Слуга сопровождавший эдила, осматривал их, заставляя прыгать, бегать, заглядывал, как лошадям, в зубы и щупал мышцы. Некоторых по приказанию эдила раздевали донага. Вот он остановился перед группой гетулов и сардов, одетых в козьи шкуры.
– Сними с них это! – приказал он хозяину.
Брезгливо осмотрев их кожу, слуга с отвращением вытер о плащ руки:
– Болезни на теле не видно, но… может быть, она скрыта под грязью?
– Сколько ты за них просишь? – холодно спросил барышника эдил.
– По восемьдесят сестерциев за штуку.
– Половины за глаза довольно, – бросил эдил, отходя. Работорговец кинулся за ним:
– Помилуй, достоуважаемый!.. Мне самому они стоили по тридцать. Да еще я внес пошлину! Да заплатил за право торговли! Что же мне останется, если снизить цену?
– Жадные всегда теряют! – отрезал эдил. – В другой раз не жалей расходов на баню. – Отмахнувшись от назойливого работорговца, он остановился перед Аполлодором: – Что это ты сегодня так мало выставил?
– Разбежались, почтеннейший… – Аполлодор жалобно развел руками, стараясь прикрыть Льва от взоров эдила. – Боги бессмертные!.. Что мне пришлось перенести!.. О-о!.. Что пришлось мне видеть собственными глазами!.. Презренные гладиаторы напали на лагерь…
– Не место здесь вести об этом речь! – прервал эдил нахмурившись.
– Я только хотел сказать, почему возникла суматоха и как разбежались мои рабы…
– Этих кто продает? – перебил эдил, указывая на рыжую девушку в ошейнике и трех мужчин, у каждого из которых на лбу было выжжено клеймо.
– Эльвий Медуллий. Они ему надоели: женщина строптива, а мужчины уже несколько раз убегали от своего господина. Вот он и прислал их вчера вечером в харчевню, где я остановился…
– Погоди-ка! – Эдил отстранил Аполлодора. – А это что такое?
Клеон побледнел. Если эдил прикажет разлучить его с собакой, он крикнет Льву: «Возьми!» – и, может быть, их обоих за это убьют.
Аполлодор сделал наивное лицо и ткнул пальцем в титульную дощечку на груди Клеона:
– А вот тут написано: «Сицилиец Клеон, четырнадцати лет, пастух, здоров, продается вместе с собакой».
– Гм… – сказал эдил. – Ты знаешь, что закон…
– Куда же годится пастух без собаки?… – Аполлодор показал эдилу глазами, что их слушают посторонние, и вполголоса добавил: – Прости, почтеннейший, я забыл спросить, доволен ли ты рабыней, которую я дал тебе в канун январских календ?
– Доволен, – отрывисто ответил эдил, искоса поглядывая на Льва. – Если собака продается не отдельно, то пусть останется. – Он повысил голос, чтобы соседи Аполлодора могли его слышать: – Значит, эта собака продается не как животное само по себе, а в дополнение к пастуху?… Ну, пусть остается… Она служит как бы указанием, чем занимается ее хозяин. Так же как палочка для письма и дощечка, покрытая воском, указывают, что вон тот старик – писец. Все же постарайся продать их поскорее, – шепнул он Аполлодору.
Эдил пошел дальше. Клеон и Аполлодор облегченно вздохнули. «Нас не разлучат!» – радовался Клеон. А работорговец самодовольно усмехался: «Умный человек всегда может избежать штрафа».
Едва отошел эдил, возле Аполлодора остановились четыре носильщика с нарядной лектикой. По узким улицам столицы езда на лошадях была запрещена, и богатые люди, не желая утомлять себя ходьбой, приказывали рабам таскать их по городу в крытых носилках, называвшихся в Риме лектиками.
Из-за шелковой занавески высунулась женская рука с такими блестящими ногтями, что в первую минуту Клеон принял их за перламутровые наконечники. Рука нетерпеливо раздвинула занавески, и из лектики выглянула молодая женщина. Клеон уставился на нее с откровенным изумлением: ни у одной женщины не видел он таких черных, взлетающих к вискам бровей, таких огромных и блестящих глаз, таких красных губ, таких золотистых волос и такого множества сверкающих камней в прическе, в ушах и на шее. Мальчик был восхищен.
Не слушая витиеватых приветствий Аполлодора, молодая женщина пристально смотрела на рыжеволосую девушку и трех заклейменных рабов, потом скользнула рассеянным взглядом по лицам остальных невольников и, заметив восхищенный взгляд мальчика, ласково ему улыбнулась. Клеон ответил улыбкой и умоляюще посмотрел ей в глаза. «Купи меня… Купи!» – мысленно умолял он. Женщина, казалось, поняла немую просьбу и, наклонившись к Аполлодору, спросила:
– Что ты хочешь за этого пастуха?
