Ужасно воют ванты, ветер налетает на них, беснуется, бьет их все сильнее. Их душераздирающий вой доводит меня до бешенства. Под ударами волн корпус лодки издает неистовые вопли. Все суденышко дребезжит и жалобно стонет.
Я измерил скорость ветра: 22 метра в секунду! Если бы был жив Бофорт, то присудил бы ему 9 баллов и объявил его сильным штормом. За ним уже следуют жестокий шторм и ураган. Надеюсь, они обойдут нас стороной.
По техническим данным, наша лодка способна выдержать силу ветра до пяти баллов. Разница между пятью и девятью баллами огромна. Даже между шестью и семью баллами она велика.
И все же нам есть чему и радоваться. Наша славная покалеченная «Джу» борется с 9-балльным штормом! И чрезвычайно успешно. Чувство уверенности и надежды переполняет душу. Да! Мы достигнем Таити и совершим невероятное – пересечем Тихий океан на лодке без балластного киля, со сломанной мачтой и поврежденным рулевым управлением.
Я часто повторяю себе это. Использую как метод самовнушения. Если у меня вдруг появляются суетные мысли, то я стараюсь связать их исключительно с магическим словом «успех». Не позволяю себе иного.
Безмерно усталый и промокший до нитки, я с нетерпением жду конца ливня и шторма.
Тропики показывают зубы
Вокруг все то же. И одновременно не то. Дождь, а волны стали еще круче. Как будто до этого они были малыми. Ночью лило не переставая. На шлюпочной банке я закрепил чайную чашку, и, к моему удивлению, она моментально наполнилась дождевой водой. Я выпил воду. Но вскоре она опять переливалась через край. Ну и дождь! Вот он, тропический ливень!
Неожиданно налетел сильный шквал. Видимость упала до нуля. Вокруг все потемнело. Я чувствовал лишь сильные порывистые удары дождевых струй по капюшону. Волны ударяли в борта лодки со страшным гулом. Воздух настолько пропитался водяной пылью, что я задыхался: дышать буквально нечем. Тьма сгустилась еще больше. Не видно даже паруса. Мерцала лишь лампочка у компаса. Я ощущал направление ветра и старался удержать курс, не позволить лодке развернуться. А румпель стал невыносимо тяжелым: он тянул из меня последние силы. Этот кромешный ад продолжался минут двадцать. Потом шквал выдохся: ветер внезапно стих. Наступила невероятная тишина. В ушах стоит звон. От пережитого напряжения веки вспухли и горят, ломит натруженные руки.
И тут я вспомнил о кошмарной ночи, когда мы в бурю пытались через Дарданеллы пройти в Мраморное море. Тогда на яхте «Эол» нас было пятеро мужчин и одна женщина – Джу. Строили яхту любители – сотрудники болгарского телевидения. У них было в избытке добрых желаний, строительных материалов и трудолюбия. В результате из рук энтузиастов вышло нечто непостижимое. Обычный крен из-за ветра у «Эола» достигал 75°, то есть был почти как у бескилевой спасательной шлюпки. Без всякой на то причины яхта частенько опасно кренилась, а румпель становился чрезвычайно тяжелым. Возможно, этим он был обязан слишком длинному гику. Вообще, на яхте все было не по мерке. Даже паруса были особые, не подходящие для этого судна. И я не удивляюсь, ибо мастера-любители приняли за основу чертежи яхты длиной 5,5 метра, но ради удобства и роскоши произвольно удлинили корпус до 8,5 метра. Сделали это просто: увеличили пропорционально размеры буквально всех частей яхты, даже киля. И получилась яхта, конструкция которой пришла в противоречие со всеми нормами и принципами судостроения. Одним словом, любители сотворили небывалое судно!
Вот на этой яхте мы и попали в ад в Мраморном море. К тому же накануне она выкинула ряд номеров: судно дало течь, сломался румпель, вышел из строя двигатель. Стояла поздняя осень. Неожиданно резко похолодало. И мы помчались прочь от греческого архипелага. С собой у нас не было никакой теплой одежды. При выходе из Дарданелл пошел дождь, подул крепкий встречный ветер, разыгрался шторм. Я решил вернуться в Галлиполи (Галиболу) и там переждать бурю. Другого выхода у нас не было. Штормовой встречный ветер не позволял яхте идти вперед. В Галлиполи повалил снег. Случай небывалый! Старики взирали на небо и шепотом произносили «аллах!». Спустя ночь мы снова покинули порт. Через 30 миль хода в Мраморном море опять разразился шторм. Могучий и яростный. Несколько часов мы упорно боролись с ним, но так и не смогли достичь ближнего мыса, за которым всего в трех милях находится порт Текирдаг. Неожиданно пал туман, дождь усилился. Ветер яростно выл. С огромным трудом я управлял яхтой. Становилось ясно, что в такую погоду попасть в Дарданеллы мы не сможем. Видимость очень плохая: в 50 метрах ничего не различишь, а скорость течения здесь достигает 3 миль в час, то есть больше, чем может дать мотор яхты. Был бы хоть радиопеленгатор или радар – другое бы дело. Пользовались Одиссеевой навигацией.
