И, даже протаранив ее, не сбавил скорости. В конце концов, удалось переключить передачу. Грузовичок дернулся назад, вперед, понесся через газон перед домом.
Тут выскочила мама, побежала за мной с криками, воплями, обзывая меня слабоумным и всеми другими словами, какие записаны в книге. В голову пришло только одно – ехать к ней, круша газон, разбрызгивая грязь во все стороны. Я развернулся, пикап наткнулся на бровку, скрипнув колесами, пустив кругом дым, потом чертова машина полетела на скорости восемьдесят пять миль в час, могу поклясться, к большому дереву в конце улицы, в которое врезалась и испустила дух.
– Вот так, Рей. Будешь меня упрекать? После этого я отступилась. Была просто обязана тебя вышвырнуть. Черт возьми, всего два года оставалось до окончания школы.
– А ты куда поехала?
– Ох, не знаю. Может быть, к Мисси. Может, еще куда-нибудь. На Аляску. Чтобы выморозить тебя из своих распроклятых мозгов.
– Значит, ты привидение?
– Вот именно. Привидение. И еще одно, Рей.
– Что?
– Никакая ты не кинозвезда, черт возьми.
Я в больничной палате, белой, светящейся; по периметру потолка льется фальшивый солнечный свет. Смотрю на часы – два ночи. По сторонам от меня стоят два кудрявых парня, один блондин, другой рыжий. Лиц не видно, только волосы.
Б:
– А, очнулся. Чего наглотался?
Р:
– Старик, ты бы сам себя послушал! Видно, у тебя какие – то дикие отношения с…
Б:
– Мы думаем, что с тобой все в порядке. Выглядишь нормально.
Р:
– Мы просто интерны.
Б:
– Скотт…
Р:
– Я имею в виду…
Б:
– С тобой все отлично. Порядок. Хотя вид странноватый. Как бы наэлектризованный, как бы…
Р:
– Как бы у тебя бессонница.
Б:
– И припадки.
Р:
– Говорить можешь?
Б:
– Ты когда-нибудь раньше обследовался? Сильно помог бы нам, если бы рассказал.
Р:
– Шизофрения? Депрессивно-маниакальный психоз?
Б:
– Или просто дури перебрал?
Р:
– Давай, парень, помогай. Мы только хотим узнать, были ли у тебя раньше какие-нибудь…
Б:
– Что вообще с тобой было до этого случая.
Р:
– Ты ведь можешь говорить?
Б:
– Черт побери, не может.
Р:
– Вот дерьмо! Хренов Эйбрахам тащится.
Б:
– Проклятье.
Р:
– Мать его. Трахнутый жмурик.
Дверь открылась, они принялись заикаться и мямлить.
Эйбрахам:
– Что у нас тут?
Б:
– Передозировка чего-то. Отвечать не хочет. Р:
– Отключился. Мы старались его расспросить, но вполне ясно, что у него раньше были…
Б:
– Без конца бормотал.
Р:
– Полный бред.
Блондин наклонился поближе ко мне, подмигнул.
Р:
– Мы предлагаем понаблюдать.
Б:
– До утра. Может, утром увидим, как он себя чувствует. Может быть, в голове прояснится. Поймет положение дел. Если да, выпишем. Если нет, ну, тогда…
– Не знаю, ребята, – сказал Эйбрахам. – Похоже, он в полном сознании. Сынок, ты в сознании? Знаешь, кто президент?
– Президент чего?
– Соединенных Штатов, господи помилуй.
– Не интересуюсь историей.
Р:
– Видите?
Эйбрахам:
– Минутку. Знаешь, где живешь?
– В квартире неподалеку от церкви. В окно крест виден.
Эйбрахам:
– А как улица называется, знаешь?
– Хикс-стрит.
– Что было прошлым вечером? Ты принимал наркотики?
– Одна девушка что-то дала. Что – не знаю. Зеленая таблетка.
Эйбрахам взглянул на блондина, а потом на рыжего.
