– Это не из Библии. Шекспир: «Ромео и Джульетта».
Туристы напряглись. В самом деле, почему этот измученный человек выбрал для своего некролога цитату из самой известной любовной трагедии? Из повести о двух враждующих семействах и о любви, что превыше ненависти? Между прочим, в высокогорных монастырях люди часто подвержены галлюцинациям. Обычное явление. Даже далай-лама об этом шутил.
– Значит, – сказал Айк, – он белый. И Шекспира читал. Стало быть, родился на свет не больше чем пару-тройку веков назад.
Разговор стал напоминать салонную игру. Первоначальный испуг окончательно сменился каким-то патологическим оживлением.
– Кто же он такой?
– Раб?
– Беглый узник?
Айк не ответил. Он вплотную приблизил лицо к лицу мумии, пытаясь найти разгадку. «Расскажи о своем пути, – думал он, – расскажи, как спасся. Кто повесил на тебя золотые оковы?» Никакой подсказки. Окаменелые глаза смотрят равнодушно. На лице хитрая гримаса, словно мертвец потешается над любопытными гостями. Подошел Оуэн и прочитал вслух:
– «RAF».
В самом деле, на левом плече была татуировка: буквы «RAF», а над ними орел. Выполнено с профессиональным качеством. Айк взялся за холодную руку.
– Значит, ВВС Великобритании, – констатировал он.
Вот головоломка и сложилась. Это объясняло если не выбор цитаты, то хотя бы Шекспира.
– Пилот? – завороженно спросила коротко стриженная парижанка.
– Пилот, штурман, стрелок. – Айк пожал плечами. – Кто знает.
Он нагнулся и стал разглядывать буквы, чувствуя себя дешифровщиком. Читая строчку за строчкой, Айк пытался размотать весь клубок до конца. Водил по буквам ногтем, складывая фразы и мысли. Его спутники отошли, предоставив ему разбирать записи. Айк попытался начать с другого конца и, казалось, уловил какой-то смысл. И все равно – ничего не понимал. Вынул топографическую карту Гималаев, отыскал широту и долготу, фыркнул – все совпадает! Невероятно. Айк перевел взгляд на то, что когда-то было человеком. Снова посмотрел на карту. Неужели такое возможно?
– Выпей.
От аппетитного запаха кофе, приготовленного в поршневой кофеварке, Айк даже прищурился. Ему протянули пластмассовую кружку. Айк поднял взгляд. Голубые глаза Коры смотрели дружелюбно. Это согревало лучше любого кофе. Он принял кружку, пробормотал какую-то благодарность и вдруг почувствовал, что у него дико болит голова. Прошло уже несколько часов. В глубину пещеры грязными лужами ползли длинные тени.
Туристы уселись на корточках вокруг походной газовой плитки, словно неандертальцы вокруг костра. Они растапливали снег и готовили кофе. Случилось чудо – Оуэн расщедрился и предложил всем свои личные запасы. Кто-то молол зерна, кто-то давил на поршень кофеварки, а кто-то тер над чашками с готовым кофе кусочки корицы. Люди действовали вместе. Впервые за целый месяц Айк готов был их полюбить.
– Как ты? – спросила Кора.
– Я? – Айк не привык, чтобы кто-то интересовался его самочувствием. Тем более Кора.
Он подозревал – хотя какие уж тут подозрения, – что Кора собирается его бросить. Перед выходом из Катманду она сказала, что работает на фирму в последний раз. А поскольку вся фирма состоит из них двоих, то понятно, кем недовольна Кора.
Все это задевало бы Айка гораздо меньше, если бы речь шла о другом мужчине, денежной выгоде или более захватывающей работе. Но дело было в нем самом. Айк «разбил ей сердце», потому что он – это он. Наивный мечтатель, плывущий по течению жизни, горный волк-одиночка. Именно то, что вначале привлекало Кору, теперь раздражало. Ей казалось, что Айк понятия не имеет о настоящей жизни – взять хотя бы сегодняшний разговор о туристах. Возможно, в чем-то Кора и права.
Айк надеялся, что поход уменьшит возникший между ними разлад, что она вновь подпадет под то очарование, что всегда влекло и его. Наверное, Кора просто устала за последние два года. Горные бури и банкротства утратили свою притягательность.
– Я тут разглядывала мандалу, – начала Кора, указывая на круг, заполненный извилистыми линиями. В темноте краски переливались, как живые, а при свете стали какими-то блеклыми. – Я их видела сотни, но здесь никак не могу разобраться. Сплошные петли и изгибы, хаос какой-то. Ни начала, ни конца, ни середины. – Она взглянула на мумию, затем на записи, которые делал Айк. – А как ты? Продвинулся?
