Вот тут я пожалел, что не накинул на себя что-нибудь из одежды. Крикнув: «Пока!», я захлопнул дверь и, прокравшись обратно в спальню, плюхнулся на кровать.
– Мама, прекрати, – сказала в трубку Элли и мрачно взглянула на меня. – Мы вместе работаем. И беседуем друг с другом по долгу службы. Но это не делает нас друзьями, так что не возлагай особых надежд. Не похоже на то, что в ближайшем будущем мы уляжемся в постель вместе.
Элли сделала ударение на слове «вместе», и по губам ее скользнула улыбка. Это была одна из тех блистательных полуправд, в которых изощряется юридический ум. Мы не могли в ближайшем будущем улечься в постель вместе, ибо я уже лежал в ней. Конечно, мы знали, что скоро придется им все открыть, но еще не пришло время.
Миссис Грей продолжала трещать, и Элли прикрыла трубку рукой.
– Рыба-зебра! – Ей все еще не верилось. – Это же надо такое придумать! – Но взгляд ее смягчился, а глаза смеялись.
Голос в трубке затих.
– Нет, мама. Я не считаю, что две наши семьи должны устроить в воскресенье праздничный ланч. Последние дни я так много общалась с Чарли, что мне бы определенно не хотелось увидеть его еще и за обеденным столом. – Я захихикал, и Элли швырнула в меня подушкой.
– Послушай, мне пора, – сказала Элли, но ее мама была не из тех, кто любит прощаться. Она проговорила еще по крайней мере минут пять, и наконец Элли не выдержала: – Мне действительно пора уходить, да и рыба-зебра, наверно, умирает с голоду. – И она положила трубку. – Если так дальше пойдет, – заявила Элли, падая на постель рядом со мной, – я, пожалуй, пойду и куплю себе эту проклятую рыбу-зебру, если только она существует в природе. Пусть хоть что-нибудь напоминает мне о том кратком счастливом периоде, когда в наши отношения еще не вмешались наши мамы.
К вечеру мы единогласно проголосовали за китайскую еду с доставкой на дом. На кухне у Элли из съестного остались лишь три банки спаржи, немного бобов с соусом чили и полтюбика «Мар-майт». Как бы мы ни пытались сочетать эти ингредиенты, из них невозможно было что-нибудь приготовить.
Мы накинули тенниски и, сидя в постели друг против друга, обменивались пластиковыми коробочками с едой.
– Я хотела бы кое-что у тебя спросить, – произнесла Элли с набитым ртом: она уплетала свинину в кисло-сладком соусе. – Этот вопрос мучил меня годами. С кем из девчонок в школе ты потерял невинность?
– Прости? – Наши отношения развивались слишком стремительно: обычно такой вопрос задают спустя несколько свиданий.
– Давай, рассказывай. Теперь это едва ли имеет значение – мне просто интересно узнать.
Как бы близки мы ни были раньше, все же было не принято, чтобы такие вопросы обсуждались мальчиком и девочкой. К тому же мы с Элли трепетно относились друг к другу. Поэтому беседы об уикенде сводились к фразам типа: «Ты хорошо провела время?» – «Да, нормально».
– Это Элейн Пиндер?
Я нахмурился, пытаясь вспомнить, как выглядела эта Элейн Пиндер.
– Она носила брекеты до восемнадцати лет?
– Правильно.
– И при ней всегда была ручная мышь.
– Вот видишь, ты ее помнишь!
– Возможно. Но могу заверить тебя, что между нами никогда ничего не было.
– А как насчет Джозефины Стаббс? Ведь она была в твоем вкусе.
– А именно?
– Безмозглая, смазливая и доступная. Вот все, что тебе было нужно. И не смотри на меня, как обиженный щенок. Ты знаешь, что это правда.
– У нее было очень приветливое выражение лица, вот и все, – сказал я, делая слабую попытку защититься.
– Значит, это была она.
– К сожалению, нет, – признался я. – Она сказала, что я все время маячу около нее, как привидение. И попросила своего брата пригрозить мне расправой, если я не отвяжусь.
– Но он же был на три года моложе нас, не так ли?
– Я не выношу насилия.
Элли смеялась так долго, что это стало уже выглядеть невежливым.
– Итак, кто же это все-таки был?
Я усмехнулся.
– Ни за что не угадаешь.
– Шелли Эварт?
– Желе Эварт? О нет, прозвище было очень уж метким.
– Мартина Уилсон?
– Она бы никому не позволила сунуть руку себе в лифчик. Берегла себя для настоящей любви, как она мне сказала.
– Но она же вышла замуж за этого жуткого Барри Фентона, не так ли?
Я не сомневался, что Элли сейчас вспоминает то же, что я: как Барри пукал перед каждым учителем, бросая таким образом вызов. Его заключительным сольным номером было выступление перед директором школы на ежегодном вручении призов, а зрителями – изумленные родители.
