ни одно зеркало не сумеет показать этому человеку его истинную суть во всей полноте. Он же мелкое ничтожество, малявка, лилипут. Но, думал Тед, таков же и вирус, микроб, бактерия. Тед не находил в себе сил поднять глаза на Большого Папу только потому, что не хотел смотреть на него свысока.
– Пусть поджаривается, – сказал Большой Папа.
Так что Тед сидел себе и поджаривался, никакого дискомфорта при этом не испытывая и никакого ущерба не терпя, но поджариваться – поджаривался. А мимоходом наблюдал, как адепты то и дело ходят от главного здания через двор, мимо Тедовой будки и в бункер, снаружи как две капли воды похожий на склад пушек и боеприпасов. Каждый раз шли они с подносами либо кувшинами, либо и с тем, и с другим. По двое и трое. И никогда – поодиночке.
В глубине главного здания Большой Папа беседовал с учеником, расхаживая туда-сюда. Тед слышал тяжелую поступь сапог толстяка и похрустывание пальцев его ног при разворотах.
– Я скажу тебе, почему нам должно убить дьявола, – говорил Большой Папа. – Всякий раз, когда иудеи выказывали милосердие к врагам своим, Господь жуть как злился. Прочти Книгу Судей, главу вторую. Господь-Бог-Иисус – суровая мать. Так что, сам понимаешь, дьявола нам должно убить. Прочти все, что написано выше, вплоть до Исхода, глава двенадцать, стих двадцать три. Прочти Книгу пророка Исайи, главу шестую. Прочти обе Книги Царств. Прочти Евангелие от Луки, главу десять, стих восемнадцатый. Прочти Евангелие от Матфея, главу двенадцатую, стих двадцать восьмой. Прочти Откровение Иоанна, главу девятую, стихи с первого по третий. Прочти Евангелие от Иоанна, главу двенадцатую, стих тридцать первый. Успеваешь записывать?
Карандаш адепта громко царапал по бумаге, оглушая Теда.
– Читай Слово Божие, и Слово освободит тебя, – сказал Большой Папа. – Дьявол вляпался в дерьмо всей задницей, он в моих руках. Мы пару дней подержим его у себя, а потом расстреляем из пушки, разнесем на мелкие клочки. То-то славное будет зрелище!
Сумерки сгустились внезапно и повисли едва ли не на веки вечные, окрашивая небо пустыни в лилово-алые тона. Тед сам поражался тому, сколь удобно устроился – жара ничем ему не повредила, и теперь резкое падение температуры тоже никак на нем не сказывалось. Во рту пересохло, но жажды он не ощущал.
Из главного здания вышла Синтия – ветер раздувал ее длинное цветастое домашнее платье, открывая взгляду дородные икры и лодыжки. Тед заметил, что левая ее нога чуть косолапит, а носок на каждом шагу взбивает пыль. Синтия остановилась прямо перед ним.
– Большой Папа велел мне прийти сюда и сказать тебе, что воды не будет, – объявила она.
– Спасибо, – поблагодарил Тед, причем без всякого сарказма. Он встретился с собеседницей глазами, она отвернулась. – Вы ведь Синтия, так? По-вашему, я похож на дьявола?
– Не знаю. Может, ты вправду дьявол. Я в жизни дьяволов не видела.
– Справедливо, – признал Тед. От главного здания к бункеру прошествовала очередная пара с подносами. – Что там еще такое? – спросил он.
– То есть?
– Ну, еду носят в бункер.
Синтия еще больше занервничала, но промолчала.
Двое адептов распахнули двери бункера – и Тед услышал детские голоса, страдальческий шепот и всхлипывания. Какие знакомые звуки! Он вспомнил, как его дочь уснула в слезах, когда он, Тед, привнес в семью смятение и разлад. Позже Тед понял: Эмили плакала потому, что он не удосужился уйти и избавить родных и близких от всей этой боли.
– Там, внизу, дети, – сказал Тед.
– Воды не будет, – повторила Синтия и зашагала прочь.
– Чего вы боитесь? Неужто меня?
Синтия стремительно развернулась и глянула дьяволу в лицо. Даже в полумраке Тед видел: она того и гляди разрыдается.
– Зачем вы здесь? – спросил Тед.
– Затем, что в мире все вкривь и вкось. Бедняки ютятся на улицах, едят из грязных мусорных контейнеров, а богатеи контролируют правительство, телевизионную сеть и даже людские мысли; в городах, видимо, в воде что-то такое растворено, иначе отчего мы верим, будто все идет так, как полагается, и словно мухи летим на всемогущий доллар?
– То есть вы противница капитализма, социалистка?
– Социализм я тоже ненавижу. Я верю в государственную церковь. Верю в милосердного диктатора, поставленного Господом-Богом-Иисусом править этой планетой и вести нас в иной мир свободными от страданий, минуя боль искусственно созданной конкуренции. – Глаза Синтии подернулись пеленой, слова текли легко, но не то чтобы гладко.