Айк успел нарисовать загадочную схему: фигура человека, вокруг – фразы, обведенные, как в комиксах, контурами и соединенные между собой стрелками и линиями. Он отхлебнул кофе. С чего же начать? Сплошные загадки – и то, каким способом покойный рассказал о себе, и то, что он рассказал. Он записывал то, что приходило в голову, дополнял свои записи, блуждал среди многих правд, сам себе противореча. Словно человек, который, потерпев кораблекрушение, обнаруживает у себя ручку и начинает записывать все, что приходит на память.
– Во-первых, – начал Айк, – его звали Исаак.
– Исаак? – раздался голос из кучки варивших кофе. Люди все бросили и внимательно слушали Айка.
Айк водил пальцем по груди мумии. Надпись была понятной. Почти. «Я Исаак, – говорилось здесь, и далее: – В изгнании, на мучительном свету».
– Видите цифры? – спросил Айк. – Думаю, это его личный номер. А вот еще: десять, ноль, три, двадцать три – наверное, день его рождения.
– Тысяча девятьсот двадцать три? – уточнил кто-то.
Люди были по-детски разочарованы. Шестьдесят пять лет – ни о какой древности не может быть и речи.
– Сожалею, – посочувствовал Айк и продолжил: – А вот еще дата, видите? – Он отвел в сторону болтавшийся внизу живота клочок кожи. – Четыре, семь, сорок четыре. Вероятно, в этот день его сбили.
– Сбили?
– Или он потерпел аварию.
Слушатели были озадачены. Айк рассказывал то, что ему удалось сложить из кусочков:
– Вы только представьте. Он совсем мальчишка, ему двадцать один год. Идет Вторая мировая война. Его призвали, или он пошел добровольцем. У него татуировка: «ВВС Великобритании». Его послали в Индию. Ему приходилось горбатить.
– Горбатить? – переспросил кто-то. Бернард. Он яростно настукивал по клавиатуре портативного компьютера.
Айк пояснил:
– Так пилоты называют грузовые рейсы в Тибет и Китай. Летать над «горбами», то есть над Гималайским хребтом. Тогда весь район был частью Западного азиатского фронта. Жаркое местечко. Самолеты то и дело падали. Экипаж выживал редко.
– Падший ангел, – вздохнул Оуэн.
И не он один. Остальные тоже были под впечатлением.
– И это все вы узнали из десятка цифр? – спросил Бернард. Он указал карандашом на последнюю дату. – Вы полагаете, это день, когда его сбили? А может, дата его свадьбы, или окончания Оксфорда, или когда он впервые был с женщиной? Я хочу сказать, этот тип далеко не мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145
Туристы напряглись. В самом деле, почему этот измученный человек выбрал для своего некролога цитату из самой известной любовной трагедии? Из повести о двух враждующих семействах и о любви, что превыше ненависти? Между прочим, в высокогорных монастырях люди часто подвержены галлюцинациям. Обычное явление. Даже далай-лама об этом шутил.
– Значит, – сказал Айк, – он белый. И Шекспира читал. Стало быть, родился на свет не больше чем пару-тройку веков назад.
Разговор стал напоминать салонную игру. Первоначальный испуг окончательно сменился каким-то патологическим оживлением.
– Кто же он такой?
– Раб?
– Беглый узник?
Айк не ответил. Он вплотную приблизил лицо к лицу мумии, пытаясь найти разгадку. «Расскажи о своем пути, – думал он, – расскажи, как спасся. Кто повесил на тебя золотые оковы?» Никакой подсказки. Окаменелые глаза смотрят равнодушно. На лице хитрая гримаса, словно мертвец потешается над любопытными гостями. Подошел Оуэн и прочитал вслух:
– «RAF».
В самом деле, на левом плече была татуировка: буквы «RAF», а над ними орел. Выполнено с профессиональным качеством. Айк взялся за холодную руку.
– Значит, ВВС Великобритании, – констатировал он.
Вот головоломка и сложилась. Это объясняло если не выбор цитаты, то хотя бы Шекспира.
– Пилот? – завороженно спросила коротко стриженная парижанка.
– Пилот, штурман, стрелок. – Айк пожал плечами. – Кто знает.
Он нагнулся и стал разглядывать буквы, чувствуя себя дешифровщиком. Читая строчку за строчкой, Айк пытался размотать весь клубок до конца. Водил по буквам ногтем, складывая фразы и мысли. Его спутники отошли, предоставив ему разбирать записи. Айк попытался начать с другого конца и, казалось, уловил какой-то смысл. И все равно – ничего не понимал. Вынул топографическую карту Гималаев, отыскал широту и долготу, фыркнул – все совпадает! Невероятно. Айк перевел взгляд на то, что когда-то было человеком. Снова посмотрел на карту. Неужели такое возможно?
– Выпей.