– Это доказывает, что любовь не только слепа, но еще и глуха, – заключил я.
– Кэрри Ванесса Дин?
– Скажу лишь, что ребята не зря прозвали ее КВД.
– Тогда Хелена Макдермотт.
– Мы с ней, вероятно, согрешили бы, если бы не эти заморочки с энурезом и резиновыми трусиками. Это даже меня достало, хотя я и был озабочен. Мы прозвали ее Водопроводным краном: только дотронься – и готово дело! Да уж, повертелся я, как уж на сковородке, объясняясь со своими предками, когда они вернулись домой в тот вечер!
Элли издала стон и потребовала, чтобы я раскололся.
– Сначала тебе придется уплатить дань натурой, – заявил я, и хотя Элли скорчила гримасу, демонстрируя свое отвращение, она тут же сдалась. Скинув тенниску, она предстала во всей красе, и я немедленно завелся.
Уж так устроены мужчины, что после бурных восторгов любви их тянет вздремнуть. Вот и я сейчас боролся с этим непреодолимым желанием. Мне пока что не встретилась такая женщина, которая сказала бы: «Ты действительно выложился, Чарли, за что я безмерно тебе признательна. Ты заслужил право отойти ко сну прямо сейчас, так что не обращай на меня никакого внимания».
Элли ткнула меня в спину палочкой для китайской еды.
– Ну что же ты! Ты же собирался мне рассказать, кто это был.
Я улыбнулся про себя.
– Тебе это не понравится.
Вид у нее был крайне самодовольный.
– Думаю, я это переживу. В конце концов, это было пятнадцать лет тому назад.
Я повернулся к ней лицом, чтобы в полной мере насладиться произведенным впечатлением.
– Дана Дэвис.
Элли поднесла руку ко рту и ткнула палочкой себе в глаз. Она выругалась от боли, потом произнесла с потрясенным видом:
– Нет!
– О да! Она была твоей лучшей подругой в школе. – Я с удовольствием сыпал соль на раны Элли. Сколько же лет я ждал этой минуты! – Значит, она не все тебе рассказывала.
– Не все.
– Удивительно, не правда ли? – ухмыльнулся я.
– Но она же тебя ненавидела!
– Я знаю. Но мы же с ней всего-навсего занимались сексом, а это такой пустяк.
– Я просто не могу поверить. – Я никогда не видел Элли такой огорошенной – просто приятно было на нее посмотреть.
– Но, как сказал один великий человек, это самый потрясающий из всех пустяков.
Элли никак не могла переварить услышанное.
– Но она же оказалась лесбиянкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
– Мама, прекрати, – сказала в трубку Элли и мрачно взглянула на меня. – Мы вместе работаем. И беседуем друг с другом по долгу службы. Но это не делает нас друзьями, так что не возлагай особых надежд. Не похоже на то, что в ближайшем будущем мы уляжемся в постель вместе.
Элли сделала ударение на слове «вместе», и по губам ее скользнула улыбка. Это была одна из тех блистательных полуправд, в которых изощряется юридический ум. Мы не могли в ближайшем будущем улечься в постель вместе, ибо я уже лежал в ней. Конечно, мы знали, что скоро придется им все открыть, но еще не пришло время.
Миссис Грей продолжала трещать, и Элли прикрыла трубку рукой.
– Рыба-зебра! – Ей все еще не верилось. – Это же надо такое придумать! – Но взгляд ее смягчился, а глаза смеялись.
Голос в трубке затих.
– Нет, мама. Я не считаю, что две наши семьи должны устроить в воскресенье праздничный ланч. Последние дни я так много общалась с Чарли, что мне бы определенно не хотелось увидеть его еще и за обеденным столом. – Я захихикал, и Элли швырнула в меня подушкой.
– Послушай, мне пора, – сказала Элли, но ее мама была не из тех, кто любит прощаться. Она проговорила еще по крайней мере минут пять, и наконец Элли не выдержала: – Мне действительно пора уходить, да и рыба-зебра, наверно, умирает с голоду. – И она положила трубку. – Если так дальше пойдет, – заявила Элли, падая на постель рядом со мной, – я, пожалуй, пойду и куплю себе эту проклятую рыбу-зебру, если только она существует в природе. Пусть хоть что-нибудь напоминает мне о том кратком счастливом периоде, когда в наши отношения еще не вмешались наши мамы.
К вечеру мы единогласно проголосовали за китайскую еду с доставкой на дом. На кухне у Элли из съестного остались лишь три банки спаржи, немного бобов с соусом чили и полтюбика «Мар-майт». Как бы мы ни пытались сочетать эти ингредиенты, из них невозможно было что-нибудь приготовить.
Мы накинули тенниски и, сидя в постели друг против друга, обменивались пластиковыми коробочками с едой.
– Я хотела бы кое-что у тебя спросить, – произнесла Элли с набитым ртом: она уплетала свинину в кисло-сладком соусе. – Этот вопрос мучил меня годами. С кем из девчонок в школе ты потерял невинность?