– Ну, ребята, как думаете?
Р:
– Не знаю.
Б:
– Торазин?
Эйбрахам:
– Сынок, тебе когда-нибудь лекарства прописывали? Психиатрические препараты?
– Нет.
Эйбрахам:
– А родителям?
– Родители просто пили, и все.
Эйбрахам:
– Лучше ночь тут полежи. Утром выпишем. В любом случае отсюда сейчас добираться небезопасно. У тебя семья есть?
– Нет.
Эйбрахам:
– А друзья? Ну, не важно. После девяти что идет?
– Десять.
– Ну, ребята, уже кое-что. До десяти он умеет считать. Тебе надо газеты читать, Рей. Надо знать, кто президент.
– Зачем?
– Ты психотерапию когда-нибудь проходил?
– Нет.
– А по – моему, надо бы. Мы здесь по средам проводим бесплатные групповые сеансы. Завтра среда. Мне бы хотелось, чтоб ты поприсутствовал завтра утром. Я всегда настоятельно рекомендую ребятам вроде тебя. Не повредит в любом случае. Стоит попробовать. Если захочешь и дальше ходить, то ходи, если нет – твое дело. Но что бы ты ни принял, чего б ни нанюхался, ни накурился, ни проглотил, ни вколол, я, глядя на тебя, сразу скажу, что это неудачная мысль. Не пойми меня превратно. Садиться на наркотики всегда плохо. Все равно что совать в огонь руку. А если у тебя на ладони и без того ожог первой степени… Понимаешь, к чему я клоню? Кстати, Рей, президент у нас Кувер. Джером Кувер. Либеральный говнюк.
8
Вошедшая в палату медсестра пробудила меня от странного сна, в котором я слышал, как радио играет регтайм, а диктор рассказывает о какой-то войне, которая где-то идет, тогда как ни в палате, ни поблизости нет никакого радио. Такое впечатление, будто я всю ночь не спал, слушал. Причем сон продолжался и утром: я готовлюсь отправиться на небеса, а убитый передо мной солдат оглянулся и спрашивает:
– Хочешь сказать, тебя пустят?
– Как там, черт побери?
– Хрен с ними, с небесами, если ты туда явишься.
Отвернулся и снова пошел на войну.
– Пойдемте, мистер Пуласки.
Чувствую себя трясущейся гремучей змеей, полной яда. Все еще ощущается действие зеленой таблетки. Кожа слиплась от пота, словно тело очищалось сгорая, но не расслабилось в чистоте, по крайней мере, на другой день. За каким дьяволом проклятая сестра меня будит?
– Одиннадцать часов, мистер Пуласки. Пора на психотерапию.
Я почему-то понял, что должен идти. Если не пойти, то меня тут запрут, проведут шоковую терапию, убьют электрическим током и выбросят в мусорный бак, куда выбрасывают ампутированные части тела.
– Фамилия президента Кувер.
– Да, мистер Пуласки, очень хорошо. Сознание проясняется. Но если не поторопитесь, опоздаете.
– Терапия по средам. Сегодня среда.
– Опять верно. Ну, давайте вставайте.
Она помогла мне подняться, повела по коридору. Выйдя из коридора, я краем глаза заметил койки и аппараты, каких, пожалуй, никогда еще не видел. Кто знает, что делают с людьми в этих кабинетах? Почти все пациенты лежат в одиночестве. Никаких свидетелей. Почти все двери закрыты. Не дом, а какой-то фильм ужасов.
Сестра привела меня в кабинет с мягкими кушетками, оранжевыми стульями. Цвета тошнотворные, но не настолько, как сидевшие на стульях люди. Сначала я увидел толстую коротышку с выбритой головой. Потом косматого парня с руками и ногами, растопыренными, как при игре в веревочку. Потом еще одну женщину, склонившуюся вперед, присасываясь к сигарете с таким видом, будто туда насыпан волшебный порошок.