От аппетитного запаха кофе, приготовленного в поршневой кофеварке, Айк даже прищурился. Ему протянули пластмассовую кружку. Айк поднял взгляд. Голубые глаза Коры смотрели дружелюбно. Это согревало лучше любого кофе. Он принял кружку, пробормотал какую-то благодарность и вдруг почувствовал, что у него дико болит голова. Прошло уже несколько часов. В глубину пещеры грязными лужами ползли длинные тени.
Туристы уселись на корточках вокруг походной газовой плитки, словно неандертальцы вокруг костра. Они растапливали снег и готовили кофе. Случилось чудо – Оуэн расщедрился и предложил всем свои личные запасы. Кто-то молол зерна, кто-то давил на поршень кофеварки, а кто-то тер над чашками с готовым кофе кусочки корицы. Люди действовали вместе. Впервые за целый месяц Айк готов был их полюбить.
– Как ты? – спросила Кора.
– Я? – Айк не привык, чтобы кто-то интересовался его самочувствием. Тем более Кора.
Он подозревал – хотя какие уж тут подозрения, – что Кора собирается его бросить. Перед выходом из Катманду она сказала, что работает на фирму в последний раз. А поскольку вся фирма состоит из них двоих, то понятно, кем недовольна Кора.
Все это задевало бы Айка гораздо меньше, если бы речь шла о другом мужчине, денежной выгоде или более захватывающей работе. Но дело было в нем самом. Айк «разбил ей сердце», потому что он – это он. Наивный мечтатель, плывущий по течению жизни, горный волк-одиночка. Именно то, что вначале привлекало Кору, теперь раздражало. Ей казалось, что Айк понятия не имеет о настоящей жизни – взять хотя бы сегодняшний разговор о туристах. Возможно, в чем-то Кора и права.
Айк надеялся, что поход уменьшит возникший между ними разлад, что она вновь подпадет под то очарование, что всегда влекло и его. Наверное, Кора просто устала за последние два года. Горные бури и банкротства утратили свою притягательность.
– Я тут разглядывала мандалу, – начала Кора, указывая на круг, заполненный извилистыми линиями. В темноте краски переливались, как живые, а при свете стали какими-то блеклыми. – Я их видела сотни, но здесь никак не могу разобраться. Сплошные петли и изгибы, хаос какой-то. Ни начала, ни конца, ни середины. – Она взглянула на мумию, затем на записи, которые делал Айк. – А как ты? Продвинулся?
Айк успел нарисовать загадочную схему: фигура человека, вокруг – фразы, обведенные, как в комиксах, контурами и соединенные между собой стрелками и линиями. Он отхлебнул кофе. С чего же начать? Сплошные загадки – и то, каким способом покойный рассказал о себе, и то, что он рассказал. Он записывал то, что приходило в голову, дополнял свои записи, блуждал среди многих правд, сам себе противореча. Словно человек, который, потерпев кораблекрушение, обнаруживает у себя ручку и начинает записывать все, что приходит на память.
– Во-первых, – начал Айк, – его звали Исаак.
– Исаак? – раздался голос из кучки варивших кофе. Люди все бросили и внимательно слушали Айка.
Айк водил пальцем по груди мумии. Надпись была понятной. Почти. «Я Исаак, – говорилось здесь, и далее: – В изгнании, на мучительном свету».
– Видите цифры? – спросил Айк. – Думаю, это его личный номер. А вот еще: десять, ноль, три, двадцать три – наверное, день его рождения.
– Тысяча девятьсот двадцать три? – уточнил кто-то.
Люди были по-детски разочарованы. Шестьдесят пять лет – ни о какой древности не может быть и речи.
– Сожалею, – посочувствовал Айк и продолжил: – А вот еще дата, видите? – Он отвел в сторону болтавшийся внизу живота клочок кожи. – Четыре, семь, сорок четыре. Вероятно, в этот день его сбили.
– Сбили?
– Или он потерпел аварию.
Слушатели были озадачены. Айк рассказывал то, что ему удалось сложить из кусочков:
– Вы только представьте. Он совсем мальчишка, ему двадцать один год. Идет Вторая мировая война. Его призвали, или он пошел добровольцем. У него татуировка: «ВВС Великобритании». Его послали в Индию. Ему приходилось горбатить.
– Горбатить? – переспросил кто-то. Бернард. Он яростно настукивал по клавиатуре портативного компьютера.
Айк пояснил:
– Так пилоты называют грузовые рейсы в Тибет и Китай. Летать над «горбами», то есть над Гималайским хребтом. Тогда весь район был частью Западного азиатского фронта. Жаркое местечко. Самолеты то и дело падали. Экипаж выживал редко.
– Падший ангел, – вздохнул Оуэн.
И не он один. Остальные тоже были под впечатлением.
– И это все вы узнали из десятка цифр? – спросил Бернард. Он указал карандашом на последнюю дату. – Вы полагаете, это день, когда его сбили? А может, дата его свадьбы, или окончания Оксфорда, или когда он впервые был с женщиной? Я хочу сказать, этот тип далеко не мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145