– Я же не собираюсь падать, – успокоил он самого себя.
– Посмотрим, – раздался чей-то насмешливый голос.
Из сгущающегося на другом краю узкого мостика тумана выступила фигура в длиннополых бело-золотых одеяниях и странной соломенной шляпе. Шао Кан почувствовал, что откуда-то знает того, кто преградил ему путь, – и ощущение это ему очень не понравилось.
Когда Страж сбросил длинную мантию, под которой оказалось простое белое трико, и широкополую шляпу, Император произнес его имя так, словно это было самое мерзкое из известных ему ругательств.
– Рэйден!
– Не отрицаю, – согласился тот. – Угадай, зачем я здесь?
Рывком стащив тяжелый шлем, ограничивающий ему обзор, Император бросил его вниз. Секунды переходили в минуты, однако звона упавшего металла слышно не было.
– Один из нас выяснит глубину этой пропасти, – мрачно пообещал Шао Кан. – И этим одним буду не я.
– Посмотрим, – вновь усмехнулся Рэйден и принял боевую стойку.
Император метнул одну молнию, вторую, третью… Рэйден спокойно уклонялся от синих разрядов, а последний даже обмотал вокруг правой руки и превратил в энергоперчатку.
– Давай-давай, развлекайся, – процедил Шао Кан, усиливая натиск и делая два шага вперед.
Следующая серия молний сделала небольшой пробор в белой шевелюре Рэйдена, зато снабдила его левую руку энергоперчаткой. Император выругался и бросился в ближний бой.
Плавным движением Рэйден упал на одно колено и провел апперкот правой. Голова Шао Кана откинулась назад, но левый кулак с неимоверной силой обрушился на голову Рэйдена. Откатившись назад, тот потер затылок, с уважением посмотрел на противника и щелкнул пальцами. Вихрь серебристых молний закружился вокруг него и застыл в форме легких доспехов.
– Теперь мы на равных, – сообщил Рэйден с неизменной усмешкой.
– Мы никогда не были равны, – прорычал Император, – ты, выскочка, смеешь сравнивать себя со Мной?
– Слишком много говоришь, – заметил Рэйден.
Вновь подскочив к противнику, он провел серию молниеносных ударов. По мерцающей броне Шао Кана пошли трещины. Но, хотя Рэйден и успел блокировать удар коленом, этот прием вновь заставил его отскочить назад. Император, забыв на какое-то время про свою высотобоязнь, сделал сальто в воздухе и нанес удар двумя ногами. Рэйден распластался на мостике и, когда Шао Кан пролетал над ним, применил тот же прием, на который когда-то попался сам. Его левая нога описала полукруг и, едва задев Императора, изменила траекторию его полета так, что тот едва успел ухватиться за мост.
Поднявшись на ноги, Рэйден коротким разрядом в лицо указал Шао Кану на то, что поединок переходит в завершающую стадию. Тот ответил рычанием и вновь прыгнул, целясь ногой в голову Рэйдена. Но тот даже не счел нужным уклониться – просто провел свой коронный апперкот в нужный момент. Императора подбросило вверх, а, когда он приземлился, Рэйден обратил свои доспехи в длинный кнут молний и нанес боковой удар. «Кнут» оплел тело Шао Кана, прижав правую руку к груди. Левой рукой Император попробовал было разорвать захват, однако Рэйден оказался готов к этому и с силой рванул кнут на себя. Магическая броня Шао Кана хрустнула и окончательно распалась на части.
– Пора заканчивать, – словно про себя произнес Рэйден. Император оскалил зубы в злобной усмешке и извлек откуда-то из-за спины тяжелый меч с широким зазубренным лезвием, заточенным с одной стороны. Перехватив длинную рукоять обеими руками, он прохрипел:
– Остаться должен только один!
Гибкое сияющее лезвие кнута-молнии взвилось в воздух и обрушилось на Шао Кана, тщетно пытавшегося парировать удар. Одно бесконечно долгое мгновение голова Императора еще оставалась на месте, а потом свалилась в синюю бездну. Тело последовало за ней. Молнии снова обрели нормальную форму, оставив в свежем, холодном воздухе Долины Шторма свой яркий след.
Оставшийся в одиночестве Рэйден еще минуту смотрел в бездну, а затем направился туда, откуда пришел. В медленно сгущающемся тумане глаза его теряли колдовской синий блеск, а длинные волосы – платиновую белизну…
– Кажется, Бранд потерпел неудачу, – отметила Дара. – Жаль. Интересно, кто смог ему противостоять?
– Я проследил его путь до самого Лабиринта, – прошипел Логрус. – Он добрался до цели – и предал нас. Я говорил тебе, Повелительница Хаоса: следовало действовать по Моему плану.
– Хорошо, Старый Змей, теперь попробуем по-твоему. И все же: не верю я, что Бранд предал. Он не получал никакой выгоды. Что произошло в камере Лабиринта, хотела бы я знать?
– Так узнай, – презрительно бросил Логрус. – Ты же его прошла.
Вот уж действительно: с кем поведешься, от того и наберешься. Никогда Дара не ожидала услышать от Логруса сколько-нибудь дельную мысль, однако многовековое общение с ней самой, Сухэ и Мандором явно не прошло даром для этого «центра вселенской катавасии». Дара прежде не вспоминала, что когда-то преодолела Лабиринт. Теперь пришло время вернуть все воспоминания тех дней вместе с обретенным умением.
– Я бы посоветовала тебе убраться из пределов видимости, – бросила она, набрасывая в памяти узор Лабиринта.
Логрус фыркнул, но подчинился. Дара подняла руки и вызвала туманный образ золотистого цвета, медленно вращавшийся вокруг нее и внутри нее. Похожий на горящую паутину, которая не была паутиной и не горела, Лабиринт явился на зов.
– Дара из Хаоса, – мелодично сказал незнакомый голос. – Благодаря тебе Я некогда подвергался риску прекратить Свое существование.
– Но я же и помогла тебе, – ответила Повелительница Хаоса. – Я воспитала Мерлина, который позволил тебе занять лишнюю Тень; и лишь из-за моего сопротивления Логрус когда-то не посмел пойти на открытый конфликт с тобой – помнишь, в ту эпоху, когда Черная Дорога уже достигла подножия Колвира?
Произнося сию торжественную речь, она мысленно смеялась. Конечно, для Логруса и Лабиринта дети Хаоса и Амбера – всего лишь карты, которые в любой момент можно сбросить со счетов; всего только пешки, которыми можно пожертвовать для достижения преимущества. Этот факт был давно известен Даре и совершенно не беспокоил ее. Многие (например, Мерлин или Корвин) просто выходили из себя при одном намеке на то, что ими в любой момент могут пожертвовать; но Повелительница Хаоса точно знала, что ее фигурой пожертвуют в последнюю очередь. Потому что Игроки (Лабиринт и Логрус) могли быть кем угодно, но не дураками; отбросить же старший козырь «за ненадобностью» или пожертвовать в сомнительной позиции старшей фигурой значило проиграть всю Игру в целом.
Дара знала, что является одним из таких козырей, одной из старших фигур, – и потому могла позволить себе любой тон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154