Все на меня посмотрели и отвернулись. Явно нежеланный гость. Хмурятся, ворчат, ерзают. Смотрят на стены, в окна, в пол, в потолок, только не на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Тут выскочила мама, побежала за мной с криками, воплями, обзывая меня слабоумным и всеми другими словами, какие записаны в книге. В голову пришло только одно – ехать к ней, круша газон, разбрызгивая грязь во все стороны. Я развернулся, пикап наткнулся на бровку, скрипнув колесами, пустив кругом дым, потом чертова машина полетела на скорости восемьдесят пять миль в час, могу поклясться, к большому дереву в конце улицы, в которое врезалась и испустила дух.
– Вот так, Рей. Будешь меня упрекать? После этого я отступилась. Была просто обязана тебя вышвырнуть. Черт возьми, всего два года оставалось до окончания школы.
– А ты куда поехала?
– Ох, не знаю. Может быть, к Мисси. Может, еще куда-нибудь. На Аляску. Чтобы выморозить тебя из своих распроклятых мозгов.
– Значит, ты привидение?
– Вот именно. Привидение. И еще одно, Рей.
– Что?
– Никакая ты не кинозвезда, черт возьми.
Я в больничной палате, белой, светящейся; по периметру потолка льется фальшивый солнечный свет. Смотрю на часы – два ночи. По сторонам от меня стоят два кудрявых парня, один блондин, другой рыжий. Лиц не видно, только волосы.
Б:
– А, очнулся. Чего наглотался?
Р:
– Старик, ты бы сам себя послушал! Видно, у тебя какие – то дикие отношения с…
Б:
– Мы думаем, что с тобой все в порядке. Выглядишь нормально.
Р:
– Мы просто интерны.
Б:
– Скотт…
Р:
– Я имею в виду…
Б:
– С тобой все отлично. Порядок. Хотя вид странноватый. Как бы наэлектризованный, как бы…
Р:
– Как бы у тебя бессонница.
Б:
– И припадки.
Р:
– Говорить можешь?
Б:
– Ты когда-нибудь раньше обследовался? Сильно помог бы нам, если бы рассказал.
Р:
– Шизофрения? Депрессивно-маниакальный психоз?
Б:
– Или просто дури перебрал?
Р:
– Давай, парень, помогай. Мы только хотим узнать, были ли у тебя раньше какие-нибудь…
Б:
– Что вообще с тобой было до этого случая.
Р:
– Ты ведь можешь говорить?
Б:
– Черт побери, не может.
Р:
– Вот дерьмо! Хренов Эйбрахам тащится.
Б:
– Проклятье.
Р:
– Мать его. Трахнутый жмурик.
Дверь открылась, они принялись заикаться и мямлить.
Эйбрахам:
– Что у нас тут?
Б:
– Передозировка чего-то. Отвечать не хочет. Р:
– Отключился. Мы старались его расспросить, но вполне ясно, что у него раньше были…
Б:
– Без конца бормотал.
Р:
– Полный бред.
Блондин наклонился поближе ко мне, подмигнул.
Р:
– Мы предлагаем понаблюдать.
Б:
– До утра. Может, утром увидим, как он себя чувствует. Может быть, в голове прояснится. Поймет положение дел. Если да, выпишем. Если нет, ну, тогда…
– Не знаю, ребята, – сказал Эйбрахам. – Похоже, он в полном сознании. Сынок, ты в сознании? Знаешь, кто президент?
– Президент чего?
– Соединенных Штатов, господи помилуй.
– Не интересуюсь историей.
Р:
– Видите?
Эйбрахам:
– Минутку. Знаешь, где живешь?
– В квартире неподалеку от церкви. В окно крест виден.
Эйбрахам:
– А как улица называется, знаешь?
– Хикс-стрит.
– Что было прошлым вечером? Ты принимал наркотики?
– Одна девушка что-то дала. Что – не знаю. Зеленая таблетка.
Эйбрахам взглянул на блондина, а потом на рыжего.
– Ну, ребята, как думаете?
Р:
– Не знаю.
Б:
– Торазин?