«Вот счастливый случай, о котором говорил Галл! – Клеон тревожно взглянул на Аполлодора: – Только бы не запросил слишком много!»
Но, прежде чем Аполлодор успел ответить, раздался голос глашатая:
– Дорогу благородному Гнею Станиену!
Глава 3. Торг
Толпа расступилась, пропуская группу людей, окружавших пышно убранную лектику с откинутыми занавесками. Толстый лысый человек в латиклаве, опираясь локтем о подушку, высокомерно поглядывал вокруг. При его приближении молодая женщина скромно задернула занавеску своей лектики. Клеон удивился: толстяк не обратил никакого внимания на красавицу. Брезгливо выпятив нижнюю губу, он кивнул одному из своих рабов, и тот, выслушав его, обратился к Аполлодору:
– Мой господин Гней Станиен желает говорить с тобой.
Работорговец поспешил к носилкам важного толстяка:
– Да благословят боги твой счастливый приход, досточтимый Гней Станиен! Чем сможет услужить тебе такой ничтожный человек, как я?
Движением подбородка толстяк указал на рыжую девушку:
– Эта в ошейнике… очень строптива?
– Она противилась воле своего господина, и он желает продать ее.
– Что она умеет?
– Ткать, прясть… Она из племени тевтонов…
– Этим все сказано, – прервал его Станиен. – Дешевый товар… Но для мастерской моей жены как раз нужна ткачиха. Сколько за нее просишь?
– Всего лишь две тысячи сестерциев.
– Что-о?! Две тысячи сестерциев!.. За тевтонку, неспособную к музыке и танцам?! Неслыханно!.. Тысячу хочешь?
– Высокочтимому Гнею Станиену не пристало торговаться с бедным человеком. К тому же рабыню эту продаю не я. Цена назначена ее хозяином. Если для тебя это дорого, обратись к кому-нибудь другому. На рынке многие продают дешевых рабов. Только уж пеняй на себя, если покупка окажется негодной… Но, прежде чем уйти, посмотри, от какой красоты отказываешься! – Торговец подвел к лектике рыжеволосую. – Пощупай, какая нежная кожа! А волосы!.. Чистая медь!
Станиен провел рукой по плечу упирающейся девушки и промямлил:
– Да… кожа нежная… Но северянки плохо переносят наш климат и быстро теряют свежесть…
В лектике, принадлежащей молодой женщине, внезапно откинулась занавеска:
– Я плачу две тысячи сестерциев! – важно объявила красавица и с любезной улыбкой повернулась к сенатору: – Я как раз собиралась купить ее, когда прибыл ты, могущественный Станиен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– Сними с них это! – приказал он хозяину.
Брезгливо осмотрев их кожу, слуга с отвращением вытер о плащ руки:
– Болезни на теле не видно, но… может быть, она скрыта под грязью?
– Сколько ты за них просишь? – холодно спросил барышника эдил.
– По восемьдесят сестерциев за штуку.
– Половины за глаза довольно, – бросил эдил, отходя. Работорговец кинулся за ним:
– Помилуй, достоуважаемый!.. Мне самому они стоили по тридцать. Да еще я внес пошлину! Да заплатил за право торговли! Что же мне останется, если снизить цену?
– Жадные всегда теряют! – отрезал эдил. – В другой раз не жалей расходов на баню. – Отмахнувшись от назойливого работорговца, он остановился перед Аполлодором: – Что это ты сегодня так мало выставил?
– Разбежались, почтеннейший… – Аполлодор жалобно развел руками, стараясь прикрыть Льва от взоров эдила. – Боги бессмертные!.. Что мне пришлось перенести!.. О-о!.. Что пришлось мне видеть собственными глазами!.. Презренные гладиаторы напали на лагерь…
– Не место здесь вести об этом речь! – прервал эдил нахмурившись.
– Я только хотел сказать, почему возникла суматоха и как разбежались мои рабы…
– Этих кто продает? – перебил эдил, указывая на рыжую девушку в ошейнике и трех мужчин, у каждого из которых на лбу было выжжено клеймо.
– Эльвий Медуллий. Они ему надоели: женщина строптива, а мужчины уже несколько раз убегали от своего господина. Вот он и прислал их вчера вечером в харчевню, где я остановился…
– Погоди-ка! – Эдил отстранил Аполлодора. – А это что такое?
Клеон побледнел. Если эдил прикажет разлучить его с собакой, он крикнет Льву: «Возьми!» – и, может быть, их обоих за это убьют.
Аполлодор сделал наивное лицо и ткнул пальцем в титульную дощечку на груди Клеона:
– А вот тут написано: «Сицилиец Клеон, четырнадцати лет, пастух, здоров, продается вместе с собакой».
– Гм… – сказал эдил. – Ты знаешь, что закон…
– Куда же годится пастух без собаки?… – Аполлодор показал эдилу глазами, что их слушают посторонние, и вполголоса добавил: – Прости, почтеннейший, я забыл спросить, доволен ли ты рабыней, которую я дал тебе в канун январских календ?
