Японские туристы на немецких машинах посещают мотель «Южные моря» в Москве, штат Айдахо. Ваш филиппинский отец лупит в карибские барабаны и разговаривает так, будто вырос на улицах Гарлема. Поневоле задумаешься, не является ли такое многокультурье, приводящее в восхищение Белфорда и ему подобных, одной из причин сегодняшнего экономического беспорядка. От фактов, конечно, не убежишь: Америка всегда была многокультурной. Правда, до недавнего времени она служила метафорическим тиглем, в котором различные народы метафорически превращались в высококачественный метафорический сплав, и в этом слиянии талантов, философий и намерений – обновляющихся и возрождающихся – Америка черпала жизненную силу. Но сегодня мало кто из иммигрантов согласен ассимилироваться. Все кому не лень тащат в Америку свои законсервированные культуры и цепляются за них, отказываясь даже учить английский, требуя, чтобы социальные службы новой родины общались с ними на туземных языках! Разумеется, это мешает им найти работу, низводит до статуса жертв, добровольных эгоистов-неудачников, которых левые политические силы используют в своих корыстных целях. Таким образом, вместо густого наваристого бульона с ароматом успеха и честного трудового пота американская нация превратилась в жиденькую баланду с комьями непереваренной дряни. Нечто напоминающее… э-э… рвоту. Прощай, плавильная печь! Да здравствует больничный тазик.
Но послушайте, Гвендолин: разве нельзя извлечь пользу из своего гендерно-этнического статуса – в понедельник, когда над головой засвистят топоры? Вы же не станете отрицать, что задумывались над перспективой обвинить «Познер, Лампард, Мак-Эвой и Джейкобсен» в расовой дискриминации, или в сексуальном домогательстве, или в обоих грехах сразу. А что, это ловкий ход! Можно получить денежную компенсацию и даже сохранить работу. Не далее как вчера вы подумали о таком раскладе, да и ночью пару раз возвращались к заманчивой мысли. Однако сегодня все по-другому, словно вы каким-то образом поднялись над мелкими интригами.
Боже, когда же закончится дождь?!
Баллард – рыбацкий район; «порше» расплескивает лужи стоячей воды, проезжая по мосту, соединяющему «Ночлежный поселок» с Куин-Энн-Хилл, и впереди, сквозь туманную дымку, похожую на мелкий шрифт биржевых сводок, проступают контуры кораблей различного тоннажа – от легчайших карманных сейнеров до чудовищных плавучих консервных заводов, шевелящих антеннами в ожидании лососевой путины. Трудно поверить, глядя на это изобилие кораблей, что численность лосося, краба и палтуса уменьшилась. «Рыбка», – произносите вы вслух с какой-то безрадостной писклявостью. Подумать только: насколько мы, цивилизованные разумные существа, созданные по образу и подобию божию, зависим от этих холоднокровных, чешуйчатых, склизких, пучеглазых, порнографически пахнущих позвоночных, бессчетные орды которых скрываются от наших глаз в пресных, соленых, проточных, стоячих, больших и малых водоемах Земли… Ну, не хватало еще вспомнить о карте Номмо.
Проехав по мосту, вы поворачиваете направо и минуете несколько индустриальных кварталов, примыкающих к пристани, а затем вновь сворачиваете на север, прочь от воды, и медленно движетесь по узкой улице среди скромных дощатых коттеджей, оказавшихся недостаточно крутыми для вашего отца, и наконец, на пересечении с очередной оживленной авеню появляется огромное зловещее экскрементно-бурое здание без окон, которое может быть одним из трех: албанской психушкой, среднеамериканской школой или боулингом. И хотя неоновая вывеска не горит, как и на многих местных заведениях, экономящих на электричестве, сомнений не возникает: это именно боулинг.
Переключив передачу, вы лихо въезжаете на стоянку. Да, так и есть – «Громовой томагавк». К зданию приближается человек с кожаной сумкой, в которою идеально вписалась бы человеческая голова, будь она даже толстощекая и в тюрбане. Когда человек распахивает широкую входную дверь, изнутри долетает стук и грохот. А следом раздается визг покрышек: ваш «порше» срывается с места.
12:45
Вы четырежды объезжаете квартал, лавируя в ленивом потоке машин, как смысл предложений Генри Джеймса лавирует между вводными фразами, причастными оборотами и пунктуационной разметкой, иногда притормаживая, чтобы избежать столкновения одинаковых окончаний, – и все это время твердите себе, что самым благоразумным, самым мудрым, безопасным и простым было бы отправиться домой или в центр города, на «дискотеку» (если туда, конечно, пустят) и заняться спасением карьеры, ибо должен же существовать способ запудрить Познеру мозги, когда в понедельник он призовет вас на расправу в свой обитый тиковым деревом кабинет. В общем, есть масса доводов, чтобы немедленно покинуть Баллард – включая, например, чрезвычайно низкую вероятность встретить здесь драгоценную Белфордову обезьяну, – и буквально ни одного довода, чтобы остаться. Однако в конце концов вы возвращаетесь на парковку «Громового томагавка», глушите мотор и вылезаете из машины. Как там говорил Ямагучи? Еще один день из жизни дурака.
Едва успев открыть зонтик, вы неосторожно, словно бы в доказательство собственной глупости, подставляете его нежно-белое брюшко безжалостным клыкам ветра, и несчастный аксессуар в долю секунды превращается из выпуклого в вогнутый и отправляется вслед за своим пестрым собратом в зонтичную Валгаллу. Когда вы пересекаете порог боулинга, ваши волосы – как черные, так и седые – унизаны бусами дождевых капель, живописно подрагивающих в такт стуку и грохоту.
12:55
О, боулинг! Немотствуют уста, не в силах описать презренье Гвендолин к твоим соблазнам! Однако – давайте попробуем. Во-первых, боулинг – это маргинальный спорт, не требующий физической подготовки от своих адептов, гораздо больше озабоченных поглощением пива и пустой болтовней, чем нюансами игры (если таковые вообще имеются). Во-вторых, любители боулинга – это маргиналы, ибо в пчелином улье с вывеской «Америка» только трутни увлекаются катанием шаров. В-третьих, заведения для боулинга – это маргинальные структуры, каждая из которых выглядит так, словно архитектурный проект разработал Муссолини, строительством занимался его шурин, а дизайном интерьера – его несовершеннолетняя любовница. В-четвертых, боулинг популярен в народе. Пожалуй, достаточно.
Оказавшись внутри «Громового томагавка», вы тотчас же ощущаете невыносимое отвращение и пронзительную тоску. Всюду, куда ни бросишь взгляд, в режущем свете полугектара флюоресцентных ламп толкутся грубые работяги со своими подружками – публика, которой вы всю жизнь отчаянно пытались избегать. Поначалу вы даже слышите, как они наперебой «пердят и рыгают» (терминология Клинта Иствуда), и обмениваются сальными шуточками, и издают другие пошлые и угрожающие звуки, с помощью которых общается подобное отребье, – однако скоро понимаете, что это всего лишь игра воображения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98