– Мать его перетак, – Рон наконец-то мог выражаться, как привык, – возьмет и сыграет в ящик, а мы потом расхлебывай.
Заметив, что сын стоит не так уж далеко, Милт дернул своего шефа за рукав – еще услышит.
– Рон, посмотрите-ка, – зашептал он, – вроде пока еще дышит, а?
Трясущимися в шикарных перчатках руками – не то замерз, не то разволновался – Рон вытащил новые четки и лихорадочно их перебирал, пока они шли за каталкой к машине.
– Полагаю, у меня нет причин беспокоиться относительно вашего неукоснительного молчания, джентльмены, – и младший Хасикава опять отвесил им поклон.
– О чем разговор, уж это само собой, – заторопился Рон.
Каталку внесли в машину, где была установка для поддержания жизни, и Милт успел за секунду рассмотреть, какое у больного лицо, – ни кровиночки, какая-то кукольная маска, только усики выделяются на бледной коже, подчеркивая очертания рта.
Едва отца поместили в машину, сын, демонстрируя отличную физическую форму, одним прыжком очутился рядом с папашей.
– Послушайте, господин Хасикава, – Рон только что не выл от досады, – мы, надо полагать, отменяем завтрашнее подписание, так?
– Так, мистер Майкелсон, – отозвался молодой японец, смотря на него с нескрываемым презрением, – придется отменить, это самое правильное.
«Скорая» рывком тронулась с места, взревела сирена, а Рон растерянно смотрел ей вслед, не расставаясь с четками.
– Ух, как он меня ненавидит.
– Кто?
– Да сынок этот, просто кишки бы из меня выпустил.
– Перестаньте, Рон, вовсе он и не думает вас ненавидеть, с чего вы взяли.
– А с того, что его вся эта сделка не устраивает. Он бы и не приехал на подписание, но нельзя проявлять непочтительность, раз папа-сан так решил.
– Да, у японцев с этим делом строго.
– А черт, и что же нам теперь делать, как вы думаете?
– Ждать, что же еще, – ответил Милт.
– Ждать?
– Ну да, пока что-то не прояснится.
– А я уже ножки стола спилил, там, в конференц-зале.
– Что? Зачем это?
– Чтобы процедура подписания прошла как следует. Милт вопросительно на него посмотрел, ничего не понимая.
– Ну, надо же, чтобы они себя чувствовали как дома. У них свой консультант – знали бы, какую кучу денег загребает, это уму непостижимо! – ну вот, он и говорит, надо, мол, потом чайную церемонию устроить, а значит, чашечки должны быть такие специальные, и все будут стоять на коленях.
– Надо, так устроим, правда ведь, Рон?
– Конечно, только вот когда?
Милту сказать на этот счет было нечего.
– Когда, вот что я хотел бы знать, – стиснув четки в кулаке, орал Рон на все летное поле.
Милт пожал плечами. Босс, похоже, совсем мудак, такого даже он не ожидал.
– Вот надо же, мать-перемать. Десять миллионов коту под хвост, провалиться бы!
Рон взглянул себе под ноги. На четках лопнул шнурок, и бусины разбегались по асфальту, словно норовя поскорее удрать от хозяина.
Эллен смотрела, как с аэродрома Беннет-филд взлетает вертолет, уносящий Бена на Файр-Айленд. Обычно по воскресеньям его сюда привозил Милт, но сегодня он чем-то занят – уехал в Ньюарк, там какой-то важный японец прилетает.
С Милтом Эллен не была знакома. А ведь Бен считает его своим лучшим другом, но не хочет, чтобы они познакомились, специально этого избегает, что ли? Хотя, если подумать, она ведь тоже так его и не познакомила с Голди. И знает почему не познакомила. Все дело в том, что ей было бы трудно объяснить, какие у нее с Беном отношения. Не каждый поймет, а и поймут – тоже, глядишь, не похвалят. То чудесное, что их связало, пока еще так непрочно. И оба они старались, чтобы не возникало дополнительной напряженности.
Эллен взглянула на часы – ага, надо поторапливаться, если она намерена встретить вертолет, когда он прилетит назад. Каких-то два часа на все про все, даже меньше, а ей надо навестить своих подопечных и опять вернуться сюда.
Поставив на сиденье рядом коробку с бутербродами, Эллен осторожно ехала на авеню Нептун, стараясь высматривать обледеневшие участки, присыпанные мокрым грязноватым снегом. Включила магнитофон: пленка с любимым танго Бена; она тоже просто голову теряет от этой музыки. Для нее танго стало означать столь многое: любовь, и счастье, и страсть, и секс, ощущение надежности и безопасности, – но, прежде всего, танго слилось с образом мужчины, который все это ей подарил.
В жизни она не встречала никого, хоть капельку на него похожего, и Эллен все больше начинала осознавать, что саму себя она прежде тоже не знала. Благодаря Бену ей открылись в себе такие вещи, о которых она и не догадывалась, хотя все это где-то в ней дремало, где-то ждало, но так бы невостребованным и осталось, не окажись на ее пути Бен.
Взять хотя бы секс. Самой себе она всегда казалась нормальной женщиной, которая способна получать от этого удовольствие, если не пережимать и не подвергать опасности здоровье. Но с Беном все было совсем не так. В постели ему иногда недоставало силы, но хотел он ее все равно со всей страстью, и вместе им удавалось добиться всего, как бы ни подводило естество. Руками, языком он познал ее всю, до последней клеточки, и всегда он делал это медленно, чтобы она привыкла и получила наслаждение, а она умела его вознаградить. Они оба были бесконечно увлечены этим познанием тела, лежащего рядом, и каждый раз это получалось по-новому, изумляя их и восхищая. Когда оргазм не происходил так, как у всех, они его добивались собственными силами, добивались всегда, и счастье она испытывала от этого такое, что все из ее прошлого просто забывалось.
Но она осознавала, что ощущение чуда даруется не этим, даже не уникальностью способов, которые они изобрели. Чудом было все то, что стояло за их близостью, подталкивало к ней, увенчивало ее, над нею воспаряло. Чудом была любовь, а остальное шло от нее и за нею.
А сегодня у Эллен было такое чувство, что все вокруг заполнилось чудом, и поэтому даже уродство преобразилось в красоту. Проезжая вдоль океана, она смотрела на волны. Крохотные белые шапочки над волнующейся, накатывающей массой, так и тянет туда нырнуть, а ведь вода ледяная, того и гляди пленкой подернется. Дожидаясь сигнала светофора, она разглядывала укутанных в шарфы и свитера подростков, которые перебрасывались снежками и визжали от радости. И ей стало так хорошо, что, если бы не спешила, она бы охотно присоединилась к ним и тоже, смеясь и повизгивая, каталась бы по сугробам.
Вспыхнул зеленый свет, сзади загудели, и она, сделав извиняющийся жест, пропустила понесшуюся вперед машину, а сама приготовилась к повороту.
Место для парковки нашлось у самого входа. Развертывая первые бутерброды, она услышала знакомый голос: «А вы сегодня припозднились, мисс Эллен»
Рихард в свитере грубой вязки – она ему подарила на прошлый его день рождения – выступил из укрытия и распахнул дверцу ее машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81