Когда бы я ни вернулась в школу, он всегда здесь.
– К сожалению, я старею, и мигрени становятся все мучительнее.
Мистер Риердон прячет улыбку.
Я повышаю голос:
– Над моими мигренями можно, конечно, смеяться. Но я отношусь к ним вполне серьезно. На самом деле я горжусь тем, что они достигают такой необычайной силы. Стоит теперь начаться мигрени, как у меня перед глазами вспыхивают разноцветные полосы.
– Садитесь. Нет! Пойдемте взглянем на новые классы. Они уже отделаны. Можете завтра приступить к занятиям в любом из них. А Ранги разместится в соседнем со старшей группой. Вы больше никогда не увидите старый сборный дом. Его увезут в другое место. Может быть, завтра же.
На новые домики стоит взглянуть! Совершенно невероятно, но снаружи они раскрашены во все цвета радуги. Голубые, желтые, светло-коричневые с темно-красными дверьми. Они похожи на домики, которые рисуют малыши. Можно подумать, что их нарисовали Мохи или Вики. Если не считать, что малыши обычно рисуют домики на ножках. У них нет ни малейшего сходства с теми строениями, которые я себе представляла, с той благопристойной, гигиеничной, внушающей почтение тюрьмой, которой я предпочитала сборный дом со всеми причудами его архитектуры. Они другие. Войти в один из них – все равно что войти в дом, нарисованный на мольберте нашего приготовительного класса. Все равно что войти в дом-мечту юной души. И моей, кстати, тоже. Эти домики похожи на те, что я рисую... рисовала, я хочу сказать... в Селахе. Огромный шаг вперед в развитии школьной строительной мысли.
– Архитектор сказал: «Мне нравится, и детям тоже, – объясняет мистер Риердон, – остальное не важно».
Только не для директора и не для меня.
А внутри! Ожившая страница из книжки с картинками. В каждом домике стена, обращенная на север, застеклена сверху донизу. Вдоль другой стены над низкой классной доской – деревянная планка сочного желтого цвета, выше – обои с детскими стихами и, что уж совсем невероятно, с ковбоями и индейцами. Ковбои и индейцы – поразительно! Высокие потолки, явное свидетельство расточительности, сияют всеми оттенками бледно-желтого цвета, опорные балки приятного лимонного тона. Вдоль одной из стен – низкие детские шкафчики с разноцветными дверцами. Будто их раскрашивали сами малыши. Как много доброты вложили в эти домики люди, которые сидят где-то далеко отсюда в своих безрадостных конторах. Не в первый раз я испытываю прилив гордости за успехи просвещения в Новой Зеландии.
– Мадам, вы только посмотрите, только посмотрите, как отделаны панели! Честное слово, эти парни знают свое дело.
– Сколько места для танцев. Малышам больше не придется танцевать на столах.
– Каждый день возводятся четыре такие классные комнаты, как сказал нам сегодня архитектор. Можно только восхищаться, насколько в них все продумано.
Я тем не менее не уверена, что недотепа улитка захочет расстаться с милыми ее сердцу стропилами. И что нашей киске и рыжему петуху понравится новая классная комната. Надеюсь, они не покинут нас, как белые дети. Я хочу сказать... я думаю, они нас покинут. Им больше нечего делать в приготовительном классе. И мне тоже. Недотепа улитка, киска, рыжий петух и я – мы не прошли переаттестацию. И поэтому покидаем приготовительный класс. Впрочем, не знаю, так ли уж это важно.
Я смотрю на директора, который с наслаждением открывает шкафчики. Предназначенные для других. Как всегда.
– Комитет решил устроить настоящий праздник по случаю открытия новой школы, – говорит он. – Вы начнете работать здесь завтра утром, но открытие, официальное открытие, состоится днем. Ради удобства тех, кто приедет из министерства.
– Сюда приедет кто-то из министерства?
– За это время произошло столько событий. Вечером в па будет грандиозный праздник. Несколько автобусов из города. И на этот раз вам не о чем беспокоиться. Концерт подготовлен силами па.
Я молчу, пока в голову не приходят слова, ради которых стоит открыть рот.
– Мне хочется, чтобы в одном из этих домиков работали вы. После стольких битв. Как жаль, что добрый старый Раухия не может на них полюбоваться.