Вход в Дарданеллы имеет ширину около одной мили. Даже теоретически шанс уцелеть очень мал. Более шести часов шли мы в полном мраке, нигде ни огонька, никаких ориентиров. В любую минуту ждали: вот-вот врежемся в какую-нибудь скалу. Наконец показался первый огонек, но он не обрадовал: столкнулись два судна. Увидели и второй огонек: судно ударилось в маяк-мигалку. В густом тумане даже опытный экипаж вряд ли сумеет разглядеть небольшую действующую мигалку.
Я лихорадочно думал, в голове проносились потоки цифр: о курсе, дрейфе, силе течения и ветра. Часто менял курс. Все мне добросовестно помогали. Люди, которые впервые плавали на яхте, вели себя словно профессиональные моряки парусного флота. И даже, пожалуй, лучше, потому что не задумываясь выполняли мои распоряжения, не пытались то и дело давать умные советы.
Наконец, точно по рассчитанному мной курсу 210° – запомнил его на всю жизнь! – показался маяк Галлиполи. Укрылись в порту от шторма. На другой день я проснулся капитаном с непререкаемым авторитетом.
Никогда не забуду, как Митето Езекиев, который был болен (у него была высокая температура), превозмогая слабость, помогал всем, чем мог, заботился о нас, как мать родная. Я то и дело вбегал в рубку, чтобы взглянуть на карту, уточнить курс, и он каждый раз поил меня горячим чаем, всегда знал, где циркуль, треугольник. Я навсегда полюбил его всей душой. На высоте были также Хари, Пешко и Румен: отчаянно смелые и веселые парни, словно молодые пираты.
Джу
Кит у борта
Дневник – это почти единственное, что меня дисциплинирует и дарит мне хорошее настроение. Остальное время меряю лишь часами от вахты до вахты.
Сегодня видели кита. Неожиданно в двух метрах от лодки послышался могучий вздох и всплеск. Из воды показалась огромная темная спина животного. Больше часа кит кружил вокруг лодки. Уже наступили сумерки, и я никак не могла понять: то ли он один, то ли их несколько.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
Я измерил скорость ветра: 22 метра в секунду! Если бы был жив Бофорт, то присудил бы ему 9 баллов и объявил его сильным штормом. За ним уже следуют жестокий шторм и ураган. Надеюсь, они обойдут нас стороной.
По техническим данным, наша лодка способна выдержать силу ветра до пяти баллов. Разница между пятью и девятью баллами огромна. Даже между шестью и семью баллами она велика.
И все же нам есть чему и радоваться. Наша славная покалеченная «Джу» борется с 9-балльным штормом! И чрезвычайно успешно. Чувство уверенности и надежды переполняет душу. Да! Мы достигнем Таити и совершим невероятное – пересечем Тихий океан на лодке без балластного киля, со сломанной мачтой и поврежденным рулевым управлением.
Я часто повторяю себе это. Использую как метод самовнушения. Если у меня вдруг появляются суетные мысли, то я стараюсь связать их исключительно с магическим словом «успех». Не позволяю себе иного.
Безмерно усталый и промокший до нитки, я с нетерпением жду конца ливня и шторма.
Тропики показывают зубы
Вокруг все то же. И одновременно не то. Дождь, а волны стали еще круче. Как будто до этого они были малыми. Ночью лило не переставая. На шлюпочной банке я закрепил чайную чашку, и, к моему удивлению, она моментально наполнилась дождевой водой. Я выпил воду. Но вскоре она опять переливалась через край. Ну и дождь! Вот он, тропический ливень!
Неожиданно налетел сильный шквал. Видимость упала до нуля. Вокруг все потемнело. Я чувствовал лишь сильные порывистые удары дождевых струй по капюшону. Волны ударяли в борта лодки со страшным гулом. Воздух настолько пропитался водяной пылью, что я задыхался: дышать буквально нечем. Тьма сгустилась еще больше. Не видно даже паруса. Мерцала лишь лампочка у компаса. Я ощущал направление ветра и старался удержать курс, не позволить лодке развернуться. А румпель стал невыносимо тяжелым: он тянул из меня последние силы. Этот кромешный ад продолжался минут двадцать. Потом шквал выдохся: ветер внезапно стих. Наступила невероятная тишина. В ушах стоит звон. От пережитого напряжения веки вспухли и горят, ломит натруженные руки.
