– А точнее?
Она вскочила на ноги.
– Вот что, я не хочу его видеть и прошу больше никогда о нем не упоминать, поняли?
– Ах даже так! Ну, ничего, мне-то кажется, что все не может быть до такой степени плохо. Послушайте, Эллен, что он такое натворил? – Бен, взяв ее за руку, усадил Эллен рядом со собой на кушетку.
Она молчала.
– Знаете, у меня дочь психотерапевт, так она считает, что в подобных случаях лучше выговориться.
Глядя прямо перед собой пустыми глазами, Эллен тяжело вздохнула:
– Понимаете, пришел факс, что его рукопись принята к печати. И мне захотелось сделать ему приятный сюрприз… – голос ее прервался.
– И что?
– Ну, я пошла его искать, а вот это было зря, совсем зря.
– Так вы нашли его?
– Да, в операционной… он сидел на столе, а эта сестра, с которой она работает, стояла на коленях и лицом прямо туда… ну, вы поняли.
Бен тихо присвистнул.
– Фу, кошмар какой это увидеть.
– Я с подонком этим больше слова не скажу, никогда.
– Ну конечно, конечно, сейчас вы только так и способны о нем думать. Я понимаю. Вы в ярости, и уж точно есть причина. Но вы послушайте меня, прошу вас, не надо делать бесповоротных шагов, вот так сплеча, не подумав…
– Не подумав? А что тут думать, когда он такое устроил? – Она еле сдерживала снова подступавшие слезы. – А еще говорил, что хочет, чтобы мы поженились… И я ему верила… а он…
– Эллен, бедная вы моя, я все понимаю, – прервал ее Бен, боясь, что тоже заплачет на нее глядя. – Он нанес вам жестокую обиду. Но ведь сами подумайте, мы все друг друга когда-нибудь обижаем, только больше или меньше, вот и все. Даже если любим человека – все равно. Надеяться можно на одно: те, которые тебя любят, постараются обижать пореже. Но чтобы совсем нет – так не бывает.
– Причем тут обиды? Он просто вел себя со мной, как предатель.
– Ну полно вам, зачем уж так резко рвать? Перетолкнулся разок прямо в операционной, так это еще не повод.
– Я бы такого в жизни не сделала!
– Эллен, но ведь мужчины из другого теста.
– Ах бросьте, пожалуйста, наслушалась я всей этой бредятины: женщины одно, мужчины совсем другое…
– Да успокойтесь же вы наконец и послушайте, что вам говорят!
Она закусила губу и затихла.
– Я же не к тому, что мужчины вольны вставлять кому ни попадя. Но так бывает, и все оттого, что они дураки. Я вам точно говорю, я же сам мужчина.
– Что, по собственному опыту судите?
– Конечно, у меня самого такая история была году в пятьдесят восьмом-пятьдесят девятом…
– В пятьдесят девятом я родилась.
Он улыбнулся.
– Да, времени порядком уж прошло. Так вот, Милт тогда в Голливуде работал, и одна его клиентка, актриса, приехала в Нью-Йорк – роль получила в пьесе. Он ее ко мне и прислал, чтобы физику подтянуть. Ну, вы понимаете, Эллен, молодая женщина, красивая… нет у нее никого. И она сразу положила на меня глаз.
Теперь Эллен слушала не перебивая.
– Знаете, я ведь любил свою жену. Мы прожили вместе тринадцать лет, а может, и все четырнадцать, причем очень счастливо. Но перед знаменитой киноактрисой я не устоял. Она прислала роскошную машину, и меня привезли к ней на Манхэттен. Всего один раз это было.
– А что потом?
– Наш брак чуть не развалился, – со вздохом сказал Бен.
– И жаль, что не развалился.
– Вот это вы напрасно. Напрасно! – Бен говорил убежденно. – Мы ведь после этого еще двадцать лет прожили, и все было хорошо. Справились, и брак наш после этого только окреп.
– По-моему, вы мне какую-то мыльную оперу рассказываете.
– Наш брак ничего общего не имел с мыльными операми.
– Извините, если обидела, только, видите ли, мы ведь с Рихардом не в браке. И даже живем врозь. Я звала его ко мне переехать. Теперь понятно, почему он не захотел.
– Эллен, я одно вам хочу напомнить: всего пару часов назад вы были в него влюблены – не надо так быстро все чувства на помойку выкидывать. Может, какие-то особые причины были, из-за чего так получилось. Может, на него тоска нашла, а все с этой медсестрой для него, может, было так, все равно как мальчишки сами себя приходуют…
Эллен передернулась: опять эти мужские разговорчики, провалились бы они.
– Послушайте, я вам сейчас одну тайную открою, о которой мужчины никогда не говорят… понимаете, после оргазма приходит чувство бессилия, и тогда на мужчин накатывает страх.
– Почему?
– Потому что он боится, что все у него получилось в самый последний раз. Вот видите, у мужчин по этой части все понятия особенные. Для женщины, если я правильно понимаю, самое главное – это чувство испытывать сильное. А мужчины – они больше о самих себе думают.
– Я тоже хочу думать о самой себе. И никому не позволю второй раз из меня круглую дуру сделать. Как в пословице, на воду теперь дуть стану.
Зазвонил телефон. Эллен не тронулась с места. На том конце все не клали трубку.
– Ответите? – не выдержал Бен.
– Нет, мне ни с кем говорить не хочется.
– А может, это мне звонят?
– Вот и отвечайте.
Он снял трубку: «Алло!» – С минуту царило молчание. – «Кто говорит?»
Прикрыв трубку ладонью, Бен прошептал: «Это ваш друг».
– Пошел он в задницу.
– Эллен, прошу вас, подумайте над тем, что я вам говорил. Ответьте ему.
Она смотрела на него пристально, с недоверием.
– Ну, пожалуйста…
Спотыкаясь, Эллен подошла к телефону.
– Привет! – Рихарду, видимо, очень весело. «Еще бы, – подумала она, – этому засранцу отстрочили, вот он и радуется всему на свете. Но вслух сказала: – А, привет, Рихард, – словно ничего и не произошло.
Бен облегченно вздохнул: кажется, ему все же удалось заставить ее на все это посмотреть глазами мужчины.
– Очень хорошо, что ты звонишь, Рихард, у меня для тебя прекрасная новость: рукопись принята к печати…
– Чудно! Давай это отпразднуем. Поужинаешь со мной?
– Поужинать? Замечательно!
– Ну, допустим, через час в «Гриле», идет?
– Превосходно, – и она повесила трубку. Бен так и сиял.
– Ну, вот видите. И вам самой стало легче. Правда же? Не надо стесняться, все хорошо.
– Да уж куда лучше, – по ее лицу блуждала нехорошая улыбка.
– Какая вы умница, что меня послушались.
Она молча прошла на кухню, вытащила из холодильника коробочку с маслом и стала намазывать ломоть хлеба.
– Зачем вы? Вам же через час ужинать с Рихардом.
– Черта с два поеду я на этот ужин. Пусть сидит там меня ждет, скотина. Так и вижу, какая у него сделается рожа, когда поймет, что я его, как дурачка, разыграла.
– А вы прямо кремень, – засмеялся Бен.
– Ничего подобного, – оборвала она его. – Просто… – голос опять задрожал, на глазах появились слезы, – просто я стараюсь учиться на собственных ошибках.
Ножик прыгал у нее в руках, на бутерброд капало, как ни старалась она собрать в кулак свою волю. Бен, глядя на нее, думал, что вот оно, зрелище беззащитности и уязвленности, – веки плотно сжаты, но из-под них текут струйки и размазываются по щекам, а масло тает на хлебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81