– Обещайте, что не двинетесь с места.
– Мне и тут хорошо.
И Айк ушел, оставив Клео посреди молочно-белого сияния. Известняковый коридор уходил вглубь. Пол был ровный, Айку бежалось легко. Он неспешно трусил вперед, уверенный, что скоро догонит группу. В воздухе появился какой-то металлический привкус, непонятный, но странно знакомый. Недалеко, сказала Клео.
В 3.47 начали появляться кровавые следы.
Вначале были красные отпечатки ладоней на белых стенах. Пористый камень впитал влагу, и Айку показалось, что это какая-то примитивная живопись. А следовало быть внимательнее. Он замедлил шаги. Ему нравилась веселая пестрота рисунка. Айк представил себе беспечных пещерных людей. И тут его нога шагнула в какую-то лужу, расплескав темную жидкость, которая не успела впитаться в камень. Что-то красное брызнуло на стены; капли поползли вниз, оставляя на белом камне красные полосы. Кровь, понял Айк.
– Господи! – ахнул он, ринувшись вперед.
Приземлился на носки, потом на мокрые от крови подошвы, поскользнулся. По инерции качнулся к стене, ткнулся в нее лицом, опрокинулся и упал. Фонарь слетел с головы и погас. Айк привалился к холодному камню. Его как будто оглушили. Мир погрузился во тьму. Ни движения, ни времени, ни пространства. Айк перестал дышать. Как ни хотелось ему потерять сознание, приходилось быть начеку.
Внезапно неподвижность стала невыносимой. Айк откатился от стены; только сила тяжести и помогла ему определить, где верх, где низ. Он встал на четвереньки. Преодолевая отвращение и страх, стал водить руками по вязкой грязи, чтобы отыскать фонарь. Ему казалось, что он чувствует даже вкус этой жижи. Айк сжал губы; пахло сырым мясом, но здесь не было никакого мяса, только его люди. Какая страшная мысль.
Наконец Айк зацепил рукой провод своего фонаря, встал на ноги, нащупал и сам фонарь. Раздался странный звук, то ли вдалеке, то ли поблизости.
– Эй? – крикнул Айк.
Он замер, прислушался, но ничего не услышал.
Перебарывая панику, Айк несколько раз щелкнул кнопкой фонаря. То же самое, что пытаться высечь огонь, когда тебя обступают волки. Опять тот же звук. На этот раз Айк расслышал. Кто-то царапает по камню ногтями? Или крысы? Запах крови усилился. Что здесь происходит?!
Айк чертыхнулся в адрес фонаря. Провел пальцами по стеклу, стараясь найти трещину. Осторожно встряхнул, с ужасом ожидая, что звякнет разбитое стекло. Тишина.
«Был слеп, но вижу свет…» – слова неожиданно прозвучали в сознании, но Айк не мог понять – то ли слышит песню наяву, то ли она возникла из его памяти. Пение стало более отчетливым. «Сперва внушила сердцу страх…» Откуда-то издалека наплывал звучный женский голос, который пел гимн «О, Благодать, спасен Тобой». Не торжественно, а скорее как псалом. С отчаянной мольбой.
Это был голос Коры. Айк никогда не слышал, чтобы она пела. Но он ее узнал. Наверное, поет, чтобы подбодрить остальных. Ее присутствие, пусть даже далекое, его успокоило.
– Кора! – позвал он.
Стоя на коленях и вглядываясь в слепую тьму, Айк взял себя в руки. Выключатель работает, лампа цела… Может быть, дело в проводе? Он проверил – провод в порядке. Айк открыл отсек питания. Вытер пальцы насухо и осторожно вынул одну батарейку за другой, шепотом считая: «Одна, две, три, четыре». Снова вытер пальцы о футболку, поскреб контакты в отсеке и вставил батарейки обратно. Плюс, минус, плюс, минус. Все по порядку. Айк держал себя в руках.
Закрыв отсек, он тихонько потянул за провод, пощупал лампу. И нажал на кнопку. Ничего.
Скребущий звук стал громче. Казалось, он уже совсем недалеко. Айку хотелось развернуться и бежать. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда и побыстрее. «Держись!» – приказал он себе вслух. Это слово было его собственной мантрой. Он произносил его, когда подъем был крутой, или опора ненадежная, или ветер пронизывающий. Держись. Как будто ты совершаешь восхождение и отступать некуда.
Айк сжал зубы. Замедлил дыхание. Снова вынул батарейки. Вставил старые, что носил в кармане. Нажал на кнопку. Свет! Желанный свет. Айк не мог ему нарадоваться. А вокруг творилось страшное. Убойный цех из белого камня. Айк увидел это лишь на мгновение, и тут его фонарь погас.
– Нет! – крикнул он во тьму и встряхнул фонарь.
Лампа загорелась, но совсем слабо. Оранжевый свет потускнел, потом вдруг стал немного ярче. Лампа горела в четверть накала. И на том спасибо. Айк отвел глаза от фонаря и заставил себя оглядеться.