– Прости? – Наши отношения развивались слишком стремительно: обычно такой вопрос задают спустя несколько свиданий.
– Давай, рассказывай. Теперь это едва ли имеет значение – мне просто интересно узнать.
Как бы близки мы ни были раньше, все же было не принято, чтобы такие вопросы обсуждались мальчиком и девочкой. К тому же мы с Элли трепетно относились друг к другу. Поэтому беседы об уикенде сводились к фразам типа: «Ты хорошо провела время?» – «Да, нормально».
– Это Элейн Пиндер?
Я нахмурился, пытаясь вспомнить, как выглядела эта Элейн Пиндер.
– Она носила брекеты до восемнадцати лет?
– Правильно.
– И при ней всегда была ручная мышь.
– Вот видишь, ты ее помнишь!
– Возможно. Но могу заверить тебя, что между нами никогда ничего не было.
– А как насчет Джозефины Стаббс? Ведь она была в твоем вкусе.
– А именно?
– Безмозглая, смазливая и доступная. Вот все, что тебе было нужно. И не смотри на меня, как обиженный щенок. Ты знаешь, что это правда.
– У нее было очень приветливое выражение лица, вот и все, – сказал я, делая слабую попытку защититься.
– Значит, это была она.
– К сожалению, нет, – признался я. – Она сказала, что я все время маячу около нее, как привидение. И попросила своего брата пригрозить мне расправой, если я не отвяжусь.
– Но он же был на три года моложе нас, не так ли?
– Я не выношу насилия.
Элли смеялась так долго, что это стало уже выглядеть невежливым.
– Итак, кто же это все-таки был?
Я усмехнулся.
– Ни за что не угадаешь.
– Шелли Эварт?
– Желе Эварт? О нет, прозвище было очень уж метким.
– Мартина Уилсон?
– Она бы никому не позволила сунуть руку себе в лифчик. Берегла себя для настоящей любви, как она мне сказала.
– Но она же вышла замуж за этого жуткого Барри Фентона, не так ли?
Я не сомневался, что Элли сейчас вспоминает то же, что я: как Барри пукал перед каждым учителем, бросая таким образом вызов. Его заключительным сольным номером было выступление перед директором школы на ежегодном вручении призов, а зрителями – изумленные родители.
– Это доказывает, что любовь не только слепа, но еще и глуха, – заключил я.
– Кэрри Ванесса Дин?
– Скажу лишь, что ребята не зря прозвали ее КВД.
– Тогда Хелена Макдермотт.
– Мы с ней, вероятно, согрешили бы, если бы не эти заморочки с энурезом и резиновыми трусиками. Это даже меня достало, хотя я и был озабочен. Мы прозвали ее Водопроводным краном: только дотронься – и готово дело! Да уж, повертелся я, как уж на сковородке, объясняясь со своими предками, когда они вернулись домой в тот вечер!
Элли издала стон и потребовала, чтобы я раскололся.
– Сначала тебе придется уплатить дань натурой, – заявил я, и хотя Элли скорчила гримасу, демонстрируя свое отвращение, она тут же сдалась. Скинув тенниску, она предстала во всей красе, и я немедленно завелся.
Уж так устроены мужчины, что после бурных восторгов любви их тянет вздремнуть. Вот и я сейчас боролся с этим непреодолимым желанием. Мне пока что не встретилась такая женщина, которая сказала бы: «Ты действительно выложился, Чарли, за что я безмерно тебе признательна. Ты заслужил право отойти ко сну прямо сейчас, так что не обращай на меня никакого внимания».
Элли ткнула меня в спину палочкой для китайской еды.
– Ну что же ты! Ты же собирался мне рассказать, кто это был.
Я улыбнулся про себя.
– Тебе это не понравится.
Вид у нее был крайне самодовольный.
– Думаю, я это переживу. В конце концов, это было пятнадцать лет тому назад.
Я повернулся к ней лицом, чтобы в полной мере насладиться произведенным впечатлением.
– Дана Дэвис.
Элли поднесла руку ко рту и ткнула палочкой себе в глаз. Она выругалась от боли, потом произнесла с потрясенным видом:
– Нет!
– О да! Она была твоей лучшей подругой в школе. – Я с удовольствием сыпал соль на раны Элли. Сколько же лет я ждал этой минуты! – Значит, она не все тебе рассказывала.
– Не все.
– Удивительно, не правда ли? – ухмыльнулся я.
– Но она же тебя ненавидела!
– Я знаю. Но мы же с ней всего-навсего занимались сексом, а это такой пустяк.
– Я просто не могу поверить. – Я никогда не видел Элли такой огорошенной – просто приятно было на нее посмотреть.
– Но, как сказал один великий человек, это самый потрясающий из всех пустяков.
Элли никак не могла переварить услышанное.
– Но она же оказалась лесбиянкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102