Твоей жизни просто нет! — Милиционер немного успокоился и продолжал потише: — Правда, никакой девчонки тоже нет. И Сергея… Послушай, может быть, ты откуда-нибудь из другого города? Может, все произошло где-нибудь не здесь?
На заднем плане в дверь периодически заглядывал доктор, ожидая конца их беседы. Еще бы, такой интересный случай ложной памяти…
Мужик тем временем продолжал:
— Тебя вытащили оттуда, где прошла баррантида. Ни один нормальный человек не сунется в это время на Ладогу… Как же ты оказался на скале?! Может, ты — призрак?!
Кошмар. Теперь он разросся и принимал формы катастрофы: жизни, которую Тоник помнит отчетливо, до последних мелочей, — не существует. Нет больше друзей, незаконченных дел, невозвращенных долгов, нет любви, мести… ничего нет. Антону казалось, что он бредит. Если не свихнулся раньше, то сейчас — самый подходящий момент.
— Яживой, — автоматически ответил он. — Но больше ничем вам помочь не могу. Это было единственным, что я помню.
Милиционер выскочил из палаты и потащил врача в ординаторскую. Они все здесь нервно вздрагивают при слове «баррантида», и то, что Тоник в ней выжил, почему-то их пугает. А ему нечего с ними делать.
Чувствовал он себя нормально. Или ему так казалось — на фоне выматывающей тоски и непонятной амнезии. Только голова кружилась — но это не от травмы… Дождавшись, когда все выйдут, он поднялся с кровати, собрался, накинул штормовку (в кармане по-прежнему лежал мобильный телефон — единственное доказательство того, что его прошлое реально существовало) и вышел на улицу. Никто его не задержал.
Середина дня. Было довольно тепло, но Тоник зябко кутался в свою штормовку. Широкие улицы Питера казались ему знакомыми — и в то же время неуловимо чужими. Может, и в самом деле бред? Он испытывал странное чувство, будто покинул город давным-давно, а теперь вернулся — и ничего не узнает, так сильно изменился Петербург за много лет. Не в лучшую сторону, кстати, изменился — словно вместе с Тоником его покинули многие жители. А оставшиеся попрятались…
В самом деле, улицы показались ему пустоватыми. Город стоял, освещенный солнцем, умытый утренним дождем, — и безлюдный. Ветерок гнал по асфальту прошлогодние сухие листочки и мелкий мусор. Вдоль щелей между домами и тротуаром проросла густая трава.
Может, это и не Питер вовсе? Антон остановился и растерянно оглянулся. Нет, пожалуй, Питер — только какой-то странный. В конце улицы зеленел старый парк. Его окружала погнутая решетка. Но за ней начинался практически девственный лес: высокие деревья, раскинувшие ветви над дорогой (по-видимому, их никогда никто не подрезал), густой кустарник и дикая трава. Узкая тропинка убегала в глубь зарослей. Начиналась она от дырки в заборе…
Вдоль тротуара — довольно много мусора, сметенного в большие кучки. Старик в робе поджигает эти кучки, и они тлеют, пуская густой дым. Тоник медленно прошел мимо него, старик даже не повернул головы. Но потом долго смотрел вслед.
Чем ближе к центру, тем больше город напоминает прежний Петербург. Некоторые улицы, скверы, мосты словно воскрешают полузабытые чувства в душе Тоника. Нева бежит во всей красе, отражая бледно-бирюзовое небо и дома на набережной. Некоторые из них выглядят запущенными, пустыми; некоторые окружены глухими заборами. Здесь явно никто не живет — только почему развалины в центре города никто не реставрирует?!
Но сейчас Тоника больше всего интересовал один дом — его собственный.
Он удивительно быстро дошел до него — старого, дореволюционной постройки дома, в котором он прожил столько лет. Вот его окошки на пятом этаже, увитые плющом. Раньше вьющихся растений здесь не было. Дом в плюще выглядит таким уютным, будто из старой книжки. Домофона на двери, поставленного года два назад, почему-то не оказалось. Тоник зашел в парадную и бесшумно поднялся по ступенькам до своей квартиры. Прислушался — внутри царила полная тишина. Достал из внутреннего кармана ключ. Сравнил его с замком. Конечно же, не подходит…
Ключ был даже другого типа — не зря Тоник, едва увидев дом, сразу понял, что больше не живет здесь. Теперь у него нет никого и ничего. У него нет своей жизни — и это, похоже, насовсем. Видимо, у Антона включилось запредельное торможение, он перестал удивляться и лишь как-то отстраненно задумался, что будет делать в новом мире. Что-то странное произошло, пока он был без сознания. Что-то, изменившее его прежнюю жизнь навсегда.
