Велосипедист держался рядом. Время от времени он что-то говорил, и Ли сворачивал на другую улицу. Через открытое окно на заднее сиденье попадали капли дождя.
Следующие пять минут автомобиль и велосипед двигались бок о бок. Потом проводник что-то проворчал, хлопнул по крыше автомобиля и укатил прочь.
– Это здесь, – объявил Ли.
– Шутите? – удивился Уэйд.
Холли-Энн вытянула голову, стараясь разглядеть что-нибудь сквозь лобовое стекло. Резкий свет фар освещал серое приземистое здание какой-то фабрики. От колючей проволоки тянулись зловещие черные провода, на стене надпись – огромные корявые буквы, выведенные красной краской. Вид сзади загораживали недостроенные высотные здания. Словно они попали в какой-то вымерший город. Отсюда в разные стороны буквально растекалось оцепенение.
– Давайте заканчивать, – сказал Уэйд и вышел из машины. Он потянул дверь. Гармошка из колючей проволоки закачалась, как капли ртути. Первое впечатление оказалось ошибочным. Это скорее не фабрика, а тюрьма. Колючая проволока, надписи явно преследовали одну цель – изоляцию.
– Что за приют такой? – спросила Холли-Энн у Ли.
– Хорошее место, никаких проблем, – ответил он.
Но сам, по-видимому, нервничал.
Уэйд постучал в простую дверь. На фоне серого кирпичного ландшафта он как будто уменьшился. Никто не ответил, и он просто повернул ручку; металлическая дверь открылась. Уэйд не стал оглядываться, чтобы кивнуть или покачать головой. Просто вошел.
– Молодец, Уэйд, – пробормотала Холли-Энн.
Она выбралась из машины. Ли свою дверь не открывал. Холли-Энн постучала ему в стекло.
Ли посмотрел на клиентку сквозь легкое облачко табачного дыма, явно желая ей провалиться, потом протянул руку и выключил зажигание. Дворники остановились. Его лицо расплывалось за мокрым стеклом. Потом он вышел. Холли-Энн подумала, нагнулась над задним сиденьем и взяла пакет с подгузниками. Ли не стал выключать фары, но запер дверцы. «Бандиты», – пояснил он.
Холли-Энн пошла впереди. С обеих сторон тянулись кривые буквы. Потом на кирпичах появились черные отметины – подпалины от огня. У подножия стены насыпаны оплавившиеся куски стекол – видно, тут применяли бутылки с коктейлем Молотова. Но кто же мог напасть на сиротский приют?
Металлическая дверь была холодной. Ли прошмыгнул вперед и пропал в темноте. «Подождите», – попросила Холли-Энн. Но его шаги уже удалялись по коридору.
Напоминая себе о цели своего приезда, Холли-Энн шагнула внутрь. Она глубоко вдохнула, пытаясь по запаху определить, есть ли тут младенцы. Она смотрела по сторонам в поисках картинок, или детских каракулей на стенах, или следов от детских ладошек. Но вместо этого штукатурку оскверняли корявые узоры из дырок. «Термиты», – подумала она с отвращением.
– Уэйд! Мистер Ли!
Холли-Энн пошла по коридору. В трещинах стен виднелся мох. Двери выломаны, в проемах зияла тьма. Если в комнатах и были окна, их, видно, заложили кирпичом. Все кругом замуровано. Потом Холли-Энн увидела гирлянду разноцветных огней. Удивительное зрелище. Кто-то протянул тут сотни разноцветных гирлянд – красные, зеленые, белые мигающие огоньки. Причем красные в виде перца, зеленые в виде лягушек, а голубые – рыбки – наподобие тех гирлянд, что можно увидеть в мексиканских ресторанчиках «Маргарита», там, дома. Наверное, они просто нравятся детям?
Воздух стал другим. Откуда-то просочился запах. Аммиак, застарелая моча. И запах детского кала. Ни с чем не спутаешь. Здесь есть младенцы. Впервые за несколько недель Холли-Энн улыбнулась. Ей хотелось себя расцеловать.
– Эй! – позвала она.
В темноте пропищал детский голосок. Холли-Энн вздернула голову, словно крошка окликнула ее по имени. Она пошла на звуки – в боковую комнату, где пахло нечистотами и лежалым старьем. Свет гирлянд сюда не достигал. Холли-Энн постаралась успокоиться, потом встала на четвереньки и стала пробираться вперед на ощупь. Кругом валялось что-то холодное. Ей потребовалось все самообладание, чтобы не думать о том, к чему она прикасается. Овощи, рис, какие-то отбросы. Больше всего она старалась не думать о том, кто выбросил сюда живого ребенка.
Пол уходил куда-то вниз. Может быть, тут произошло землетрясение? Холли-Энн почувствовала лицом дуновение воздуха. Казалось, дует откуда-то снизу. Ей вспомнилось, что тут повсюду добывают уголь. Наверное, город стоит прямо на старых шахтах, и некоторые из них обваливаются.
