Или вы здесь не впервой? – спросил он, улыбаясь.
– Мы никогда здесь не бывали! – послышался голос.
– В этот дом заходили только дети богачей, которые по пути в хурул делали здесь остановку и получали благословение зайсанга. А нас, бедняков, близко сюда не подпускали! – закричала Шиндя с места.
Сидевший рядом с нею муж толкнул ее, чтобы молчала.
Нимя Эрдниев заговорил ровным, спокойным голосом:
– Сегодня на заседании вашего сельсовета разбиралось заявление чабана Манджи. Это заявление прислал с нарочным владелец этого дома Цедя.
Все присутствующие с удивлением посмотрели на чабана Манджи. Как он мог написать заявление, если он совсем неграмотный. Цедя густо покраснел и заерзал на стуле. Жена его, глянув на мужа, приложила четки ко лбу.
– Батрак Бадаш чуть не загнал коня – так спешил, потому что на конверте были нарисованы три креста, что когда-то означало «аллюр три креста», или «скакать во весь дух!». Еще на конверте было написано: «Приставу Манычского улуса Черноярского уезда Астраханской губернии». Такого адреса нет давно. Как и нет таких должностей, как «пристав», «губернатор», еще с 1917-го года, когда в России победила социалистическая революция. Вы, Цедя, об этом прекрасно знаете. Но сфабриковали этот адрес для пущей убедительности, чтобы мы поверили, что писали это люди неграмотные.
Цедя побелел и опустил глаза.
– Прошло уже много лет, как установилась Советская власть, а веши батраки до сих пор толком не знают, что это такое. Нам придется снова объяснять, что Советская власть – это власть трудящихся, то есть рабочих и крестьян, бедняков и батраков. Обидно, что здесь до сих пор не знают об этом. В этом мы видим слабую работу среди вас сельсовета, его бывшего председателя, а также батрачкома.
Эрдниев изложил содержание заявления чабана Манджи, где охотник Хара Бурулов обвинялся в систематическом воровстве овец из стада Цеди. В заявлении приводился пример с воровством «священной» овцы. В заключение автор заявления просил немедленно выселить Хару Бурулова в такое место, где нечего воровать. Председатель поднял над головой синий конверт и белый лист самого заявления и спросил:
– Чабан Манджи! Вы писали это заявление?
– Нет, нет, что вы! Я ни одной буквы не знаю, – отмахнулся Манджи, как от наваждения.
– А тавро Бага-Чоносовского аймака вы ставили?
– Ой, пусть меня ударит гром, лягнет облезлый верблюд, если это я! Да мне никто даже не показывал эту бумагу! – разводя заскорузлыми руками, говорил Манджи.
– А вы, Цедя, разве не показывали это заявление Манджи и не предупреждали, что оно написано от его имени? – строго спросил председатель у хозяина дома.
– Всем известно, что Манджи неграмотный. Поэтому заявление от его имени я не стал ему показывать. Все равно он не мог бы прочитать, – прикидываясь простачком, отвечал Цедя, – Вместо него тавро поставил Бадаш.
– Бадаш, вы ставили это тавру?
– Я тоже человек неграмотный, как и Манджи. Зайсанг Цедя приказал мне подписать эту бумагу вместо Манджи. А раз я расписаться не умею, так я и намалевал тавро Бага-Чоноса. Больше я не умею ничего рисовать, а это тавро знаю, – ответил Бадаш.
Супруга Цеди, видя, как растерялся муж, время от времени толкала его в бок, то ли подбадривая, то ли упрекая.
Теперь председатель обратился к жене чабана:
– Шиндя, ваш муж говорил вам, что он подает заявление на Хару Бурулова? – Что вы! Что вы! Он никогда не жалуется. Даже когда Цедя избивал его до смерти и люди советовали идти жаловаться, он никуда не пошел. Постонал неделю, покряхтел и опять – на работу. Это самый безъязыкий батрак Цеди. На таких можно воду возить и в одно место ездить… – уже зло закончила Шиндя и с упреком посмотрела на потупившегося мужа.
– Получив приказ Цеди спустить всех злых собак с цепей, когда придет Хара Бурулов, ваш муж действительно это сделал?
– Конечно, он обязательно и всегда исполнял приказ хозяина. Слово зайсанга для него все равно, что повеление неба! – ответила Шиндя.
– Все понятно, только зайсангов сейчас нет. А теперь вы, Хара Бурулов, расскажите подробно, почему и как вы украли у Цеди овцу и подкинули ему собаку в мешке.
Хара поднялся с места, прокашлялся, осмотрелся кругом и заговорил:
– Слово «украл» не подходит ко мне, – отрицательно покачал он головой, словно сам себя оспаривая, и выдавил – Да нет же, не подходит. В жизни я ничего не воровал. Об этом скажут все, даже сам Цедя. Я охотник. Живу своим трудом. Чужого мне не надо! Я сыт, одет, ни в чем не нуждаюсь. Зачем воровать мне? А про овцу – другое дело… Это честный спор.
