А потом она лежит, устроившись поуютней, рядом со мной, и ее волосы щекочут мне лицо. Я слегка ее поглаживаю, запоминая ее тело. Хочу, чтобы она растаяла и впиталась в меня, как масло в тост. Хочу вобрать ее и прожить всю оставшуюся жизнь с нею под кожей.
Хочу.
Я лежу, не шевелясь, наслаждаясь ощущением близости ее тела. И боюсь лишний раз вдохнуть, чтобы не разрушить волшебство.
ГЛАВА 21
Вдруг Марлена начинает ворочаться. Потом садится на постели и хватает с прикроватного столика мои часы.
– О боже! – уронив часы, она свешивает ноги с кровати.
– Что такое? В чем дело?
– Уже полдень. Пора возвращаться.
Она стрелой мчится в ванную и запирает за собой дверь. Миг спустя слышится звук спускаемой воды. Она тут же выскакивает обратно и принимается спешно сгребать разбросанную по полу одежду.
– Марлена, постой! – говорю я, поднимаясь с постели.
– Не могу. Мне нужно выступать, – отвечает она, натягивая чулки.
Я подхожу к ней сзади и беру за плечи.
– Марлена… Пожалуйста.
Она замирает и медленно поворачивается ко мне, упираясь взглядом сперва в мою грудь, а потом в пол.
Я долго не отвожу от нее глаз, чувствуя, что не в силах вымолвить ни слова.
– Прошлой ночью ты сказала: «Ты нужен мне, Якоб». Я не слышал от тебя слова «люблю», так что могу говорить только за себя, – я сглатываю и моргаю, глядя на ее пробор. – Я люблю тебя, Марлена. Люблю всем сердцем и душой и хочу, чтобы мы были вместе.
Она продолжает смотреть в пол.
– Марлена!
Наконец она поднимает голову. В глазах у нее слезы.
– Я тебя тоже люблю, – шепчет она. – Кажется, влюбилась в тот самый миг, когда увидела. Но разве ты не понимаешь? Я замужем за Августом.
– Это дело поправимое.
– Но…
– Никаких «но». Я хочу, чтобы мы были вместе. Если ты тоже, то уж способ мы найдем.
Она долго молчит.
– Хочу, больше всего на свете, – раздается наконец ответ.
Я обхватываю обеими руками ее лицо и целую.
– Тогда нам придется уйти из цирка, – говорю я, вытирая ей большими пальцами слезы.
Всхлипнув, она кивает.
– Но не раньше Провиденса.
– А почему?
– Там нас будет ждать сын Верблюда. Заберет его домой.
– А разве Уолтер не сможет за ним присмотреть?
Я закрываю глаза и прислоняюсь к ней лбом.
– Все не так просто.
– А в чем дело?
– Вчера меня вызывал Дядюшка Эл. Заставлял убедить тебя вернуться к Августу. И даже угрожал.
– Само собой. Это же Дядюшка Эл.
– Да нет, он угрожал сбросить с поезда Уолтера и Верблюда.
– Ну, это все пустые разговоры. Не обращай внимания. Он в жизни никого не сбрасывал.
– Кто тебе такое сказал? Август? Дядюшка Эл?
Она ошарашено поднимает на меня глаза.
– Помнишь, в Давенпорте к нам нагрянуло железнодорожное начальство? – продолжаю я. – Так вот, той ночью в Передовом отряде недосчитались шести рабочих.
– Я думала, это просто кто-то хотел вставить палки в колеса Дядюшке Элу.
– Нет, они приходили потому, что с нашего поезда сбросили с полдюжины человек. Среди которых должен был быть и Верблюд.
Потаращившись на меня еще немного, она прячет лицо в ладони.
– Боже мой. Боже мой. Ну я и дура.
– Что ты! Вовсе не дура. Просто разве можно вообразить себе такое зло? – говорю я, заключая ее в объятия.
Она прижимается лицом к моей груди.
– Ох, Якоб… что же нам делать?
– Не знаю, – отвечаю я, гладя ее по голове. – Что-нибудь придумаем. Но пока нам нужно вести себя очень, очень осторожно.