Ребенка она нашла на ощупь – по теплу. Так, словно это всегда был ее ребенок, словно она вынимала его из кроватки, Холли-Энн взяла сверток. Маленькое существо пахло кислым. Такая крошка. Холли-Энн провела пальцами по животику – болтающаяся пуповина была совсем мягкой, как будто только что перерезана. Девочка, нескольких дней от роду, не больше. Холли-Энн прижала маленькое тельце к груди и прислушалась. У нее упало сердце. Она поняла, в чем дело. Малышка больна, она вот-вот умрет.
– Бедная, – прошептала Холли-Энн.
Сердечко девочки едва билось. В легких что-то хрипело. Ей осталось совсем недолго.
Холли-Энн закутала ребенка в свой свитер и, стоя на коленях среди вонючего мусора, стала баюкать девочку. Может ей так суждено – почувствовать себя матерью всего на несколько минут? Что ж, лучше так, чем совсем никак. Она поднялась и отправилась назад – к коридору с разноцветными огоньками.
Ее остановил негромкий шум. Раздался странный звук, как будто поднимал хвост железный скорпион, готовясь напасть. Холли-Энн медленно обернулась. Сначала она даже не заметила ружья и военной формы. В темноте стояла очень высокая и мускулистая женщина, которая не улыбалась, наверное, уже много лет. Стриглась она, должно быть, с помощью ножа. На вид из тех, кто всю жизнь сражается, но никогда не побеждает.
Незнакомка разразилась свистящей фразой на китайском. Сердитым жестом указала на сверток в руках Холли-Энн. Было ясно, чего она хочет – чтобы младенца вернули обратно, в загаженную комнату.
Холли-Энн отпрянула, крепко прижимая ребенка к себе. Медленно подняла пакет с подгузниками.
– Все в порядке, – сказала она высокой женщине.
Женщины изучали друг друга, словно представители двух разных биологических видов. Холли-Энн гадала – не мать ли это ребенка, но решила, что такое невозможно.
Китаянка неожиданно нахмурилась и ткнула дулом в пакет с подгузниками. Потянулась к ребенку. У нее были крестьянские руки, грубые, как у мужчины.
За всю свою жизнь Холли-Энн ни разу не сжимала по-настоящему кулаки, не говоря уж о том, чтобы ими размахивать.
Ее первый в жизни удар пришелся китаянке по узким губам. Он был не таким уж сильным, но у той потекла кровь. Холли-Энн опомнилась и обхватила ребенка обеими руками.
Китаянка вытерла с подбородка струйку крови и направила дуло ружья на Холли-Энн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Следующие пять минут автомобиль и велосипед двигались бок о бок. Потом проводник что-то проворчал, хлопнул по крыше автомобиля и укатил прочь.
– Это здесь, – объявил Ли.
– Шутите? – удивился Уэйд.
Холли-Энн вытянула голову, стараясь разглядеть что-нибудь сквозь лобовое стекло. Резкий свет фар освещал серое приземистое здание какой-то фабрики. От колючей проволоки тянулись зловещие черные провода, на стене надпись – огромные корявые буквы, выведенные красной краской. Вид сзади загораживали недостроенные высотные здания. Словно они попали в какой-то вымерший город. Отсюда в разные стороны буквально растекалось оцепенение.
– Давайте заканчивать, – сказал Уэйд и вышел из машины. Он потянул дверь. Гармошка из колючей проволоки закачалась, как капли ртути. Первое впечатление оказалось ошибочным. Это скорее не фабрика, а тюрьма. Колючая проволока, надписи явно преследовали одну цель – изоляцию.
– Что за приют такой? – спросила Холли-Энн у Ли.
– Хорошее место, никаких проблем, – ответил он.
Но сам, по-видимому, нервничал.
Уэйд постучал в простую дверь. На фоне серого кирпичного ландшафта он как будто уменьшился. Никто не ответил, и он просто повернул ручку; металлическая дверь открылась. Уэйд не стал оглядываться, чтобы кивнуть или покачать головой. Просто вошел.
– Молодец, Уэйд, – пробормотала Холли-Энн.
Она выбралась из машины. Ли свою дверь не открывал. Холли-Энн постучала ему в стекло.
Ли посмотрел на клиентку сквозь легкое облачко табачного дыма, явно желая ей провалиться, потом протянул руку и выключил зажигание. Дворники остановились. Его лицо расплывалось за мокрым стеклом. Потом он вышел. Холли-Энн подумала, нагнулась над задним сиденьем и взяла пакет с подгузниками. Ли не стал выключать фары, но запер дверцы. «Бандиты», – пояснил он.
Холли-Энн пошла впереди. С обеих сторон тянулись кривые буквы. Потом на кирпичах появились черные отметины – подпалины от огня. У подножия стены насыпаны оплавившиеся куски стекол – видно, тут применяли бутылки с коктейлем Молотова. Но кто же мог напасть на сиротский приют?