– Неважно, что я останусь в старом классе. Когда я позволял себе мечтать, я мечтал о том, чтобы учительница приготовительного класса моей школы работала в помещении, достойном ее трудов. – Директор оглядывается по сторонам. – Моя мечта стала явью. Посмотрите! Классные комнаты изолированы. Но двери выходят на общую террасу. Классы изолированы и вместе с тем сообщаются менаду собой. Представляете, как трудно было подводить сюда воду и закладывать фундамент! Там, наверху, сидят люди с головой, люди с фантазией. Эти классы просто созданы для вас, мадам. Здесь ваши необычные методы преподавания будут как нельзя более уместны. Можно подумать, что эти домики построены специально по вашему заказу.
– Но здесь нет кладовки. Неужели там, наверху, не знают, что, прежде чем идти пить чай, учительница должна напудриться, и, конечно, не на глазах у детей? Неужели они не знают, что учительница имеет право поплакать тайком, когда ребенок рисует на доске сто маленьких косолапых девочек? Или поцеловать инспектора? Все это вполне согласуется с моими методами преподавания.
Директор смеется.
– Должна вам сказать, – его смех подхлестывает меня, – что я не могу простить мистеру Аберкромби только одного. Я так и не сумела завлечь его в кладовку и заставить меня поцеловать.
Мы оба хохочем как сумасшедшие.
– Вы вполне могли поцеловать пуговицу на его жилете.
– Как я не догадалась! Надо было обменяться клятвами в любви с пуговицей на его жилете.
– Ах, мадам, не стоит вступать на этот путь. Наверное, поэтому в домиках нет кладовки.
– Это просто безобразие!
– Меня мистер Аберкромби как раз устраивает. Не думаю, что мне захочется перейти в большую школу и расстаться с ним. Не думаю. После его посещений у меня всегда остается приятное чувство удовлетворения, как будто все, что я делаю, хорошо и правильно. Он приезжает и вникает в каждый пустяк, который меня тревожит. Мистер Аберкромби обладает удивительным свойством: поговоришь с ним – и хочется все сделать как можно лучше. И он умеет слушать. Когда он приезжает, я перекладываю на его плечи столько забот. И испытываю огромное облегчение. На прошлой неделе во время заключительной лекции на курсах повышения квалификации директоров он сказал, что просит нас никогда не забывать некоторые простые истины. Прежде всего мы должны помнить, что, хотя преподавание не дает ощутимых результатов, оно является одним из необычайно важных, быть может, самым важным видом деятельности и никогда не проходит бесследно. Во-вторых... «Каждый из вас является подлинным руководителем своей школы, – сказал он, – и пусть эта мысль прочно укоренится в вашем сознании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
– К сожалению, я старею, и мигрени становятся все мучительнее.
Мистер Риердон прячет улыбку.
Я повышаю голос:
– Над моими мигренями можно, конечно, смеяться. Но я отношусь к ним вполне серьезно. На самом деле я горжусь тем, что они достигают такой необычайной силы. Стоит теперь начаться мигрени, как у меня перед глазами вспыхивают разноцветные полосы.
– Садитесь. Нет! Пойдемте взглянем на новые классы. Они уже отделаны. Можете завтра приступить к занятиям в любом из них. А Ранги разместится в соседнем со старшей группой. Вы больше никогда не увидите старый сборный дом. Его увезут в другое место. Может быть, завтра же.
На новые домики стоит взглянуть! Совершенно невероятно, но снаружи они раскрашены во все цвета радуги. Голубые, желтые, светло-коричневые с темно-красными дверьми. Они похожи на домики, которые рисуют малыши. Можно подумать, что их нарисовали Мохи или Вики. Если не считать, что малыши обычно рисуют домики на ножках. У них нет ни малейшего сходства с теми строениями, которые я себе представляла, с той благопристойной, гигиеничной, внушающей почтение тюрьмой, которой я предпочитала сборный дом со всеми причудами его архитектуры. Они другие. Войти в один из них – все равно что войти в дом, нарисованный на мольберте нашего приготовительного класса. Все равно что войти в дом-мечту юной души. И моей, кстати, тоже. Эти домики похожи на те, что я рисую... рисовала, я хочу сказать... в Селахе. Огромный шаг вперед в развитии школьной строительной мысли.
– Архитектор сказал: «Мне нравится, и детям тоже, – объясняет мистер Риердон, – остальное не важно».
Только не для директора и не для меня.
А внутри! Ожившая страница из книжки с картинками. В каждом домике стена, обращенная на север, застеклена сверху донизу. Вдоль другой стены над низкой классной доской – деревянная планка сочного желтого цвета, выше – обои с детскими стихами и, что уж совсем невероятно, с ковбоями и индейцами. Ковбои и индейцы – поразительно! Высокие потолки, явное свидетельство расточительности, сияют всеми оттенками бледно-желтого цвета, опорные балки приятного лимонного тона. Вдоль одной из стен – низкие детские шкафчики с разноцветными дверцами. Будто их раскрашивали сами малыши. Как много доброты вложили в эти домики люди, которые сидят где-то далеко отсюда в своих безрадостных конторах. Не в первый раз я испытываю прилив гордости за успехи просвещения в Новой Зеландии.