– Доволен, – отрывисто ответил эдил, искоса поглядывая на Льва. – Если собака продается не отдельно, то пусть останется. – Он повысил голос, чтобы соседи Аполлодора могли его слышать: – Значит, эта собака продается не как животное само по себе, а в дополнение к пастуху?… Ну, пусть остается… Она служит как бы указанием, чем занимается ее хозяин. Так же как палочка для письма и дощечка, покрытая воском, указывают, что вон тот старик – писец. Все же постарайся продать их поскорее, – шепнул он Аполлодору.
Эдил пошел дальше. Клеон и Аполлодор облегченно вздохнули. «Нас не разлучат!» – радовался Клеон. А работорговец самодовольно усмехался: «Умный человек всегда может избежать штрафа».
Едва отошел эдил, возле Аполлодора остановились четыре носильщика с нарядной лектикой. По узким улицам столицы езда на лошадях была запрещена, и богатые люди, не желая утомлять себя ходьбой, приказывали рабам таскать их по городу в крытых носилках, называвшихся в Риме лектиками.
Из-за шелковой занавески высунулась женская рука с такими блестящими ногтями, что в первую минуту Клеон принял их за перламутровые наконечники. Рука нетерпеливо раздвинула занавески, и из лектики выглянула молодая женщина. Клеон уставился на нее с откровенным изумлением: ни у одной женщины не видел он таких черных, взлетающих к вискам бровей, таких огромных и блестящих глаз, таких красных губ, таких золотистых волос и такого множества сверкающих камней в прическе, в ушах и на шее. Мальчик был восхищен.
Не слушая витиеватых приветствий Аполлодора, молодая женщина пристально смотрела на рыжеволосую девушку и трех заклейменных рабов, потом скользнула рассеянным взглядом по лицам остальных невольников и, заметив восхищенный взгляд мальчика, ласково ему улыбнулась. Клеон ответил улыбкой и умоляюще посмотрел ей в глаза. «Купи меня… Купи!» – мысленно умолял он. Женщина, казалось, поняла немую просьбу и, наклонившись к Аполлодору, спросила:
– Что ты хочешь за этого пастуха?
«Вот счастливый случай, о котором говорил Галл! – Клеон тревожно взглянул на Аполлодора: – Только бы не запросил слишком много!»
Но, прежде чем Аполлодор успел ответить, раздался голос глашатая:
– Дорогу благородному Гнею Станиену!
Глава 3. Торг
Толпа расступилась, пропуская группу людей, окружавших пышно убранную лектику с откинутыми занавесками. Толстый лысый человек в латиклаве, опираясь локтем о подушку, высокомерно поглядывал вокруг. При его приближении молодая женщина скромно задернула занавеску своей лектики. Клеон удивился: толстяк не обратил никакого внимания на красавицу. Брезгливо выпятив нижнюю губу, он кивнул одному из своих рабов, и тот, выслушав его, обратился к Аполлодору:
– Мой господин Гней Станиен желает говорить с тобой.
Работорговец поспешил к носилкам важного толстяка:
– Да благословят боги твой счастливый приход, досточтимый Гней Станиен! Чем сможет услужить тебе такой ничтожный человек, как я?
Движением подбородка толстяк указал на рыжую девушку:
– Эта в ошейнике… очень строптива?
– Она противилась воле своего господина, и он желает продать ее.
– Что она умеет?
– Ткать, прясть… Она из племени тевтонов…
– Этим все сказано, – прервал его Станиен. – Дешевый товар… Но для мастерской моей жены как раз нужна ткачиха. Сколько за нее просишь?
– Всего лишь две тысячи сестерциев.
– Что-о?! Две тысячи сестерциев!.. За тевтонку, неспособную к музыке и танцам?! Неслыханно!.. Тысячу хочешь?
– Высокочтимому Гнею Станиену не пристало торговаться с бедным человеком. К тому же рабыню эту продаю не я. Цена назначена ее хозяином. Если для тебя это дорого, обратись к кому-нибудь другому. На рынке многие продают дешевых рабов. Только уж пеняй на себя, если покупка окажется негодной… Но, прежде чем уйти, посмотри, от какой красоты отказываешься! – Торговец подвел к лектике рыжеволосую. – Пощупай, какая нежная кожа! А волосы!.. Чистая медь!
Станиен провел рукой по плечу упирающейся девушки и промямлил:
– Да… кожа нежная… Но северянки плохо переносят наш климат и быстро теряют свежесть…
В лектике, принадлежащей молодой женщине, внезапно откинулась занавеска:
– Я плачу две тысячи сестерциев! – важно объявила красавица и с любезной улыбкой повернулась к сенатору: – Я как раз собиралась купить ее, когда прибыл ты, могущественный Станиен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70