И тут я вспомнил о кошмарной ночи, когда мы в бурю пытались через Дарданеллы пройти в Мраморное море. Тогда на яхте «Эол» нас было пятеро мужчин и одна женщина – Джу. Строили яхту любители – сотрудники болгарского телевидения. У них было в избытке добрых желаний, строительных материалов и трудолюбия. В результате из рук энтузиастов вышло нечто непостижимое. Обычный крен из-за ветра у «Эола» достигал 75°, то есть был почти как у бескилевой спасательной шлюпки. Без всякой на то причины яхта частенько опасно кренилась, а румпель становился чрезвычайно тяжелым. Возможно, этим он был обязан слишком длинному гику. Вообще, на яхте все было не по мерке. Даже паруса были особые, не подходящие для этого судна. И я не удивляюсь, ибо мастера-любители приняли за основу чертежи яхты длиной 5,5 метра, но ради удобства и роскоши произвольно удлинили корпус до 8,5 метра. Сделали это просто: увеличили пропорционально размеры буквально всех частей яхты, даже киля. И получилась яхта, конструкция которой пришла в противоречие со всеми нормами и принципами судостроения. Одним словом, любители сотворили небывалое судно!
Вот на этой яхте мы и попали в ад в Мраморном море. К тому же накануне она выкинула ряд номеров: судно дало течь, сломался румпель, вышел из строя двигатель. Стояла поздняя осень. Неожиданно резко похолодало. И мы помчались прочь от греческого архипелага. С собой у нас не было никакой теплой одежды. При выходе из Дарданелл пошел дождь, подул крепкий встречный ветер, разыгрался шторм. Я решил вернуться в Галлиполи (Галиболу) и там переждать бурю. Другого выхода у нас не было. Штормовой встречный ветер не позволял яхте идти вперед. В Галлиполи повалил снег. Случай небывалый! Старики взирали на небо и шепотом произносили «аллах!». Спустя ночь мы снова покинули порт. Через 30 миль хода в Мраморном море опять разразился шторм. Могучий и яростный. Несколько часов мы упорно боролись с ним, но так и не смогли достичь ближнего мыса, за которым всего в трех милях находится порт Текирдаг. Неожиданно пал туман, дождь усилился. Ветер яростно выл. С огромным трудом я управлял яхтой. Становилось ясно, что в такую погоду попасть в Дарданеллы мы не сможем. Видимость очень плохая: в 50 метрах ничего не различишь, а скорость течения здесь достигает 3 миль в час, то есть больше, чем может дать мотор яхты. Был бы хоть радиопеленгатор или радар – другое бы дело. Пользовались Одиссеевой навигацией.
Вход в Дарданеллы имеет ширину около одной мили. Даже теоретически шанс уцелеть очень мал. Более шести часов шли мы в полном мраке, нигде ни огонька, никаких ориентиров. В любую минуту ждали: вот-вот врежемся в какую-нибудь скалу. Наконец показался первый огонек, но он не обрадовал: столкнулись два судна. Увидели и второй огонек: судно ударилось в маяк-мигалку. В густом тумане даже опытный экипаж вряд ли сумеет разглядеть небольшую действующую мигалку.
Я лихорадочно думал, в голове проносились потоки цифр: о курсе, дрейфе, силе течения и ветра. Часто менял курс. Все мне добросовестно помогали. Люди, которые впервые плавали на яхте, вели себя словно профессиональные моряки парусного флота. И даже, пожалуй, лучше, потому что не задумываясь выполняли мои распоряжения, не пытались то и дело давать умные советы.
Наконец, точно по рассчитанному мной курсу 210° – запомнил его на всю жизнь! – показался маяк Галлиполи. Укрылись в порту от шторма. На другой день я проснулся капитаном с непререкаемым авторитетом.
Никогда не забуду, как Митето Езекиев, который был болен (у него была высокая температура), превозмогая слабость, помогал всем, чем мог, заботился о нас, как мать родная. Я то и дело вбегал в рубку, чтобы взглянуть на карту, уточнить курс, и он каждый раз поил меня горячим чаем, всегда знал, где циркуль, треугольник. Я навсегда полюбил его всей душой. На высоте были также Хари, Пешко и Румен: отчаянно смелые и веселые парни, словно молодые пираты.
Джу
Кит у борта
Дневник – это почти единственное, что меня дисциплинирует и дарит мне хорошее настроение. Остальное время меряю лишь часами от вахты до вахты.
Сегодня видели кита. Неожиданно в двух метрах от лодки послышался могучий вздох и всплеск. Из воды показалась огромная темная спина животного. Больше часа кит кружил вокруг лодки. Уже наступили сумерки, и я никак не могла понять: то ли он один, то ли их несколько.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103