– Мадам, вы только посмотрите, только посмотрите, как отделаны панели! Честное слово, эти парни знают свое дело.
– Сколько места для танцев. Малышам больше не придется танцевать на столах.
– Каждый день возводятся четыре такие классные комнаты, как сказал нам сегодня архитектор. Можно только восхищаться, насколько в них все продумано.
Я тем не менее не уверена, что недотепа улитка захочет расстаться с милыми ее сердцу стропилами. И что нашей киске и рыжему петуху понравится новая классная комната. Надеюсь, они не покинут нас, как белые дети. Я хочу сказать... я думаю, они нас покинут. Им больше нечего делать в приготовительном классе. И мне тоже. Недотепа улитка, киска, рыжий петух и я – мы не прошли переаттестацию. И поэтому покидаем приготовительный класс. Впрочем, не знаю, так ли уж это важно.
Я смотрю на директора, который с наслаждением открывает шкафчики. Предназначенные для других. Как всегда.
– Комитет решил устроить настоящий праздник по случаю открытия новой школы, – говорит он. – Вы начнете работать здесь завтра утром, но открытие, официальное открытие, состоится днем. Ради удобства тех, кто приедет из министерства.
– Сюда приедет кто-то из министерства?
– За это время произошло столько событий. Вечером в па будет грандиозный праздник. Несколько автобусов из города. И на этот раз вам не о чем беспокоиться. Концерт подготовлен силами па.
Я молчу, пока в голову не приходят слова, ради которых стоит открыть рот.
– Мне хочется, чтобы в одном из этих домиков работали вы. После стольких битв. Как жаль, что добрый старый Раухия не может на них полюбоваться.
– Неважно, что я останусь в старом классе. Когда я позволял себе мечтать, я мечтал о том, чтобы учительница приготовительного класса моей школы работала в помещении, достойном ее трудов. – Директор оглядывается по сторонам. – Моя мечта стала явью. Посмотрите! Классные комнаты изолированы. Но двери выходят на общую террасу. Классы изолированы и вместе с тем сообщаются менаду собой. Представляете, как трудно было подводить сюда воду и закладывать фундамент! Там, наверху, сидят люди с головой, люди с фантазией. Эти классы просто созданы для вас, мадам. Здесь ваши необычные методы преподавания будут как нельзя более уместны. Можно подумать, что эти домики построены специально по вашему заказу.
– Но здесь нет кладовки. Неужели там, наверху, не знают, что, прежде чем идти пить чай, учительница должна напудриться, и, конечно, не на глазах у детей? Неужели они не знают, что учительница имеет право поплакать тайком, когда ребенок рисует на доске сто маленьких косолапых девочек? Или поцеловать инспектора? Все это вполне согласуется с моими методами преподавания.
Директор смеется.
– Должна вам сказать, – его смех подхлестывает меня, – что я не могу простить мистеру Аберкромби только одного. Я так и не сумела завлечь его в кладовку и заставить меня поцеловать.
Мы оба хохочем как сумасшедшие.
– Вы вполне могли поцеловать пуговицу на его жилете.
– Как я не догадалась! Надо было обменяться клятвами в любви с пуговицей на его жилете.
– Ах, мадам, не стоит вступать на этот путь. Наверное, поэтому в домиках нет кладовки.
– Это просто безобразие!
– Меня мистер Аберкромби как раз устраивает. Не думаю, что мне захочется перейти в большую школу и расстаться с ним. Не думаю. После его посещений у меня всегда остается приятное чувство удовлетворения, как будто все, что я делаю, хорошо и правильно. Он приезжает и вникает в каждый пустяк, который меня тревожит. Мистер Аберкромби обладает удивительным свойством: поговоришь с ним – и хочется все сделать как можно лучше. И он умеет слушать. Когда он приезжает, я перекладываю на его плечи столько забот. И испытываю огромное облегчение. На прошлой неделе во время заключительной лекции на курсах повышения квалификации директоров он сказал, что просит нас никогда не забывать некоторые простые истины. Прежде всего мы должны помнить, что, хотя преподавание не дает ощутимых результатов, оно является одним из необычайно важных, быть может, самым важным видом деятельности и никогда не проходит бесследно. Во-вторых... «Каждый из вас является подлинным руководителем своей школы, – сказал он, – и пусть эта мысль прочно укоренится в вашем сознании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76