Дорогие мама и папа!
Наконец-то собралась вам написать. Джеральд говорит, я слишком долго откладывала, ну да лучше поздно, чем никогда. Сколько ж времени прошло? Полтора года? Или все два? Словом, вот она я.
Я отработала первую неделю в травматологическом отделении и много чему научилась. Вот уж не знала, что перевязать простую рану так сложно. Не говоря уже о серьезных ранах или там ожогах. Вот при ожоге, например, необходимо сперва очистить рану скальпелем. И если все сделать правильно, то пациенту не очень больно. Многим медсестрам плевать, и они по небрежности причиняют пациентам боль. По правде сказать, даже нарочно. А я, я так люблю помогать людям!.. Хотя мир, кажется, против.
Я ужасно рада, что работаю в больнице, потому что там есть хотя бы один человек, которого в самом деле заботит удобство пациентов. Некоторые медсестры даже обезболивающих таблеток пациентам не дают и уколов не делают, когда те попросят.
Позавчера мы с Джеральдом ходили на собрание. Был там один по-настоящему хороший человек, он рассказывал о том, что надо помогать людям. У него совсем нет денег, он все отдает бедным и бездомным. Зато Библию знает как свои пять пальцев. Говорит он – просто заслушаешься; завтра вечером мы пойдем на встречу с теми, кто заинтересовался: там народу поменьше будет. Этот человек вовсе не стар, хотя выглядит старым, если вы понимаете, о чем я. В глазах у него – вековая мудрость. По правде сказать, поначалу его имя – Большой Папа – меня вроде как насторожило, но на самом деле он такой и есть. Большой Папа. Славный, добрый, надежный.
Кстати, Джеральд окончил курсы, стал теперь сварщиком, мой медпрактикум тоже вот-вот завершится. Джеральд говорит, неплохо было бы съездить в Израиль. Тогда даже не знаю, что мы будем делать. Но в Лос-Анджелесе мы оставаться точно не хотим. Может, переберемся в Вегас, поселимся поближе к вам.
Джеральд передает привет. Пишите!
С любовью, Синди.
Дорогая Джейни!
Я только сказать «спасибо» за подарки. Надеюсь, у тебя все о'кей. Халат просто классный, я из него не вылезаю. Джеральд говорит, ты бы хоть постирала его иногда. И смеется. И за массажное масло тоже спасибо. Я обменялась с Софи, потому что мне «франжипани» больше нравится.
Из той ужасной больницы я уволилась;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
– Пусть поджаривается, – сказал Большой Папа.
Так что Тед сидел себе и поджаривался, никакого дискомфорта при этом не испытывая и никакого ущерба не терпя, но поджариваться – поджаривался. А мимоходом наблюдал, как адепты то и дело ходят от главного здания через двор, мимо Тедовой будки и в бункер, снаружи как две капли воды похожий на склад пушек и боеприпасов. Каждый раз шли они с подносами либо кувшинами, либо и с тем, и с другим. По двое и трое. И никогда – поодиночке.
В глубине главного здания Большой Папа беседовал с учеником, расхаживая туда-сюда. Тед слышал тяжелую поступь сапог толстяка и похрустывание пальцев его ног при разворотах.
– Я скажу тебе, почему нам должно убить дьявола, – говорил Большой Папа. – Всякий раз, когда иудеи выказывали милосердие к врагам своим, Господь жуть как злился. Прочти Книгу Судей, главу вторую. Господь-Бог-Иисус – суровая мать. Так что, сам понимаешь, дьявола нам должно убить. Прочти все, что написано выше, вплоть до Исхода, глава двенадцать, стих двадцать три. Прочти Книгу пророка Исайи, главу шестую. Прочти обе Книги Царств. Прочти Евангелие от Луки, главу десять, стих восемнадцатый. Прочти Евангелие от Матфея, главу двенадцатую, стих двадцать восьмой. Прочти Откровение Иоанна, главу девятую, стихи с первого по третий. Прочти Евангелие от Иоанна, главу двенадцатую, стих тридцать первый. Успеваешь записывать?
Карандаш адепта громко царапал по бумаге, оглушая Теда.
– Читай Слово Божие, и Слово освободит тебя, – сказал Большой Папа. – Дьявол вляпался в дерьмо всей задницей, он в моих руках. Мы пару дней подержим его у себя, а потом расстреляем из пушки, разнесем на мелкие клочки. То-то славное будет зрелище!
Сумерки сгустились внезапно и повисли едва ли не на веки вечные, окрашивая небо пустыни в лилово-алые тона. Тед сам поражался тому, сколь удобно устроился – жара ничем ему не повредила, и теперь резкое падение температуры тоже никак на нем не сказывалось. Во рту пересохло, но жажды он не ощущал.