Обратно мы возвращаемся порознь и тайком. Когда до ярмарочной площади остается около квартала, я отдаю Марлене чемодан и смотрю, как она пересекает площадь и исчезает в костюмерном шатре. Поболтавшись неподалеку еще некоторое время: на случай, если там окажется Август, и убедившись, что все в порядке, я возвращаюсь в вагон для лошадей.
– А вот и наш герой-любовник, – встречает меня Уолтер. Он как раз придвигает к стене сундуки, пряча Верблюда. Старик лежит, закрыв глаза и открыв рот, и храпит. Должно быть, Уолтер его снова напоил.
– Брось, Уолтер, больше не нужно, – говорю я.
Он выпрямляется.
– Не нужно – что?
– Прятать Верблюда.
– Да о чем это ты, черт возьми? – набрасывается на меня он.
Я опускаюсь на свою постель. Ко мне тут же подскакивает, виляя хвостом, Дамка. Я чешу ее за ушами, а она обнюхивает меня с ног до головы.
– Якоб, в чем дело?
Когда я рассказываю ему обо всем, выражение потрясения на его лице сменяется неприкрытым страхам и недоверием.
– Ну ты и сволочь, – говорит он, когда я умолкаю.
– Уолтер, прошу тебя…
– Итак, ты собираешься слинять в Провиденсе. Премного тебе признателен, что ты согласен ждать так долго.
– Это из-за Верблю…
– Понятное дело, что из-за Верблюда, – кричит он и ударяет себя кулаком в грудь. – А обо мне ты подумал?
Я открываю рот, но не могу вымолвить ни слова.
– Ну да, чего ж от тебя еще ожидать, – саркастически завершает он.
– А давай с нами! – выпаливаю я.
– О да, очень мило. Лишь мы втроем, никого лишнего. Но даже если и так, то куда нам прикажешь податься?
– Справимся в «Биллборде», где есть работа.
– Да нигде! Цирки прогорают по всей этой проклятой стране! Люди голодают. Голодают! И это в Соединенных Штатах Америки!
– Ну, что-нибудь где-нибудь да найдем.
– Черта с два, – качает головой он. – Ох, Якоб. Надеюсь, она того стоит – больше мне и сказать-то нечего.
Я ухожу в зверинец, постоянно поглядывая по сторонам, не попадется ли где Август. Его там нет, но среди рабочих зверинца растет напряжение.
Днем меня вновь вызывают к Дядюшке Элу.
– Садись! – говорит он, едва я вхожу, и указывает на стул напротив себя.
Я сажусь.
Он откидывается в кресле, крутя ус, и прищуривается.
– Ну что, есть чем похвастаться?
– Пока нет. Но думаю, что она согласится.
Глаза у него расширяются, и он даже перестает крутить ус.
– Что, правда?
– Не сразу, конечно. Пока она сердится.
– Конечно-конечно, – с горящими глазами наклоняется ко мне он. – Но ты правда думаешь?… – он не заканчивает вопроса, однако в голосе явно слышится надежда.
Я глубоко вздыхаю и откидываюсь на спинку стула, закинув ногу на ногу.
– Если двоим назначено быть вместе, они будут вместе. От судьбы не уйдешь.
Дядюшка Эл пристально смотрит мне прямо в глаза, а на губах у него намечается улыбка. Подняв руку, он щелкает пальцами.
– Бренди для Якоба! – приказывает он. – И для меня тоже.
Миг спустя у нас в руках оказывается по большому бокалу.
– А скажи мне тогда, как долго, по-твоему… – начинает он, обмахиваясь рукой.
– По-моему, ей хочется показать характер.
– Конечно-конечно, – подается вперед он, сверкая глазами. – Конечно. Я все понимаю.
– Кроме того, ей важно чувствовать, что мы на ее, а не на его стороне. Вы же знаете женщин. Вот покажется ей, что мы не сочувствуем – и будет только хуже.
– Конечно, – отвечает он, одновременно кивая и покачивая головой, так, что она почти описывает круг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83