В коридоре царил ужас.
Айк стоял в маленьком круге желтого света. Он не двигался. Кругом на стенах красовались красные полосы. Тела были аккуратно сложены в ряд.
Вообще-то каждый, кто прожил в Азии много лет, нагляделся мертвецов. Айку не раз доводилось бывать в Пашупатинатхе, главном храмовом комплексе, видеть погребальные костры и смотреть, как огонь пожирает мясо с костей.
Те, кто поднимается по южной седловине Эвереста, непременно видят труп неудавшегося южноафриканского восходителя, а на северном склоне у отметки двадцать восемь тысяч футов недвижно сидит некий француз. Однажды, когда королевская армия на улицах Катманду открыла огонь по социал-демократам, Айку пришлось зайти в больницу – опознать тело одного оператора Би-би-си. Он видел трупы, кое-как уложенные на кафельном полу. Сейчас он все это припомнил. И какая стояла мертвая тишина, и как, еще много дней спустя, хромали бродячие собаки – столько было на улицах битых оконных стекол. И то, как выглядит брошенный раздетый мертвец.
Его товарищи лежали перед ним. При жизни они были для Айка лишь недалекими занудами. Теперь же, мертвые, они вызывали не презрение, но трепет. Непреодолимый ужас. Жуткий запах распоротых кишок и сырого мяса – Айк едва снова не впал в панику.
Раны… Айк сначала их даже не увидел, так поразила его нагота. Ему было неловко перед несчастными. Было стыдно глядеть на груду плоти – черные треугольники в паху, развалившиеся ноги, груди, не поддерживаемые бюстгальтерами, животы, не обтянутые трусиками. Айк, потрясенный, стоял над ними, невольно замечая подробности – вытатуированная роза, шрам от кесарева, белые полоски от бикини, нажитые где-нибудь на пляжах Мексиканского залива. Что-то из этого при жизни тщательно скрывалось, что-то предназначалось для взоров возлюбленных, но никоим образом не для такого вот обозрения.
Айк с трудом заставил себя поверить в происходящее. Пять человек: четыре женщины, один мужчина, Бернард. Айк попытался определить, кто именно тут из женщин, но от потрясения все имена вылетели из головы. Вспомнилось только одно, но ее здесь не было.
Из глубоких – словно от лезвий газонокосилки – разрезов торчали белые обломки костей. Зияли страшные раны. Переломанные пальцы, пальцы, вырванные с корнем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
– Мне и тут хорошо.
И Айк ушел, оставив Клео посреди молочно-белого сияния. Известняковый коридор уходил вглубь. Пол был ровный, Айку бежалось легко. Он неспешно трусил вперед, уверенный, что скоро догонит группу. В воздухе появился какой-то металлический привкус, непонятный, но странно знакомый. Недалеко, сказала Клео.
В 3.47 начали появляться кровавые следы.
Вначале были красные отпечатки ладоней на белых стенах. Пористый камень впитал влагу, и Айку показалось, что это какая-то примитивная живопись. А следовало быть внимательнее. Он замедлил шаги. Ему нравилась веселая пестрота рисунка. Айк представил себе беспечных пещерных людей. И тут его нога шагнула в какую-то лужу, расплескав темную жидкость, которая не успела впитаться в камень. Что-то красное брызнуло на стены; капли поползли вниз, оставляя на белом камне красные полосы. Кровь, понял Айк.
– Господи! – ахнул он, ринувшись вперед.
Приземлился на носки, потом на мокрые от крови подошвы, поскользнулся. По инерции качнулся к стене, ткнулся в нее лицом, опрокинулся и упал. Фонарь слетел с головы и погас. Айк привалился к холодному камню. Его как будто оглушили. Мир погрузился во тьму. Ни движения, ни времени, ни пространства. Айк перестал дышать. Как ни хотелось ему потерять сознание, приходилось быть начеку.
Внезапно неподвижность стала невыносимой. Айк откатился от стены; только сила тяжести и помогла ему определить, где верх, где низ. Он встал на четвереньки. Преодолевая отвращение и страх, стал водить руками по вязкой грязи, чтобы отыскать фонарь. Ему казалось, что он чувствует даже вкус этой жижи. Айк сжал губы; пахло сырым мясом, но здесь не было никакого мяса, только его люди. Какая страшная мысль.
Наконец Айк зацепил рукой провод своего фонаря, встал на ноги, нащупал и сам фонарь. Раздался странный звук, то ли вдалеке, то ли поблизости.
– Эй? – крикнул Айк.
Он замер, прислушался, но ничего не услышал.
Перебарывая панику, Айк несколько раз щелкнул кнопкой фонаря. То же самое, что пытаться высечь огонь, когда тебя обступают волки. Опять тот же звук. На этот раз Айк расслышал. Кто-то царапает по камню ногтями? Или крысы? Запах крови усилился. Что здесь происходит?!
