Я вздохнул и улыбнулся ей, как стойкий оловянный солдатик. Нужно дождаться подходящего момента.
– Распродажа должна состояться, – сказала она.
Я сказал тоном профессионала:
– Есть ли кто-то, кого вы хотели бы назначить ответственным за имущество на время вашей болезни? Могу я связаться с ним?
– Разве что позвать на помощь мертвецов. Нет, только я одна и осталась. – В ее хриплом шепоте появилась легкая ирония. – Пусть распродажа продолжается. Деньги должны переводиться на мой счет, как договорились.
– Обещаю, что все пройдет удачно. Аукцион начнется в субботу, как было объявлено.
Она еле заметно кивнула:
– Вы мне еще кое-что обещали. Сделали?
– Мы только сегодня разобрались с домом. Что касается чердака, я уничтожу все, что в нем есть, завтра, собственноручно.
Мисс Маккиндлесс пошевелилась под тонким одеялом. Она впервые за все время как-то оживилась.
– Мистер Рильке, мы же с вами договаривались. Чердак – это главная причина, по которой я наняла именно вас, а не большую компанию.
Мне захотелось вынуть фотографии, разложить их прямо на ее одеяле и спросить, являются ли они единственной причиной ее упорства, или меня ожидают другие сюрпризы. Моя правая рука потянулась к карману, и только состояние старухи удержало меня от этого жеста.
– Было бы затруднительно избавляться от содержимого чердака, в то время как в доме двигали и переносили вещи и мебель. Пришлось бы слишком многое объяснять.
Она снова закрыла глаза.
– Да, я понимаю. Но когда все будет сделано?
– К концу завтрашнего дня чердак будет пуст и все вещи уничтожены.
– Мистер Рильке. – Ее глаза раскрылись. – Я на вас очень надеюсь. Ради всего святого, не расстраивайте меня.
– Мисс Маккиндлесс. – Я все-таки не смог удержаться. – Там есть некоторые не очень приятные вещи…
– Не сомневаюсь. – Она даже не моргнула. – Их тоже надо уничтожить. Мой брат и сам бы это сделал перед смертью, но он был не в состоянии. Сами понимаете, в преклонном возрасте не успеешь оглянуться, и уже не способен взбираться по лестницам и разводить большие костры.
Я не унимался:
– Я осознаю, что могу нечаянно уничтожить что-то ценное. Но я подозреваю, что в знакомых вашего брата были люди с сомнительной моралью.
– Господин Рильке, – насмешливо перебила она, – мой брат всегда общался со странными людьми, и это позволяло ему самому избегать сомнительных поступков. Он умер три недели назад. Книга его жизни захлопнулась. Что бы Он ни творил – это в прошлом. И ничего уже не изменишь. К чему же беспокоиться о том, что вы уничтожите. Я старая женщина. Оставьте меня в покое.
– Вы очень снисходительны к вашему брату.
– У вас есть братья или сестры?
– Нет, я один в семье.
– Тогда вам, наверное, будет трудно меня понять. Когда знал кого-нибудь ребенком, часто невольно видишь в нем того ребенка, которым он когда-то был. Мой брат превратился… – она умолкла в нерешительности, – в неудачного взрослого. Но он был милым ребенком – умным, хорошеньким. Мы росли вместе, и, когда он баловался, я старалась защищать его от наказаний, потому что наказания были жестокими. С возрастом его проказы становились все изощреннее, а я продолжала покрывать его и предотвращать последствия. Возможно, я перестаралась. Я осознаю свою ответственность. Где-то что-то пошло не так. Но, несмотря ни на что, я всегда видела в нем маленького мальчика, которым он когда-то был. Ведь, кроме друг друга, у нас никого не было. Он и был всей моей семьей. Как я могла бросить этого ребенка?
– И вы будете продолжать защищать его после смерти.
– После его смерти. После моей, боюсь, не так уж много я смогу сделать.
Эта короткая речь забрала у нее все силы.
– Может, хотя бы взглянете на то, что я нашел?
– Мистер Рильке, если вы преподнесете мне то, что откопали на чердаке, я позову сестру и попрошу ее выдворить вас из больницы, а потом позвоню вашему начальнику и прикажу снять вещи с аукциона.
– Хорошо, хорошо. – Я накрыл ее руку своей, осторожно, стараясь не дотрагиваться до синяков. – До завтрашнего вечера я все уничтожу.
Она слабо улыбнулась, опустилась на подушку и закрыла глаза. За окном силуэт Джона Нокса предостерегающе поднял руку.
Роза усердно старалась изобразить сочувствие. – Бедная женщина. Ты думаешь, это серьезно?
– Ей за восемьдесят. В таком возрасте чихнешь – уже серьезно.
Мы сидели в офисе. Роза окинула взглядом мой испорченный костюм, покачала головой и налила мне стакан вина.