Эйбрахам:
– Сынок, тебе когда-нибудь лекарства прописывали? Психиатрические препараты?
– Нет.
Эйбрахам:
– А родителям?
– Родители просто пили, и все.
Эйбрахам:
– Лучше ночь тут полежи. Утром выпишем. В любом случае отсюда сейчас добираться небезопасно. У тебя семья есть?
– Нет.
Эйбрахам:
– А друзья? Ну, не важно. После девяти что идет?
– Десять.
– Ну, ребята, уже кое-что. До десяти он умеет считать. Тебе надо газеты читать, Рей. Надо знать, кто президент.
– Зачем?
– Ты психотерапию когда-нибудь проходил?
– Нет.
– А по – моему, надо бы. Мы здесь по средам проводим бесплатные групповые сеансы. Завтра среда. Мне бы хотелось, чтоб ты поприсутствовал завтра утром. Я всегда настоятельно рекомендую ребятам вроде тебя. Не повредит в любом случае. Стоит попробовать. Если захочешь и дальше ходить, то ходи, если нет – твое дело. Но что бы ты ни принял, чего б ни нанюхался, ни накурился, ни проглотил, ни вколол, я, глядя на тебя, сразу скажу, что это неудачная мысль. Не пойми меня превратно. Садиться на наркотики всегда плохо. Все равно что совать в огонь руку. А если у тебя на ладони и без того ожог первой степени… Понимаешь, к чему я клоню? Кстати, Рей, президент у нас Кувер. Джером Кувер. Либеральный говнюк.
8
Вошедшая в палату медсестра пробудила меня от странного сна, в котором я слышал, как радио играет регтайм, а диктор рассказывает о какой-то войне, которая где-то идет, тогда как ни в палате, ни поблизости нет никакого радио. Такое впечатление, будто я всю ночь не спал, слушал. Причем сон продолжался и утром: я готовлюсь отправиться на небеса, а убитый передо мной солдат оглянулся и спрашивает:
– Хочешь сказать, тебя пустят?
– Как там, черт побери?
– Хрен с ними, с небесами, если ты туда явишься.
Отвернулся и снова пошел на войну.
– Пойдемте, мистер Пуласки.
Чувствую себя трясущейся гремучей змеей, полной яда. Все еще ощущается действие зеленой таблетки. Кожа слиплась от пота, словно тело очищалось сгорая, но не расслабилось в чистоте, по крайней мере, на другой день. За каким дьяволом проклятая сестра меня будит?
– Одиннадцать часов, мистер Пуласки. Пора на психотерапию.
Я почему-то понял, что должен идти. Если не пойти, то меня тут запрут, проведут шоковую терапию, убьют электрическим током и выбросят в мусорный бак, куда выбрасывают ампутированные части тела.
– Фамилия президента Кувер.
– Да, мистер Пуласки, очень хорошо. Сознание проясняется. Но если не поторопитесь, опоздаете.
– Терапия по средам. Сегодня среда.
– Опять верно. Ну, давайте вставайте.
Она помогла мне подняться, повела по коридору. Выйдя из коридора, я краем глаза заметил койки и аппараты, каких, пожалуй, никогда еще не видел. Кто знает, что делают с людьми в этих кабинетах? Почти все пациенты лежат в одиночестве. Никаких свидетелей. Почти все двери закрыты. Не дом, а какой-то фильм ужасов.
Сестра привела меня в кабинет с мягкими кушетками, оранжевыми стульями. Цвета тошнотворные, но не настолько, как сидевшие на стульях люди. Сначала я увидел толстую коротышку с выбритой головой. Потом косматого парня с руками и ногами, растопыренными, как при игре в веревочку. Потом еще одну женщину, склонившуюся вперед, присасываясь к сигарете с таким видом, будто туда насыпан волшебный порошок.
Все на меня посмотрели и отвернулись. Явно нежеланный гость. Хмурятся, ворчат, ерзают. Смотрят на стены, в окна, в пол, в потолок, только не на меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40