Так и случилось. Когда подошли к землянке со стороны ее оконца из единственного стеклышка, вокруг никого не оказалось. А в лесу, где-то уже за белым флагом, гремело русское «ура!» И в этом победном крике громче всех выделялся голос Мергена.
Поняв, что проиграл, что рухнули все его надежды, Бадма вдруг упал на колени перед первым стоявшим рядом немцем. Тот замахнулся на него автоматом с такой силой, что насквозь проломил бы голову, если бы ефрейтор не отвел его руку. Этот ефрейтор ткнул Бадму автоматом в бок и махнул рукой: вперед, мол, веди.
* * *
Поняв, что землянку окружают, Мерген половину бойцов послал запрягать и выводить лошадей из-под обстрела, одного отослал в штаб с донесением, а остальным приказал занять оборону между деревьями. Белый флаг, поднятый его земляком, мельтешил, как бельмо на глазу. Воспользовавшись моментом, когда бойцы дружным огнем остановили подбиравшихся к землянке гитлеровцев, Мерген подбежал к дубу и со злостью сорвал белый лоскут. И тут ему пришла мысль забраться на дерево и оттуда вести огонь. Ухватившись за нижнюю ветвь, он подтянулся и быстро, как в детстве, вскарабкался на дуб. Поднявшись над землей метра на четыре, Мерген увидел за густым кустарником поляну, на которой выстроился взвод одетых в маскхалаты немцев. Перед ним стоял командир и четко размахивал кулаком, словно рубил воздух, видно, давал установку. Вот из строя выскочили четверо и с автоматами наперевес бросились вправо. Еще несколько взмахов командирской руки – и пятеро побежали налево…
Мерген укрепился за веткой, которая скрывала его от глаз тех, кто был на поляне. Устроил винтовку на толстом сучке и, не спеша прицелившись, выстрелил. Поднятая в этот момент рука фашистского офицера вычертила какой-то замысловатый вензель, и он рухнул в траву. Из строя выбежали двое и потащили убитого в глубь леса. А остальные тут же разбежались по кустам и подняли огонь из автоматов и винтовок.
«Пусть бесятся», – подумал Мерген и, быстро спустившись с дерева, устроился за березой, рядом с Ризаматом, который время от времени постреливал в ту сторону, откуда теперь доносилась беспорядочная стрельба немцев. Мерген шепнул бойцу, чтобы, как только услышит его троекратный свист, ползком отходил в сторону ручья, который течет отсюда в расположение роты. Перебравшись к другому бойцу, он повторил то же самое. И когда оповестил всех пятерых, тут же свистнул, как условились. Он видел, как по овражку, извивавшемуся между деревьями и кустами, поползли его товарищи. А сам остался прикрывать их отход.
Но немцы, сбитые с толку смертью командира, больше не наступали: можно было отходить и самому Мергену. Но тут он услышал еле уловимый шорох за спиной. Оглянувшись, он увидел двух немецких автоматчиков, кравшихся к землянке. Один из них уже взялся было за дверь, чтобы открыть ее, а другой приготовился швырнуть в землянку гранату. В этот момент раздались подряд два выстрела. Гитлеровцы уткнулись головами в дверь, загородив своими трупами вход.
Из оврага Мергену посвистывали. Кто-то из бойцов звал его. Да он и сам понимал, что пора уходить. Но когда он собрался перескочить к овражку, из-за землянки появилось еще несколько немцев. Они стреляли на ходу во все стороны. А один, видимо на всякий случай, бросил гранату, которая взорвалась в каких-нибудь трех шагах от Мергена, прильнувшего за деревом к земле. Когда рассеялся дым после взрыва. Мерген увидел возле землянки Бадму, за которым с автоматами наизготовку стояли три гитлеровца. Бадма беспомощно разводил руками, словно в чем-то оправдывался перед фашистами.
Мергену показалось, что в этот момент лютой злобой наполнились даже его пальцы, цепко сжавшие винтовку. Больше не было Бадмы, одноклассника, однохотонца. Был предатель, враг, фашист. Вся ярость Мергена в этот миг, казалось, перешла в винтовку, в кусочек свинца, который понесет возмездие изменнику. Но как ни проворен был сын охотника, он не успел поймать на мушку своего нового врага. Тот нагнулся и стал оттаскивать от дверей землянки трупы убитых. Мерген мог его убить, если не одним, то двумя выстрелами. Но, скорее всего, он его только ранил бы в спину, в зад. А он считал, что этого гада надо не просто убить, а расстрелять, как перед строем, привести в исполнение приговор, который Родина уже, конечно же, вынесла ему. Однако такого момента больше не было. Бадма опустился на корточки, видно, прятался от шальных пуль, и раскрыл дверь. Немец дулом автомата втолкнул его в землянку. Из-за землянки выскочили еще немцы и, стреляя из автоматов, стали прочесывать лес. Один из них шел прямо на Мергена, и тому ничего не оставалось, как уползти незаметно в овраг. Выстрел из винтовки мог обнаружить не только его самого, но и ожидавших его отхода товарищей. Мерген пробирался по овражку и уже чувствовал близость товарищей, но видел перед глазами только Бадму, угодливо открывающего врагам дверь землянки. Догнав красноармейцев, сидевших тесной кучкой в овраге между кустами ольхи, Мерген как-то сразу всех их обнял и замолк.
– Что случилось? – спросил один из бойцов. – На тебе лица нет. Погиб твой земляк?
Мерген молча смотрел то на одного, то на другого. Эти пятеро бойцов казались ему сейчас самыми дорогими людьми на свете, земляками, однохотонцами, братьями. Ему даже казалось, что вот с тем белолицым окающим вологодцем он еще в детстве не раз отражал налеты буйной ватаги Бадмы. А с Ризаматом рыбачил на озерах. И всех их он знает давным-давно, на каждого надеется, как на самого себя.
И сколько потом ни возвращался Мерген к мыслям о Бадме, все больше убеждался, что тот всегда был для него чужаком…
Увидев, что Бадма привел их к пустой землянке, немцы пришли в ярость. Сам командир захлопнул за Бадмой дверь землянки и, разбив оконце, бросил внутрь гранату. Спасся Бадма только потому, что залез за глиняную печурку. Ни один осколок не задел его в этом укрытии. А когда шаги немцев удалились, он выбрался из землянки и нырнул в лес, как в воду…
Теперь Бадма прятался и от тех и от других. Для своих он дезертир. А для оккупантов ничтожество, над которым те могут потешаться, как захотят.
Двое суток пробирался он по лесным чащобам, не зная, на какой стороне фронта находится. Наконец наткнулся на старика, несшего из леса хворост. Старик объяснил, что это сторона, занятая гитлеровцами, и, поверив, что красноармеец просто-напросто отбился от своей части, снабдил его едой и рассказал, как ему пробраться к своим. Бадма еду взял, а пошел в противоположную сторону. В одном селе он переоделся в гражданское, достал карту европейской части СССР и по оккупированной территории стал пробираться в Калмыкию. Он шел по безлюдным местам. Но если попадался на глаза немцам или их прислужникам, выдавал себя за человека, много натерпевшегося от Советской власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49