Айк чертыхнулся в адрес фонаря. Провел пальцами по стеклу, стараясь найти трещину. Осторожно встряхнул, с ужасом ожидая, что звякнет разбитое стекло. Тишина.
«Был слеп, но вижу свет…» – слова неожиданно прозвучали в сознании, но Айк не мог понять – то ли слышит песню наяву, то ли она возникла из его памяти. Пение стало более отчетливым. «Сперва внушила сердцу страх…» Откуда-то издалека наплывал звучный женский голос, который пел гимн «О, Благодать, спасен Тобой». Не торжественно, а скорее как псалом. С отчаянной мольбой.
Это был голос Коры. Айк никогда не слышал, чтобы она пела. Но он ее узнал. Наверное, поет, чтобы подбодрить остальных. Ее присутствие, пусть даже далекое, его успокоило.
– Кора! – позвал он.
Стоя на коленях и вглядываясь в слепую тьму, Айк взял себя в руки. Выключатель работает, лампа цела… Может быть, дело в проводе? Он проверил – провод в порядке. Айк открыл отсек питания. Вытер пальцы насухо и осторожно вынул одну батарейку за другой, шепотом считая: «Одна, две, три, четыре». Снова вытер пальцы о футболку, поскреб контакты в отсеке и вставил батарейки обратно. Плюс, минус, плюс, минус. Все по порядку. Айк держал себя в руках.
Закрыв отсек, он тихонько потянул за провод, пощупал лампу. И нажал на кнопку. Ничего.
Скребущий звук стал громче. Казалось, он уже совсем недалеко. Айку хотелось развернуться и бежать. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда и побыстрее. «Держись!» – приказал он себе вслух. Это слово было его собственной мантрой. Он произносил его, когда подъем был крутой, или опора ненадежная, или ветер пронизывающий. Держись. Как будто ты совершаешь восхождение и отступать некуда.
Айк сжал зубы. Замедлил дыхание. Снова вынул батарейки. Вставил старые, что носил в кармане. Нажал на кнопку. Свет! Желанный свет. Айк не мог ему нарадоваться. А вокруг творилось страшное. Убойный цех из белого камня. Айк увидел это лишь на мгновение, и тут его фонарь погас.
– Нет! – крикнул он во тьму и встряхнул фонарь.
Лампа загорелась, но совсем слабо. Оранжевый свет потускнел, потом вдруг стал немного ярче. Лампа горела в четверть накала. И на том спасибо. Айк отвел глаза от фонаря и заставил себя оглядеться.
В коридоре царил ужас.
Айк стоял в маленьком круге желтого света. Он не двигался. Кругом на стенах красовались красные полосы. Тела были аккуратно сложены в ряд.
Вообще-то каждый, кто прожил в Азии много лет, нагляделся мертвецов. Айку не раз доводилось бывать в Пашупатинатхе, главном храмовом комплексе, видеть погребальные костры и смотреть, как огонь пожирает мясо с костей.
Те, кто поднимается по южной седловине Эвереста, непременно видят труп неудавшегося южноафриканского восходителя, а на северном склоне у отметки двадцать восемь тысяч футов недвижно сидит некий француз. Однажды, когда королевская армия на улицах Катманду открыла огонь по социал-демократам, Айку пришлось зайти в больницу – опознать тело одного оператора Би-би-си. Он видел трупы, кое-как уложенные на кафельном полу. Сейчас он все это припомнил. И какая стояла мертвая тишина, и как, еще много дней спустя, хромали бродячие собаки – столько было на улицах битых оконных стекол. И то, как выглядит брошенный раздетый мертвец.
Его товарищи лежали перед ним. При жизни они были для Айка лишь недалекими занудами. Теперь же, мертвые, они вызывали не презрение, но трепет. Непреодолимый ужас. Жуткий запах распоротых кишок и сырого мяса – Айк едва снова не впал в панику.
Раны… Айк сначала их даже не увидел, так поразила его нагота. Ему было неловко перед несчастными. Было стыдно глядеть на груду плоти – черные треугольники в паху, развалившиеся ноги, груди, не поддерживаемые бюстгальтерами, животы, не обтянутые трусиками. Айк, потрясенный, стоял над ними, невольно замечая подробности – вытатуированная роза, шрам от кесарева, белые полоски от бикини, нажитые где-нибудь на пляжах Мексиканского залива. Что-то из этого при жизни тщательно скрывалось, что-то предназначалось для взоров возлюбленных, но никоим образом не для такого вот обозрения.
Айк с трудом заставил себя поверить в происходящее. Пять человек: четыре женщины, один мужчина, Бернард. Айк попытался определить, кто именно тут из женщин, но от потрясения все имена вылетели из головы. Вспомнилось только одно, но ее здесь не было.
Из глубоких – словно от лезвий газонокосилки – разрезов торчали белые обломки костей. Зияли страшные раны. Переломанные пальцы, пальцы, вырванные с корнем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145