– Ты не имеешь права! Это не конец! Слышишь? Ты моя жена, Марлена! Пока смерть не разлучит нас, помнишь? – поднявшись на ноги, он покрепче сжимает кулаки и снова кричит: – Пока смерть не разлучит нас!
Марлена, не останавливаясь, сует чемодан мне. Я разворачиваюсь и шагаю следом, не отводя глаз от ее тонкой талии, парящей над бурой травой. Лишь дойдя до края площади, она снижает скорость настолько, что мне удается ее нагнать.
– Чем могу служить? – спрашивает портье, поднимая на нас глаза, едва колокольчик над входом в гостиницу возвещает о нашем приходе. Выражение участливого радушия на его лице тут же сменяется сперва тревогой, а потом и пренебрежением.
Все это мы уже наблюдали на лицах буквально каждого встречного. Сидящая на скамейке у парадного входа пара средних лет бессовестно глазеет на нас с разинутыми ртами.
Да и мы тоже – хороша парочка. Фингал у Марлены под глазом обрел выразительный голубой цвет, но хотя бы форма лица не изменилась. На моем же лице, распухшем и разбитом всмятку, кровоподтеки перемежаются с кровоточащими ранами.
– Мне нужна комната, – говорит Марлена.
Портье смотрит на нее с нескрываемым отвращением.
– Комнат нет, – поправив пальцем очки, он возвращается к своему гроссбуху.
Я ставлю чемодан и подхожу поближе.
– А снаружи написано, что есть.
Он надменно поджимает губы.
– Это ошибка.
Марлена трогает меня за локоть:
– Пойдем, Якоб.
– Нет уж, не «пойдем», – отвечаю я и вновь поворачиваюсь к портье. – Леди нужна комната, и они у вас есть.
Он подозрительно косится на ее левую руку и поднимает бровь:
– Мы не сдаем комнаты неженатым парам.
– Я там жить не собираюсь, только она.
– Угу, – мычит портье.
– Эй, поосторожней, приятель! – говорю я. – Мне не нравится то, что вы подумали.
– Пойдем, Якоб, – повторяет Марлена. Она бледнеет еще сильнее и уже совсем не поднимает глаз.
– Ничего я не подумал, – отвечает портье.
– Якоб, ну пожалуйста, – не унимается Марлена. – Пойдем куда-нибудь еще.
Я в последний раз бросаю на портье уничтожающий взгляд, дающий понять, что, если б не Марлена, я сделал бы из него котлету, и подхватываю чемодан. Марлена направляется прямо к двери.
– Эй, а я знаю, кто вы! – говорит сидящая на скамейке женщина. – Вы девушка с афиши! Да, точно. – Она поворачивается к своему спутнику. – Норберт, это девушка с афиши! Верно? Мисс, вы ведь звезда цирка, правда?
Марлена распахивает дверь, поправляет шляпку и выходит. Я следую за ней.
– Постойте! – окликает нас портье. – Я полагаю, мы сможем для вас…
Но я уже захлопываю за собой дверь.
В гостинице через три дома обходится без подобных инцидентов, но портье мне снова не нравится. Ему просто не терпится узнать, что случилось. Он буквально раздевает нас блестящими, любопытными, бесстыжими глазами. Я догадываюсь, что пришло бы ему в голову, будь Марленин фингал единственной нашей травмой, но поскольку я избит куда сильнее, все не так очевидно.
– Номер 2Б, – говорит он, покачивая ключом и продолжая поедать нас глазами. – Вверх по лестнице, в самом конце коридора.
Я поднимаюсь на второй этаж вслед за Марленой, не отводя взгляда от ее точеных ножек.
Повозившись некоторое время с ключом, она отходит в сторону, оставив ключ в замке.
– Не получается. Может, ты попробуешь?
Я верчу ключом в замочной скважине, и наконец засов отодвигается. Толкнув дверь, пропускаю Марлену внутрь. Она бросает шляпку на кровать и подходит к открытому окну. Порыв ветра раскачивает занавеску, то втягивая ее в комнату, то выдувая обратно, за оконную раму.