– Грустно. Сестра и брат умирают друг за другом. Такое часто случается у супругов, правда? Один не может жить без другого. Старомодная преданность. А еще кто-то из родственников у нее есть?
– Насколько я знаю, нет. Никого.
– Бедняга. И все же она хочет, чтобы распродажа в субботу состоялась.
– Да, она настаивает.
Я обратил внимание на выражение лица Розы. Улыбка Джоконды, загадочная и озорная.
– Ты вообще о чем? – Она покачала головой и опустила глаза, будто не желая, чтобы я прочел ее мысли. – Говори, давай.
– А что, если мы придержим деньги?
– Роза, она ведь еще жива! Только что инструктировала меня в больнице.
– Я знаю, – обиженно произнесла Роза, – потому и сказала. Боже, если бы она была уже мертва – такое было бы грешно говорить. Тогда ты принял бы меня всерьез. – Она долила в мой стакан. – Но все же, если бы…
– Мы просто связались бы с ее банком и предоставили им право распоряжаться.
– Вечно ты со своей моралью. «Мы не можем делать это, это нехорошо…» Но ведь ты сам-то далеко не всегда блюдешь мораль, так?
– Может, и нет, но я ни разу не трахал полицейского, а ты?
Она изумленно открыла рот:
– И я нет. – Она рассмеялась. – Но это не за горами. Я просто стараюсь быть с ним повежливей. Нет, в самом деле, Рильке, что тут такого? Если бы она умерла, не имея ни одного родственника, все деньги пошли бы государству. И какой в этом смысл? У государства денег и так предостаточно. Пустая трата. Так что… – Она села на стол, положив ногу на ногу, покачивая туфлей, висящей на большом пальце. – Разве тебе не хочется хоть разок получить от сделки больше, чем положено? Я уже устала от постоянной нехватки денег. Хорошо быть бедным, когда ты молод, силен и вся жизнь у тебя впереди. Но вот совсем недавно я размышляла о том, как страшно быть бедным в старости.
– Не преувеличивай, Роза, не так уж это страшно.
– Разве? Покажи-ка мне свой пенсионный план. Ну? У тебя его нет, как и у меня. Что ты собираешься делать, когда порвешь с аукционным делом? Будешь слоняться, как призрак, по распродажам в надежде перепродать что-нибудь ненужное и выжать монетку? А когда тебе стукнет семьдесят? Восемьдесят? Нам с тобой представился шанс.
– Роза, ты собираешься ограбить старуху. Мы же не этим занимаемся. Мы хорошие ребята.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
– Распродажа должна состояться, – сказала она.
Я сказал тоном профессионала:
– Есть ли кто-то, кого вы хотели бы назначить ответственным за имущество на время вашей болезни? Могу я связаться с ним?
– Разве что позвать на помощь мертвецов. Нет, только я одна и осталась. – В ее хриплом шепоте появилась легкая ирония. – Пусть распродажа продолжается. Деньги должны переводиться на мой счет, как договорились.
– Обещаю, что все пройдет удачно. Аукцион начнется в субботу, как было объявлено.
Она еле заметно кивнула:
– Вы мне еще кое-что обещали. Сделали?
– Мы только сегодня разобрались с домом. Что касается чердака, я уничтожу все, что в нем есть, завтра, собственноручно.
Мисс Маккиндлесс пошевелилась под тонким одеялом. Она впервые за все время как-то оживилась.
– Мистер Рильке, мы же с вами договаривались. Чердак – это главная причина, по которой я наняла именно вас, а не большую компанию.
Мне захотелось вынуть фотографии, разложить их прямо на ее одеяле и спросить, являются ли они единственной причиной ее упорства, или меня ожидают другие сюрпризы. Моя правая рука потянулась к карману, и только состояние старухи удержало меня от этого жеста.
– Было бы затруднительно избавляться от содержимого чердака, в то время как в доме двигали и переносили вещи и мебель. Пришлось бы слишком многое объяснять.
Она снова закрыла глаза.
– Да, я понимаю. Но когда все будет сделано?
– К концу завтрашнего дня чердак будет пуст и все вещи уничтожены.
– Мистер Рильке. – Ее глаза раскрылись. – Я на вас очень надеюсь. Ради всего святого, не расстраивайте меня.
– Мисс Маккиндлесс. – Я все-таки не смог удержаться. – Там есть некоторые не очень приятные вещи…
– Не сомневаюсь. – Она даже не моргнула. – Их тоже надо уничтожить. Мой брат и сам бы это сделал перед смертью, но он был не в состоянии. Сами понимаете, в преклонном возрасте не успеешь оглянуться, и уже не способен взбираться по лестницам и разводить большие костры.
Я не унимался:
– Я осознаю, что могу нечаянно уничтожить что-то ценное. Но я подозреваю, что в знакомых вашего брата были люди с сомнительной моралью.