Существует ли оно, его прошлое? Остался ли хоть где-нибудь тот мир, в котором Тоник прожил всю свою жизнь?
На всякий случай он позвонил — в квартире ничто не шевельнулось. Все та же необитаемая тишина…
Антон вышел обратно, на солнечную улицу. Ждать жильцов он не будет. Почему-то от мысли, что придется встретиться с кем-то, занявшим его место, на душе становится еще хуже.
Может быть, удивительный мир — только изнанка настоящего Питера, и те, кто в нем живет, об этом не догадываются?! Именно потому за весь день Антон так и не встретил никого из прежних друзей. Он метался по знакомым адресам — и находил там чужих людей. Был в больницах и в бюро судебных экспертиз, в прокуратуре и в милиции, во многих других местах, где неоднократно бывал раньше по роду своей прежней работы. Но — ни одного знакомого лица. Он бродил по городу в поисках хоть кого-то… Многие встреченные люди относились к нему с сочувствием, они хотели помочь незнакомому странному парню, ищущему неизвестно кого, но ничего не могли для него сделать…
Смеркалось. Солнце село в густые, почти черные тучи, закрывшие полгоризонта. Сразу похолодало. Тоник подумал, что надо вернуться в больницу, но быстро отмел эту мысль. Там его закроют и будут держать до установления личности. Или переведут в психушку. Но он не сумасшедший, это мир сошел с ума. Навсегда — а потому придется научиться здесь выживать. Лучше сейчас добраться до вокзала — там можно переночевать в относительном тепле. А завтра он что-нибудь придумает.
Московский вокзал остался на прежнем месте. Тоник зашел в зал ожидания и оглянулся по сторонам. Спит на неудобном деревянном кресле пожилой бомж, в углу расположилось семейство беженцев — и больше ни души! Он вышел в большой зал и впервые обратил внимание на то, что вокзал пуст. Таблички «отправление» и «прибытие» сиротливо чернели в полутьме над выходом: никто сюда не приезжал и не уезжал отсюда. Двери, ведущие на перрон, распахнуты. Под редкими неяркими фонарями влажно отсвечивали рельсы, по безлюдным асфальтовым платформам ветер гонял бумажки. Никого.
Хотелось закричать, зажмуриться, проснуться — но Тоник почему-то продолжал стоять. Лихорадочно подумал, что, куда бы он ни побежал, везде его встретит этот же сумасшедший Санкт-Петербург, тихий, пустой, будто бы уже наполовину мертвый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
На заднем плане в дверь периодически заглядывал доктор, ожидая конца их беседы. Еще бы, такой интересный случай ложной памяти…
Мужик тем временем продолжал:
— Тебя вытащили оттуда, где прошла баррантида. Ни один нормальный человек не сунется в это время на Ладогу… Как же ты оказался на скале?! Может, ты — призрак?!
Кошмар. Теперь он разросся и принимал формы катастрофы: жизни, которую Тоник помнит отчетливо, до последних мелочей, — не существует. Нет больше друзей, незаконченных дел, невозвращенных долгов, нет любви, мести… ничего нет. Антону казалось, что он бредит. Если не свихнулся раньше, то сейчас — самый подходящий момент.
— Яживой, — автоматически ответил он. — Но больше ничем вам помочь не могу. Это было единственным, что я помню.
Милиционер выскочил из палаты и потащил врача в ординаторскую. Они все здесь нервно вздрагивают при слове «баррантида», и то, что Тоник в ней выжил, почему-то их пугает. А ему нечего с ними делать.
Чувствовал он себя нормально. Или ему так казалось — на фоне выматывающей тоски и непонятной амнезии. Только голова кружилась — но это не от травмы… Дождавшись, когда все выйдут, он поднялся с кровати, собрался, накинул штормовку (в кармане по-прежнему лежал мобильный телефон — единственное доказательство того, что его прошлое реально существовало) и вышел на улицу. Никто его не задержал.
Середина дня. Было довольно тепло, но Тоник зябко кутался в свою штормовку. Широкие улицы Питера казались ему знакомыми — и в то же время неуловимо чужими. Может, и в самом деле бред? Он испытывал странное чувство, будто покинул город давным-давно, а теперь вернулся — и ничего не узнает, так сильно изменился Петербург за много лет. Не в лучшую сторону, кстати, изменился — словно вместе с Тоником его покинули многие жители. А оставшиеся попрятались…
В самом деле, улицы показались ему пустоватыми. Город стоял, освещенный солнцем, умытый утренним дождем, — и безлюдный. Ветерок гнал по асфальту прошлогодние сухие листочки и мелкий мусор. Вдоль щелей между домами и тротуаром проросла густая трава.
