько мы тебя не видели.
– В самых разных местах. И теперь перестань меня так называть, молодой человек.
– Обезьяньей башкой? Черт, да ведь это ничего не значит.
– Точно, – подтвердил другой. – Мы каждого как-нибудь называем.
– А меня не надо. Я вас предупреждаю.
– Ладно, ладно, – сказал первый. – Старик, ты изменился.
– Угу, – сказал другой. – Совсем не тот. Что стряслось?
– Все меняется в этом мире.
– Ну, это никуда не годится, – сказал первый.
– Угу, старик, нам как бы нравилось, каким ты был раньше.
Потом через пару недель я столкнулся не с кем иным, как с Джимми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40