– Господин Рильке, – насмешливо перебила она, – мой брат всегда общался со странными людьми, и это позволяло ему самому избегать сомнительных поступков. Он умер три недели назад. Книга его жизни захлопнулась. Что бы Он ни творил – это в прошлом. И ничего уже не изменишь. К чему же беспокоиться о том, что вы уничтожите. Я старая женщина. Оставьте меня в покое.
– Вы очень снисходительны к вашему брату.
– У вас есть братья или сестры?
– Нет, я один в семье.
– Тогда вам, наверное, будет трудно меня понять. Когда знал кого-нибудь ребенком, часто невольно видишь в нем того ребенка, которым он когда-то был. Мой брат превратился… – она умолкла в нерешительности, – в неудачного взрослого. Но он был милым ребенком – умным, хорошеньким. Мы росли вместе, и, когда он баловался, я старалась защищать его от наказаний, потому что наказания были жестокими. С возрастом его проказы становились все изощреннее, а я продолжала покрывать его и предотвращать последствия. Возможно, я перестаралась. Я осознаю свою ответственность. Где-то что-то пошло не так. Но, несмотря ни на что, я всегда видела в нем маленького мальчика, которым он когда-то был. Ведь, кроме друг друга, у нас никого не было. Он и был всей моей семьей. Как я могла бросить этого ребенка?
– И вы будете продолжать защищать его после смерти.
– После его смерти. После моей, боюсь, не так уж много я смогу сделать.
Эта короткая речь забрала у нее все силы.
– Может, хотя бы взглянете на то, что я нашел?
– Мистер Рильке, если вы преподнесете мне то, что откопали на чердаке, я позову сестру и попрошу ее выдворить вас из больницы, а потом позвоню вашему начальнику и прикажу снять вещи с аукциона.
– Хорошо, хорошо. – Я накрыл ее руку своей, осторожно, стараясь не дотрагиваться до синяков. – До завтрашнего вечера я все уничтожу.
Она слабо улыбнулась, опустилась на подушку и закрыла глаза. За окном силуэт Джона Нокса предостерегающе поднял руку.
Роза усердно старалась изобразить сочувствие. – Бедная женщина. Ты думаешь, это серьезно?
– Ей за восемьдесят. В таком возрасте чихнешь – уже серьезно.
Мы сидели в офисе. Роза окинула взглядом мой испорченный костюм, покачала головой и налила мне стакан вина.
– Грустно. Сестра и брат умирают друг за другом. Такое часто случается у супругов, правда? Один не может жить без другого. Старомодная преданность. А еще кто-то из родственников у нее есть?
– Насколько я знаю, нет. Никого.
– Бедняга. И все же она хочет, чтобы распродажа в субботу состоялась.
– Да, она настаивает.
Я обратил внимание на выражение лица Розы. Улыбка Джоконды, загадочная и озорная.
– Ты вообще о чем? – Она покачала головой и опустила глаза, будто не желая, чтобы я прочел ее мысли. – Говори, давай.
– А что, если мы придержим деньги?
– Роза, она ведь еще жива! Только что инструктировала меня в больнице.
– Я знаю, – обиженно произнесла Роза, – потому и сказала. Боже, если бы она была уже мертва – такое было бы грешно говорить. Тогда ты принял бы меня всерьез. – Она долила в мой стакан. – Но все же, если бы…
– Мы просто связались бы с ее банком и предоставили им право распоряжаться.
– Вечно ты со своей моралью. «Мы не можем делать это, это нехорошо…» Но ведь ты сам-то далеко не всегда блюдешь мораль, так?
– Может, и нет, но я ни разу не трахал полицейского, а ты?
Она изумленно открыла рот:
– И я нет. – Она рассмеялась. – Но это не за горами. Я просто стараюсь быть с ним повежливей. Нет, в самом деле, Рильке, что тут такого? Если бы она умерла, не имея ни одного родственника, все деньги пошли бы государству. И какой в этом смысл? У государства денег и так предостаточно. Пустая трата. Так что… – Она села на стол, положив ногу на ногу, покачивая туфлей, висящей на большом пальце. – Разве тебе не хочется хоть разок получить от сделки больше, чем положено? Я уже устала от постоянной нехватки денег. Хорошо быть бедным, когда ты молод, силен и вся жизнь у тебя впереди. Но вот совсем недавно я размышляла о том, как страшно быть бедным в старости.
– Не преувеличивай, Роза, не так уж это страшно.
– Разве? Покажи-ка мне свой пенсионный план. Ну? У тебя его нет, как и у меня. Что ты собираешься делать, когда порвешь с аукционным делом? Будешь слоняться, как призрак, по распродажам в надежде перепродать что-нибудь ненужное и выжать монетку? А когда тебе стукнет семьдесят? Восемьдесят? Нам с тобой представился шанс.
– Роза, ты собираешься ограбить старуху. Мы же не этим занимаемся. Мы хорошие ребята.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64