Может, это и не Питер вовсе? Антон остановился и растерянно оглянулся. Нет, пожалуй, Питер — только какой-то странный. В конце улицы зеленел старый парк. Его окружала погнутая решетка. Но за ней начинался практически девственный лес: высокие деревья, раскинувшие ветви над дорогой (по-видимому, их никогда никто не подрезал), густой кустарник и дикая трава. Узкая тропинка убегала в глубь зарослей. Начиналась она от дырки в заборе…
Вдоль тротуара — довольно много мусора, сметенного в большие кучки. Старик в робе поджигает эти кучки, и они тлеют, пуская густой дым. Тоник медленно прошел мимо него, старик даже не повернул головы. Но потом долго смотрел вслед.
Чем ближе к центру, тем больше город напоминает прежний Петербург. Некоторые улицы, скверы, мосты словно воскрешают полузабытые чувства в душе Тоника. Нева бежит во всей красе, отражая бледно-бирюзовое небо и дома на набережной. Некоторые из них выглядят запущенными, пустыми; некоторые окружены глухими заборами. Здесь явно никто не живет — только почему развалины в центре города никто не реставрирует?!
Но сейчас Тоника больше всего интересовал один дом — его собственный.
Он удивительно быстро дошел до него — старого, дореволюционной постройки дома, в котором он прожил столько лет. Вот его окошки на пятом этаже, увитые плющом. Раньше вьющихся растений здесь не было. Дом в плюще выглядит таким уютным, будто из старой книжки. Домофона на двери, поставленного года два назад, почему-то не оказалось. Тоник зашел в парадную и бесшумно поднялся по ступенькам до своей квартиры. Прислушался — внутри царила полная тишина. Достал из внутреннего кармана ключ. Сравнил его с замком. Конечно же, не подходит…
Ключ был даже другого типа — не зря Тоник, едва увидев дом, сразу понял, что больше не живет здесь. Теперь у него нет никого и ничего. У него нет своей жизни — и это, похоже, насовсем. Видимо, у Антона включилось запредельное торможение, он перестал удивляться и лишь как-то отстраненно задумался, что будет делать в новом мире. Что-то странное произошло, пока он был без сознания. Что-то, изменившее его прежнюю жизнь навсегда.
Существует ли оно, его прошлое? Остался ли хоть где-нибудь тот мир, в котором Тоник прожил всю свою жизнь?
На всякий случай он позвонил — в квартире ничто не шевельнулось. Все та же необитаемая тишина…
Антон вышел обратно, на солнечную улицу. Ждать жильцов он не будет. Почему-то от мысли, что придется встретиться с кем-то, занявшим его место, на душе становится еще хуже.
Может быть, удивительный мир — только изнанка настоящего Питера, и те, кто в нем живет, об этом не догадываются?! Именно потому за весь день Антон так и не встретил никого из прежних друзей. Он метался по знакомым адресам — и находил там чужих людей. Был в больницах и в бюро судебных экспертиз, в прокуратуре и в милиции, во многих других местах, где неоднократно бывал раньше по роду своей прежней работы. Но — ни одного знакомого лица. Он бродил по городу в поисках хоть кого-то… Многие встреченные люди относились к нему с сочувствием, они хотели помочь незнакомому странному парню, ищущему неизвестно кого, но ничего не могли для него сделать…
Смеркалось. Солнце село в густые, почти черные тучи, закрывшие полгоризонта. Сразу похолодало. Тоник подумал, что надо вернуться в больницу, но быстро отмел эту мысль. Там его закроют и будут держать до установления личности. Или переведут в психушку. Но он не сумасшедший, это мир сошел с ума. Навсегда — а потому придется научиться здесь выживать. Лучше сейчас добраться до вокзала — там можно переночевать в относительном тепле. А завтра он что-нибудь придумает.
Московский вокзал остался на прежнем месте. Тоник зашел в зал ожидания и оглянулся по сторонам. Спит на неудобном деревянном кресле пожилой бомж, в углу расположилось семейство беженцев — и больше ни души! Он вышел в большой зал и впервые обратил внимание на то, что вокзал пуст. Таблички «отправление» и «прибытие» сиротливо чернели в полутьме над выходом: никто сюда не приезжал и не уезжал отсюда. Двери, ведущие на перрон, распахнуты. Под редкими неяркими фонарями влажно отсвечивали рельсы, по безлюдным асфальтовым платформам ветер гонял бумажки. Никого.
Хотелось закричать, зажмуриться, проснуться — но Тоник почему-то продолжал стоять. Лихорадочно подумал, что, куда бы он ни побежал, везде его встретит этот же сумасшедший Санкт-Петербург, тихий, пустой, будто бы уже наполовину мертвый.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81