Номер простенький, но неплохой. Обои в цветочек, занавески, ворсистое покрывало на постели. Дверь в ванную комнату открыта. Сама ванная просторная, и даже лохань в ней на ножках в форме львиных лап.
Я ставлю чемодан на пол и неловко замираю в углу. Марлена стоит ко мне спиной. На шее у нее – там, где была застежка колье, – краснеет порез.
– Может, нужно что-нибудь еще? – спрашиваю я, крутя в руках шляпу.
– Нет, спасибо, – отвечает она.
Еще некоторое время я стою, глядя на нее. Больше всего мне хочется подойти к ней и заключить в объятия, но я ухожу, тихо закрывая за собой дверь.
Поскольку я никак не могу придумать, чем бы еще себя занять, то отправляюсь в зверинец и берусь за работу. Нарезаю, замешиваю и отмеряю корм. Осматриваю нарывающий зуб у яка и нянчусь с Бобо, который завершает обход вместе со мной.
Стоит мне заняться уборкой навоза, как появляется Алмазный Джо:
– Тебя хочет видеть Дядюшка Эл.
Поглазев на него минуту-другую, я швыряю лопату на солому.
Дядюшка Эл в вагоне-ресторане расправляется с бифштексом и жареной картошкой, куря при этом сигару и пуская колечки дыма. Прихвостни с протрезвевшими лицами толпятся за его спиной.
Я снимаю шляпу.
– Вы меня звали?
– А, Якоб! – подается вперед он. – Рад видеть. Помог Марлене уладить дела?
– Она в гостинице, если вы об этом.
– Ну, не только.
– Тогда мне не совсем понятно, что вас интересует.
Помолчав, он кладет сигару в пепельницу и складывает руки куполом.
– Чего ж тут непонятного? Мне нужны оба.
– Насколько мне известно, она не собирается от вас уходить.
– Он тоже. Но ты только представь, что тут будет твориться, если оба останутся, но не сойдутся. Август просто вне себя от горя.
– Но ведь вы же не предлагаете, чтобы она к нему вернулась.
Дядюшка Эл улыбается и кивает.
– Он ее ударил, Эл. Ударил.
Он размышляет, потирая подбородок.
– Ну да. Но мне-то какая разница? – Он указывает на соседний стул. – Садись.
Я подхожу и устраиваюсь на краешке.
Дядюшка Эл оглядывает меня, склонив голову на бок.
– И что, это правда?
– Что?
Он барабанит пальцами по столу и поджимает губы.
– Ну, что ты и Марлена… гммм… как бы это сказать…
– Нет.
– Ммммм, – мычит он, не переставая размышлять. – И то ладно. Признаться, не думал. Но и то ладно. В таком случае ты сможешь мне помочь.
– И как же?
– Я разговариваю с ним, ты разговариваешь с ней.
– К черту.
– Ну да, тебе-то больше всех не повезло. Ты же друг обоих.
– Нет уж, ему я не друг.
Дядюшка Эл вздыхает и напускает на себя выражение всетерпения.
– Постарайся понять Августа. Так уж у него выходит. Он не виноват. – Склонившись, он смотрит мне прямо в лицо. – Боже правый! По-моему, тебе следует показаться врачу.
– Врач мне не нужен. И, уж конечно, он виноват.
Пристально взглянув мне в глаза, Дядюшка Эл вновь откидывается на стуле.
– Он болен, Якоб.
Я молчу.
– У него парогнойная шлюзокрения.
– Что-что?
– Парогнойная шлюзокрения, – повторяет Дядюшка Эл.
– Вы хотите сказать, параноидная шизофрения?
– Ну да. Какая разница. Суть в том, что он не в своем уме. Но зато как хорош! В общем, мы стараемся его не трогать. Конечно, Марлене сложней, чем всем нам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83