– Хорошо хоть это удалось припрятать, – сказал Редж, вынимая из кармана брюк две фунтовые бумажки. – И не смей говорить мне про воровство после всего, что мы видели.
– Ты их из сумки стибрил, а я не заметил?
– Нет, не из сумки, из кассы. Бакшиш. Можем теперь пропустить по кружечке «У ангела». Обратный автобус только через два часа.
– Ну и вороватая у тебя натура. Ты у отца и последний вздох бы украл, если б только мог.
– He смей говорить мне таких вещей.
В баре «У ангела» уже знали про ограбление банка. Что ж, теперь нелегко вернуться к нормальной жизни. Научили молодежь убийству и мародерству. Дай бог ребятам ноги унести, а банк не оскудеет, застрахован. Редж с Дэном поспели вовремя: пиво заканчивалось, следующий завоз только в среду. Правда, Гвен за стойкой предложил им медовухи, простой или со специями, и объяснил, что в старину этот полезный национальный напиток назывался meddyglyn: llyn – напиток, meddyg – целитель.
– Действительно лечит?
– Что уж он там лечит, одному богу известно. А вот захмелеть от него трудно – не крепче столового вина.
Дэна вдруг прорвало:
– Вот паразиты! Земля героев! Моря полны рыбой, земля – углем, а печки у всех простыли. В рыбных лавках – шаром покати!
Редж был восхищен этим редким приступом красноречия.
– Скажи спасибо лейбористскому правительству, за которое ты голосовал, – сказал один из посетителей, отрываясь от игры в дартс.
– Мы с ним, – ответил Дэн, качнув головой в сторону Реджа, – ни за какое правительство не голосовали. Мы, мать вашу, в это время воевали, не то что некоторые.
– Ты что же, черт возьми, думаешь, что я симулировал и в тылу отсиживался?
– Пожалуйста, без политики и сквернословия, – вмешался хозяин бара. – Сейчас всем тяжело, но вести себя следует прилично.
Дэн и Редж выпили еще по стакану медовухи со специями и перешли на русский. Игрок в дартс внимательно прислушивался к их разговору, время от времени встряхивая головой.
– Не похоже на валлийскую речь. Не нравится мне, когда люди говорят на непонятном языке в моем присутствии. Кто его знает, о чем они толкуют, – недовольно заметил хозяин бара.
– Это наше личное дело, – ответил Редж. – Ну и заведеньице у вас на политику и крепкие словечки запрет, пива нет, да еще, оказывается, и по-русски говорить возбраняется.
– Так вы, стало быть, русские? – прошамкал какой-то старик без единого верхнего зуба. – У нас тут много русских. Одна русская держит трактир тут неподалеку. Красивая женщина была. Жаль, расплылась.
– Попридержите язык, – пригрозил Редж. – Вы говорите о женщине, которую мы оба любим.
– Так она, стало быть, ваша мать. Ну, тогда понятно. Все говорят, что за Россией будущее.
– Будущее, в котором правят тираны и убийцы, – с горечью произнес Редж.
– Зато порядок, – возразил человек, с кислой миной потягивавший лимонад. – А лес рубят, щепки летят. Нам порядка ох как не хватает. На законы всем плевать.
– У Гитлера порядка было выше крыши, – рассвирепел Редж. – Он вознамерился целый народ стереть с лица земли. Народ, предки которого заложили основы нашей религии.
– Пожалуйста, оставьте политические и религиозные разногласия при себе, – снова напомнил хозяин, ковыряя спичкой во рту, и выругался, вероятно, задев больной зуб.
– Очень уж они хитрожопые, эти евреи, – не отступала кислая морда. – Мы за них воевали, а они теперь в роскоши купаются – вы только поглядите на их дома. Хотя лично я против евреев ничего не имею.
– Попробуй только, – с угрозой бросил Редж.
– А чего это вы взбеленились? Каждый имеет право думать, что пожелает.
– Я ведь и убить могу, ей-богу, – оскалился Редж.
Дэн вырвал у него из рук стакан, опасаясь, что брат превратит его сейчас в осколки.
– Больной, как есть больной, – бросил он по-русски. – Ни хрена тебя не вылечили. Идем отсюда.
– Война, – сочувственно прошамкал старик. – Нам ее расхлебывать и расхлебывать.
– Нам бы ее конца дождаться, – заорал Редж.
– Уведи его отсюда, – попросил Дэна хозяин. – Пиво, знать, в голову ударило. Возьми ему напротив чашку кофе, хотя теперь у них не кофе, а бурда.
Из того, что говорил брат по дороге в Гилверн, Дэн понял немногое.
– Легко этому колбаснику-психиатру рассуждать, что жизнь прекрасна: птички поют, нарциссы цветут. Забудь прошлое, думай только о будущем. Выходит, все, что пришлось пережить, годится теперь только для великого американского романа, который строчит этот придурок, крыса тыловая. Кто прошлое помянет – тому глаз вон, поэтому наше проклятое правительство молится на красный флаг и орет «Да здравствует Сталин!». Это они называют большой политикой. Что же нам-то делать, нам что прикажете делать?
В Уэльсе общественный транспорт останавливался по требованию. Увидев подходивший автобус, Дэн проголосовал. Братья уселись рядом с женщиной, которая везла попугая в клетке. Птица скрипела клювом и подозрительно косилась на Дэна.
– Я рыбную лавку открою, как только найду, где рыбу брать, – сказал Дэн. – Надо смотреть правде в глаза: отец скоро помрет и наверняка что-нибудь нам оставит. А тебе лучше в учителя пойти.
– Ха-ха-ха-ха-ха, – прохрипел попугай.
– Тише, Полли, – успокоила его хозяйка.
– Я возьму на себя трактир, – мрачно сказал Редж – Мы с Ципой ребенка заведем – пусть в деревне растет, на свежем воздухе. Если получится, конечно. Пока у нас с этим что-то не ладится. К доктору надо сходить.
– Не понимаю, – сказал Дэн, – почему люди хотят иметь детей. Лично я не желаю. Не вижу в этом смысла. И жениться не вижу смысла.
– У тебя, наверно, половое влечение слабое. Странно отчего, бы. От рыбы сексуальность усиливается. И Церковь учит: плодитесь и размножайтесь. Иисуса Христа иногда изображают в виде рыбы.
Женщина с попугаем с негодованием обернулась в их сторону. Дэн жестом дал ей понять, что у брата не все дома. Попугай сердито нахохлился.
– Давай сойдем, – предложил Редж.
– Мы еще не приехали.
– Я хочу взглянуть на Артуровы руины. Остановите, пожалуйста, вон там, – попросил он водителя.
– Но оттуда же пешком далеко будет. Мы опоздаем, – сказал Дэн.
– Ничего, подождут.
Автобус проехал узким переулком, так что ветви деревьев скребли окна, и остановился.
Ворота, свисавшие со сломанных петель, были распахнуты. На месте раскопок паслась одинокая старая лошадь. Дэн ворчал, путаясь и спотыкаясь в густой траве. Дул прохладный восточный ветер, солнце скрылось за тучей, напоминавшей очертания Африки.
– Какого черта тебя сюда понесло, – не унимался Дэн. – Чьи это владения?
– Ничьи. Наши. Как Стоунхендж.
Дэн огляделся. Вокруг валялись лишь старые камни. На одном из них, служившем подпорой разрушенной стены, над странной щелью виднелась надпись: GLAD ART REG.
– Знавал я одну девчонку, которую звали Глэд, – сказал Дэн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105