Из главного здания вышла Синтия – ветер раздувал ее длинное цветастое домашнее платье, открывая взгляду дородные икры и лодыжки. Тед заметил, что левая ее нога чуть косолапит, а носок на каждом шагу взбивает пыль. Синтия остановилась прямо перед ним.
– Большой Папа велел мне прийти сюда и сказать тебе, что воды не будет, – объявила она.
– Спасибо, – поблагодарил Тед, причем без всякого сарказма. Он встретился с собеседницей глазами, она отвернулась. – Вы ведь Синтия, так? По-вашему, я похож на дьявола?
– Не знаю. Может, ты вправду дьявол. Я в жизни дьяволов не видела.
– Справедливо, – признал Тед. От главного здания к бункеру прошествовала очередная пара с подносами. – Что там еще такое? – спросил он.
– То есть?
– Ну, еду носят в бункер.
Синтия еще больше занервничала, но промолчала.
Двое адептов распахнули двери бункера – и Тед услышал детские голоса, страдальческий шепот и всхлипывания. Какие знакомые звуки! Он вспомнил, как его дочь уснула в слезах, когда он, Тед, привнес в семью смятение и разлад. Позже Тед понял: Эмили плакала потому, что он не удосужился уйти и избавить родных и близких от всей этой боли.
– Там, внизу, дети, – сказал Тед.
– Воды не будет, – повторила Синтия и зашагала прочь.
– Чего вы боитесь? Неужто меня?
Синтия стремительно развернулась и глянула дьяволу в лицо. Даже в полумраке Тед видел: она того и гляди разрыдается.
– Зачем вы здесь? – спросил Тед.
– Затем, что в мире все вкривь и вкось. Бедняки ютятся на улицах, едят из грязных мусорных контейнеров, а богатеи контролируют правительство, телевизионную сеть и даже людские мысли; в городах, видимо, в воде что-то такое растворено, иначе отчего мы верим, будто все идет так, как полагается, и словно мухи летим на всемогущий доллар?
– То есть вы противница капитализма, социалистка?
– Социализм я тоже ненавижу. Я верю в государственную церковь. Верю в милосердного диктатора, поставленного Господом-Богом-Иисусом править этой планетой и вести нас в иной мир свободными от страданий, минуя боль искусственно созданной конкуренции. – Глаза Синтии подернулись пеленой, слова текли легко, но не то чтобы гладко.
Дорогие мама и папа!
Наконец-то собралась вам написать. Джеральд говорит, я слишком долго откладывала, ну да лучше поздно, чем никогда. Сколько ж времени прошло? Полтора года? Или все два? Словом, вот она я.
Я отработала первую неделю в травматологическом отделении и много чему научилась. Вот уж не знала, что перевязать простую рану так сложно. Не говоря уже о серьезных ранах или там ожогах. Вот при ожоге, например, необходимо сперва очистить рану скальпелем. И если все сделать правильно, то пациенту не очень больно. Многим медсестрам плевать, и они по небрежности причиняют пациентам боль. По правде сказать, даже нарочно. А я, я так люблю помогать людям!.. Хотя мир, кажется, против.
Я ужасно рада, что работаю в больнице, потому что там есть хотя бы один человек, которого в самом деле заботит удобство пациентов. Некоторые медсестры даже обезболивающих таблеток пациентам не дают и уколов не делают, когда те попросят.
Позавчера мы с Джеральдом ходили на собрание. Был там один по-настоящему хороший человек, он рассказывал о том, что надо помогать людям. У него совсем нет денег, он все отдает бедным и бездомным. Зато Библию знает как свои пять пальцев. Говорит он – просто заслушаешься; завтра вечером мы пойдем на встречу с теми, кто заинтересовался: там народу поменьше будет. Этот человек вовсе не стар, хотя выглядит старым, если вы понимаете, о чем я. В глазах у него – вековая мудрость. По правде сказать, поначалу его имя – Большой Папа – меня вроде как насторожило, но на самом деле он такой и есть. Большой Папа. Славный, добрый, надежный.
Кстати, Джеральд окончил курсы, стал теперь сварщиком, мой медпрактикум тоже вот-вот завершится. Джеральд говорит, неплохо было бы съездить в Израиль. Тогда даже не знаю, что мы будем делать. Но в Лос-Анджелесе мы оставаться точно не хотим. Может, переберемся в Вегас, поселимся поближе к вам.
Джеральд передает привет. Пишите!
С любовью, Синди.
Дорогая Джейни!
Я только сказать «спасибо» за подарки. Надеюсь, у тебя все о'кей. Халат просто классный, я из него не вылезаю. Джеральд говорит, ты бы хоть постирала его иногда. И смеется. И за массажное масло тоже спасибо. Я обменялась с Софи, потому что мне «франжипани» больше нравится.
Из той ужасной больницы я уволилась;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65