– Интересно, что ж это за спор? – придвинулся председатель.
– Однажды зашел разговор о злых собаках зайсанга. А были мы выпивши, в приподнятом настроении. Ну я и бухнул: «Пусть я буду пьяным или трезвым, но самая злая собака Цеди не посмеет меня тронуть, если я этого захочу. Унесу из-под носа овцу, и ни одна не тявкнет!» Верно, я так тогда сказал. А кто-то донес Цеде. Ну он и вызвал меня. «Правда, что на тебя не лают даже самые злые собаки? – спросил он и стал насмехаться. – Если это так, тогда приходи ночью в отару Манджи и забери любую овцу. Утром посмотрим, какой ты будешь!» И он так расхохотался, будто меня его собаки уже загрызли. И мы поспорили на овцу. При этом споре были Бадаш и Муула. Когда вышли из дома Цеди, Бадаш и Муула стали меня отговаривать от этой затеи, но только еще больше раззадорили. Пусть скажут, так оно было или нет.
– Да, было так. Мы и правда испугались за него, – подтвердили Бадаш и Муула, сидевшие на диване.
– Чабан Манджи, это правда, что вас избил Цедя, подозревая в том, что вы выдали Харе его овцу? – спросил председатель. – Почему вы не пожаловались тогда председателю сельсовета? Нам стало известно, что у вас были телесные повреждения, но вы молчали!
– Да, из-за этой проклятой овцы мне досталось. А пуще всего из-за собаки… – ответил Манджи, почесывая плечо. – Но уже заживает.
– Ну а вы, товарищ Ишля, как председатель батрачкома, почему молчали до сих пор?
Ишля виновато развел руками:
– По правде говоря, я слышу об этом впервые. Никто мне не жаловался. И я не знал об отношениях между Цедей и его батраком. Вообще-то нам было известно, что Цедя человек с очень крутым характером и что он держит своих батраков в ежовых рукавицах.
– А вот нам известно, что он действует не только своим твердым характером, но и еще более твердой железной тростью, – заметил председатель уисполкома.
Батрачком виновато покряхтел и продолжал:
– Мы полагали, что Цедя, как человек почтенного возраста, понимает, что времена изменились, и он по-другому станет относиться к батракам. Здесь моя вина, долго терпел… – и он сурово посмотрел на Цедю. – Завтра же приходите ко мне. Манджи, Муула и все остальные батраки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
– Мы никогда здесь не бывали! – послышался голос.
– В этот дом заходили только дети богачей, которые по пути в хурул делали здесь остановку и получали благословение зайсанга. А нас, бедняков, близко сюда не подпускали! – закричала Шиндя с места.
Сидевший рядом с нею муж толкнул ее, чтобы молчала.
Нимя Эрдниев заговорил ровным, спокойным голосом:
– Сегодня на заседании вашего сельсовета разбиралось заявление чабана Манджи. Это заявление прислал с нарочным владелец этого дома Цедя.
Все присутствующие с удивлением посмотрели на чабана Манджи. Как он мог написать заявление, если он совсем неграмотный. Цедя густо покраснел и заерзал на стуле. Жена его, глянув на мужа, приложила четки ко лбу.
– Батрак Бадаш чуть не загнал коня – так спешил, потому что на конверте были нарисованы три креста, что когда-то означало «аллюр три креста», или «скакать во весь дух!». Еще на конверте было написано: «Приставу Манычского улуса Черноярского уезда Астраханской губернии». Такого адреса нет давно. Как и нет таких должностей, как «пристав», «губернатор», еще с 1917-го года, когда в России победила социалистическая революция. Вы, Цедя, об этом прекрасно знаете. Но сфабриковали этот адрес для пущей убедительности, чтобы мы поверили, что писали это люди неграмотные.
Цедя побелел и опустил глаза.
– Прошло уже много лет, как установилась Советская власть, а веши батраки до сих пор толком не знают, что это такое. Нам придется снова объяснять, что Советская власть – это власть трудящихся, то есть рабочих и крестьян, бедняков и батраков. Обидно, что здесь до сих пор не знают об этом. В этом мы видим слабую работу среди вас сельсовета, его бывшего председателя, а также батрачкома.
Эрдниев изложил содержание заявления чабана Манджи, где охотник Хара Бурулов обвинялся в систематическом воровстве овец из стада Цеди. В заявлении приводился пример с воровством «священной» овцы. В заключение автор заявления просил немедленно выселить Хару Бурулова в такое место, где нечего воровать. Председатель поднял над головой синий конверт и белый лист самого заявления и спросил:
– Чабан Манджи! Вы писали это заявление?
– Нет, нет, что вы! Я ни одной буквы не знаю, – отмахнулся Манджи, как от наваждения.
– А тавро Бага-Чоносовского аймака вы ставили?