Металлическая дверь была холодной. Ли прошмыгнул вперед и пропал в темноте. «Подождите», – попросила Холли-Энн. Но его шаги уже удалялись по коридору.
Напоминая себе о цели своего приезда, Холли-Энн шагнула внутрь. Она глубоко вдохнула, пытаясь по запаху определить, есть ли тут младенцы. Она смотрела по сторонам в поисках картинок, или детских каракулей на стенах, или следов от детских ладошек. Но вместо этого штукатурку оскверняли корявые узоры из дырок. «Термиты», – подумала она с отвращением.
– Уэйд! Мистер Ли!
Холли-Энн пошла по коридору. В трещинах стен виднелся мох. Двери выломаны, в проемах зияла тьма. Если в комнатах и были окна, их, видно, заложили кирпичом. Все кругом замуровано. Потом Холли-Энн увидела гирлянду разноцветных огней. Удивительное зрелище. Кто-то протянул тут сотни разноцветных гирлянд – красные, зеленые, белые мигающие огоньки. Причем красные в виде перца, зеленые в виде лягушек, а голубые – рыбки – наподобие тех гирлянд, что можно увидеть в мексиканских ресторанчиках «Маргарита», там, дома. Наверное, они просто нравятся детям?
Воздух стал другим. Откуда-то просочился запах. Аммиак, застарелая моча. И запах детского кала. Ни с чем не спутаешь. Здесь есть младенцы. Впервые за несколько недель Холли-Энн улыбнулась. Ей хотелось себя расцеловать.
– Эй! – позвала она.
В темноте пропищал детский голосок. Холли-Энн вздернула голову, словно крошка окликнула ее по имени. Она пошла на звуки – в боковую комнату, где пахло нечистотами и лежалым старьем. Свет гирлянд сюда не достигал. Холли-Энн постаралась успокоиться, потом встала на четвереньки и стала пробираться вперед на ощупь. Кругом валялось что-то холодное. Ей потребовалось все самообладание, чтобы не думать о том, к чему она прикасается. Овощи, рис, какие-то отбросы. Больше всего она старалась не думать о том, кто выбросил сюда живого ребенка.
Пол уходил куда-то вниз. Может быть, тут произошло землетрясение? Холли-Энн почувствовала лицом дуновение воздуха. Казалось, дует откуда-то снизу. Ей вспомнилось, что тут повсюду добывают уголь. Наверное, город стоит прямо на старых шахтах, и некоторые из них обваливаются.
Ребенка она нашла на ощупь – по теплу. Так, словно это всегда был ее ребенок, словно она вынимала его из кроватки, Холли-Энн взяла сверток. Маленькое существо пахло кислым. Такая крошка. Холли-Энн провела пальцами по животику – болтающаяся пуповина была совсем мягкой, как будто только что перерезана. Девочка, нескольких дней от роду, не больше. Холли-Энн прижала маленькое тельце к груди и прислушалась. У нее упало сердце. Она поняла, в чем дело. Малышка больна, она вот-вот умрет.
– Бедная, – прошептала Холли-Энн.
Сердечко девочки едва билось. В легких что-то хрипело. Ей осталось совсем недолго.
Холли-Энн закутала ребенка в свой свитер и, стоя на коленях среди вонючего мусора, стала баюкать девочку. Может ей так суждено – почувствовать себя матерью всего на несколько минут? Что ж, лучше так, чем совсем никак. Она поднялась и отправилась назад – к коридору с разноцветными огоньками.
Ее остановил негромкий шум. Раздался странный звук, как будто поднимал хвост железный скорпион, готовясь напасть. Холли-Энн медленно обернулась. Сначала она даже не заметила ружья и военной формы. В темноте стояла очень высокая и мускулистая женщина, которая не улыбалась, наверное, уже много лет. Стриглась она, должно быть, с помощью ножа. На вид из тех, кто всю жизнь сражается, но никогда не побеждает.
Незнакомка разразилась свистящей фразой на китайском. Сердитым жестом указала на сверток в руках Холли-Энн. Было ясно, чего она хочет – чтобы младенца вернули обратно, в загаженную комнату.
Холли-Энн отпрянула, крепко прижимая ребенка к себе. Медленно подняла пакет с подгузниками.
– Все в порядке, – сказала она высокой женщине.
Женщины изучали друг друга, словно представители двух разных биологических видов. Холли-Энн гадала – не мать ли это ребенка, но решила, что такое невозможно.
Китаянка неожиданно нахмурилась и ткнула дулом в пакет с подгузниками. Потянулась к ребенку. У нее были крестьянские руки, грубые, как у мужчины.
За всю свою жизнь Холли-Энн ни разу не сжимала по-настоящему кулаки, не говоря уж о том, чтобы ими размахивать.
Ее первый в жизни удар пришелся китаянке по узким губам. Он был не таким уж сильным, но у той потекла кровь. Холли-Энн опомнилась и обхватила ребенка обеими руками.
Китаянка вытерла с подбородка струйку крови и направила дуло ружья на Холли-Энн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145