Вокруг моста сгущались сумерки. Остатки света тонули в тенях, погружая в ночь всю обширную парковую зону. Я вспомнил детство, когда каждый закат над Клайдом из-за смога превращался в сплошное индустриальное зарево. На небесном фоне, словно корпус огромного перевернутого корабля, вырисовывалось здание «Аукционов Бауэри» – четырехэтажный дом из красного кирпича с черепичной крышей. В окнах третьего этажа горел свет. Там ждала меня Роза Бауэри.
Начался дождь, и вода застучала по дну шахты старого лифта. Я нажал на кнопку и услышал, как он спускается, звеня цепями. Заезженная решетка жалобно заскрипела, когда чья-то рука открыла ее изнутри.
Прекрасная пара – редкий баланс тучности и худобы; их общий вес, наверное, равняется весу двух обычных людей. Изможденные лица, засаленные воротнички и потрепанные костюмы, приобретенные на распродажах, красноречиво говорили о пьяных посиделках до поздней ночи, после которых сил хватает только на то, чтобы упасть на незастеленную кровать. Толстуха несла огромную папку, из которой вываливались бумаги. Худощавый держал бумаги в руках. Они обогнули меня, виновато опустив глаза. Я смотрел, как они удаляются: кто, интересно, им был нужен? Еще я подумал, что, застрянь я сейчас в лифте, Роза Бауэри скорее всего оставила бы меня между этажами, пока не появится новый объект для оценки. Лифт дрогнул и остановился, я толкнул решетчатую дверь, вышел и увидел Розу.
Если бы Мария Каллас и Палома Пикассо могли пожениться и родить дочь, она была бы похожа на Розу. Черные, зачесанные назад волосы, бледная кожа, ярко-красная помада. Она курит «Данхилл», пьет минимум одну бутылку красного каждый вечер, носит черное и ни разу не была замужем. Четыре века назад Розу сожгли бы на костре, как ведьму, и я скорее всего подбрасывал бы в него дров. Ее прозвали Хлыстом, и, казалось, ей это даже нравится. Джо Бауэри умер двадцать лет назад, и с тех пор мы работаем вместе. Ни с одной женщиной я не был так близок и никогда не хотел быть.
– Ну что, Рильке, рассказывай, почему мы должны теперь делать трехнедельную работу за одну неделю.
Я сел на краешек туалетного столика шестидесятых годов. Пальцы пробежались по черному ореховому дереву, местами прожженному сигаретами.
– Выбора не было, Роза, вещи отличные, мы неплохо заработаем. Вопрос стоял ребром – да или нет.
– И ты решил, что один можешь принимать такое решение?
– Да.
– Рильке, когда отец оставил мне в наследство свои аукционы, что это было? Огороженный забором рынок рухляди. А теперь? – Я приподнял бровь: невежливо прерывать литанию. – А теперь это лучший аукционный дом в Глазго, который скоро перестанет быть лучшим, если ты не прекратишь подобные выходки. Мы ведь не управимся с таким объемом за неделю.
– Подожди. Сначала посмотри на эти вещи собственными глазами. Мы справимся, Роза.
– «Мы справимся». При чем тут «мы»? Ты ведь самостоятельно принял это решение, все сделал по своему велению. А если я кое-что другое уже запланировала?
– Но ты ведь не запланировала.
– К твоему счастью. Но могла… Ты так и не повзрослел. Скорее регрессируешь с каждым годом. За этот срок сделать всю работу – нереально. Что, если у меня есть договоренность с кем-то еще? Всякий раз, когда я начинаю надеяться, что ты взялся за ум, что-то случается, и я направляюсь то в полицию, то в больницу. Порой я даже думаю, что детей у меня не было оттого, что с восемнадцати лет приходилось нянчиться с тобой. – Она отвернулась. – Господи, что за день сегодня идиотский!
– Детей у тебя нет потому, что ты удушила бы их на первой неделе жизни. Но если бы ты изменилась, мы с тобой могли бы их завести. Конечно, я в долгу перед тобой. Ты вечно вытаскиваешь меня из неприятных историй, а мне так ни разу и не пришлось даже подраться за тебя… или успокоить тебя в трудную минуту…
– А… – отмахнулась она. – Ты не подумал, что неплохо бы посоветоваться со мной?
– Просто я был вынужден сразу отвечать, «да» или «нет». И ты не представляешь, что там за вещи! Один бог знает, почему она выбрала именно нас, но радуйся, что так вышло. Это очень выгодная сделка, и нам стоит напрячься. Ты оглянись – ну что тут сейчас есть хорошего?
Комната казалась вымершей – так выглядят многие конторы после ухода служащих. Без суеты распродаж она походила на пустую раковину, на какую-то пародию офиса. Безобразная, слишком огромная для современных квартир дубовая мебель, тут же стоят ящики с салфетками и другими безделушками. Шесть больших комодов напоминают перевернутые на торец гробы.
– Боже мой, Роза, ты только взгляни на эти комоды! Неделю назад у «Салли Энн» на витрине висел плакат: «Купи комод и получи второй в подарок!»
– Наши продажи идут удачнее.
– И в «Вулворте» продажи удачнее. Роза, это все очень грустно. Уродливая мебель для работников министерства соцобеспечения. И так неделя за неделей, месяц за месяцем. А вещи Маккиндлесса хорошие – лучшие! Я видел, а ты нет. Мы справимся, если перестанем спорить и начнем сейчас же.
Пока я говорил, Роза уже достала сигареты и рылась в сумке, ища зажигалку. Я наблюдал за ней, а в сумке мелькали косметичка, черные колготки, упаковка тампонов, пачка неоплаченных счетов и какая-то потрепанная книжка. Заметив мой интерес, Роза ответила мне быстрым, колким взглядом. Я вынул коробок спичек и дал ей прикурить.
– Спасибо, – не очень искренне сказала она.
– Я видел, как выходили твои посетители. Роза медленно затянулась и покачала головой:
– В детстве я думала, что все шерифы выглядят как Алан Лэдд.
– Что, какая-то проблема?
– Как всегда. У нас большой оборот, а прибыль остается прежней. И цены, между прочим, растут. Я попросила их подождать, пока найду последние квартальные расценки. Они сказали, «никаких поблажек не будет».
– Как раз теперь можно будет решить эту проблему, – сказал я, а Роза глубоко вздохнула и с трудом улыбнулась. Я знал ее достаточно хорошо, понял, как она расстроена, и оценил эту улыбку.
– Ладно, – сказала она, – может, выпьем чего-нибудь, пока будешь рассказывать?
– Я думал, ты собиралась бросить пить днем?
– День был трудный, к тому же уже шестой час. – Она прошла в соседнюю комнату и вернулась с бутылкой, где уже не хватало парочки стаканов. – Тебе же разрешается один бокальчик за рулем?
Она протерла бокал концом юбки и протянула мне.
– Роза, ты что – взяла его из этих ящиков? – Я кивнул на коробки с хламом под столом.
– Да они чистые. Господи, я помню время, когда тебе было плевать, из чего пить, лишь бы было что. Пей давай и рассказывай.
Так я и сделал. Довольный свалившимся на меня кладом, я положил его к ее ногам, не задумываясь, куда все это нас заведет.
2. Скажи «сыр»
Алеют слишком эти розы,
И эти хмели так черны
О дорогая, мне угрозы
В твоих движениях видны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64