– Ой, пусть меня ударит гром, лягнет облезлый верблюд, если это я! Да мне никто даже не показывал эту бумагу! – разводя заскорузлыми руками, говорил Манджи.
– А вы, Цедя, разве не показывали это заявление Манджи и не предупреждали, что оно написано от его имени? – строго спросил председатель у хозяина дома.
– Всем известно, что Манджи неграмотный. Поэтому заявление от его имени я не стал ему показывать. Все равно он не мог бы прочитать, – прикидываясь простачком, отвечал Цедя, – Вместо него тавро поставил Бадаш.
– Бадаш, вы ставили это тавру?
– Я тоже человек неграмотный, как и Манджи. Зайсанг Цедя приказал мне подписать эту бумагу вместо Манджи. А раз я расписаться не умею, так я и намалевал тавро Бага-Чоноса. Больше я не умею ничего рисовать, а это тавро знаю, – ответил Бадаш.
Супруга Цеди, видя, как растерялся муж, время от времени толкала его в бок, то ли подбадривая, то ли упрекая.
Теперь председатель обратился к жене чабана:
– Шиндя, ваш муж говорил вам, что он подает заявление на Хару Бурулова? – Что вы! Что вы! Он никогда не жалуется. Даже когда Цедя избивал его до смерти и люди советовали идти жаловаться, он никуда не пошел. Постонал неделю, покряхтел и опять – на работу. Это самый безъязыкий батрак Цеди. На таких можно воду возить и в одно место ездить… – уже зло закончила Шиндя и с упреком посмотрела на потупившегося мужа.
– Получив приказ Цеди спустить всех злых собак с цепей, когда придет Хара Бурулов, ваш муж действительно это сделал?
– Конечно, он обязательно и всегда исполнял приказ хозяина. Слово зайсанга для него все равно, что повеление неба! – ответила Шиндя.
– Все понятно, только зайсангов сейчас нет. А теперь вы, Хара Бурулов, расскажите подробно, почему и как вы украли у Цеди овцу и подкинули ему собаку в мешке.
Хара поднялся с места, прокашлялся, осмотрелся кругом и заговорил:
– Слово «украл» не подходит ко мне, – отрицательно покачал он головой, словно сам себя оспаривая, и выдавил – Да нет же, не подходит. В жизни я ничего не воровал. Об этом скажут все, даже сам Цедя. Я охотник. Живу своим трудом. Чужого мне не надо! Я сыт, одет, ни в чем не нуждаюсь. Зачем воровать мне? А про овцу – другое дело… Это честный спор.
– Интересно, что ж это за спор? – придвинулся председатель.
– Однажды зашел разговор о злых собаках зайсанга. А были мы выпивши, в приподнятом настроении. Ну я и бухнул: «Пусть я буду пьяным или трезвым, но самая злая собака Цеди не посмеет меня тронуть, если я этого захочу. Унесу из-под носа овцу, и ни одна не тявкнет!» Верно, я так тогда сказал. А кто-то донес Цеде. Ну он и вызвал меня. «Правда, что на тебя не лают даже самые злые собаки? – спросил он и стал насмехаться. – Если это так, тогда приходи ночью в отару Манджи и забери любую овцу. Утром посмотрим, какой ты будешь!» И он так расхохотался, будто меня его собаки уже загрызли. И мы поспорили на овцу. При этом споре были Бадаш и Муула. Когда вышли из дома Цеди, Бадаш и Муула стали меня отговаривать от этой затеи, но только еще больше раззадорили. Пусть скажут, так оно было или нет.
– Да, было так. Мы и правда испугались за него, – подтвердили Бадаш и Муула, сидевшие на диване.
– Чабан Манджи, это правда, что вас избил Цедя, подозревая в том, что вы выдали Харе его овцу? – спросил председатель. – Почему вы не пожаловались тогда председателю сельсовета? Нам стало известно, что у вас были телесные повреждения, но вы молчали!
– Да, из-за этой проклятой овцы мне досталось. А пуще всего из-за собаки… – ответил Манджи, почесывая плечо. – Но уже заживает.
– Ну а вы, товарищ Ишля, как председатель батрачкома, почему молчали до сих пор?
Ишля виновато развел руками:
– По правде говоря, я слышу об этом впервые. Никто мне не жаловался. И я не знал об отношениях между Цедей и его батраком. Вообще-то нам было известно, что Цедя человек с очень крутым характером и что он держит своих батраков в ежовых рукавицах.
– А вот нам известно, что он действует не только своим твердым характером, но и еще более твердой железной тростью, – заметил председатель уисполкома.
Батрачком виновато покряхтел и продолжал:
– Мы полагали, что Цедя, как человек почтенного возраста, понимает, что времена изменились, и он по-другому станет относиться к батракам. Здесь моя вина, долго терпел… – и он сурово посмотрел на Цедю. – Завтра же приходите ко мне. Манджи, Муула и все остальные батраки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49