Надсон... упорен.
- Вы все еще не удовлетворены? - отозвалась она.
- Поймите, Ривис для меня ровно ничего не значит. Меня беспокоит
общая картина: в ней слишком много несоответствий. Кстати... Вы знаете
человека по имени Уолтер Килборн?
- Снова вопрос, мистер Арчер? - Она потянулась к серебряному
портсигару, лежавшему на столике рядом. Руки плохо слушались ее, и
портсигар упал на пол. Сигареты рассыпались, я принялся их подбирать.
- Не беспокойтесь, пожалуйста, не беспокойтесь... Все у меня
распадается на части, все вообще, так что несколько сигарет на полу - это
самое незначительное из моих огорчений.
Я продолжал подбирать сигареты.
- А какое самое большое? Все еще то письмо, которое вы мне дали?
- Вы задаете мне так много вопросов, мистер Арчер. Хотелось бы мне
знать, что заставляет вас это делать. Страсть к справедливости, страсть к
правде?.. Вы видите, теперь я спрашиваю, я поменялась с вами ролями.
- Не знаю, почему вам интересно это узнать.
Я положил на стол вновь заполненный портсигар, зажег две сигареты,
одну для нее, другую для себя.
Она благодарно затянулась. Ее ответ сопроводило облачко дыма:
- Потому что я не понимаю вас. Вы достаточно умны и представительны,
чтобы у вас была работа получше и большего веса, что ли.
- Как у вашего друга Надсона? Я пять лет работал в департаменте
муниципальной полиции, а потом бросил службу. Слишком много случаев, когда
официальная версия не согласовывалась с фактами, которые были мне
известны.
- Ральф - честный человек. Всю свою жизнь он работает в полиции, и у
него осталась, все еще осталась совесть.
- Вероятно, две совести. У многих из хороших полицейских есть
общественная совесть и частная совесть. У меня же осталась только частная
совесть, вещь неказистая, но зато своя.
- Я не ошиблась на ваш счет: вами движет страсть к справедливости.
- Не знаю, что такое справедливость, - сказал я. - Хотя... правда
меня интересует. Не правда вообще, а правда конкретная: кто сделал, что,
когда, почему. Особенно почему. Например, мне хотелось бы знать, почему
вас так заботит, интересуюсь ли я справедливостью. Может быть, вы хотите
таким путем попросить меня отказаться от нашего дела?
Некоторое время она сидела в полном молчании.
- Нет. Это все не то. У меня самой сохраняется доля уважения к
правде. Женское уважение: я хочу знать правду, если только она не
причиняет слишком большую боль. И я просто, признаться, побаиваюсь немного
человека, который очень сильно заботится о правде. Вас ведь действительно
заботит, виновен Ривис или нет...
- А разве это не волнует Надсона и оставшуюся у него совесть?
- Не знаю. Происходит вообще слишком много такого, чего я не понимаю.
("Это нас объединяет", - подумал я.) Например, мой уважаемый супруг
удалился к себе и отказывается попадаться кому бы то ни было на глаза. Он
утверждает, что проведет остаток жизни в своей комнате, как Марсель Пруст.
- Ненависть мелькнула в глазах Мод, глазах цвета морской волны. И тут же
исчезла, как плавник акулы в морских волнах.
Я загасил свою сигарету, вкус которой (на пустой-то желудок) был
слишком острым.
- Этот Марсель... как его там, он ваш друг?
- Теперь вы снова собираетесь ломать комедию?
- У вас дома, по-моему, такая мода. Вы определенно желаете вести
беседу о каких-то абстракциях вроде правды и справедливости. Но не
сообщили мне ни одного факта, который мог бы мне помочь выяснить, кто
написал письмо или кто убил вашу свекровь.
- Ах, письмо... Мы снова вернулись к письму.
- Миссис Слокум, - сказал я, - письмо писалось не обо мне. Оно
писалось о вас. Вы наняли меня, чтобы я выяснил, кто его написал, помните?
- С того времени случилось столько всего... Теперь все это кажется не
важным.
- Теперь, когда она мертва?
- Да, - холодно ответила Мод. - Теперь, когда она мертва.
- А не приходило ли вам на ум, что автор письма и убийца могут быть
одним и тем же лицом?
- Нет. Я не вижу тут никакой связи.
- И я тоже не вижу. Если бы со мной сотрудничали, я смог бы ее
разглядеть. То есть: если вы рассказали бы мне все, что знаете об
отношениях между людьми в этом доме.
Она пожала плечами с усталой покорностью.
- Я не могу, как Кэти, требовать для себя освобождения от ответов на
вопросы под предлогом крайней молодости. Но я очень устала. Что вы хотите
знать?
- Как давно вы знаете Надсона и насколько хорошо?
Она смерила меня еще одним своим долгим, "зондирующим" взглядом (я
уже успел к ним приноровиться).
- Год. Последний год. Или около того, и вовсе не так близко.
- Вчера вы упомянули о подруге по имени Милдред Флеминг. Возможно,
она расскажет мне другую историю вашего знакомства.
Она холодно заметила:
- Думаю, вы несколько нарушаете приличия, мистер Арчер.
- Очень хорошо, мэм, будем впредь играть по джентльменским правилам.
Оба, мэм!
- Ладно, я скажу вам кое-что... Я знаю Уолтера Килборна. Честно
говоря, я видела его сегодня.
В холле послышались тяжелые шаги Надсона, его покатые плечи и мощный
торс загородили дверной проем.
- Я наконец выгнал шерифа из постели. Он встретится с нами.
- С вами, - поправил я. - Не со мной. Миссис Слокум была сейчас
настолько любезна, что предложила мне еще бокал, а он мне крайне
необходим. Утром я представлю шерифу заявление. Возьмите с собой паренька.
Его зовут Массельман, Бад Массельман, он в моей машине и теперь скорее
всего спит. Вы еще можете обнаружить четкие следы в том месте, где
грузовик развертывался, чтобы перегородить дорогу.
- Огромное спасибо за великолепное предложение.
В его тоне прозвучала ирония, но, мне кажется, он остался доволен,
что я не поеду с ним. Они с шерифом смогут тогда побродить вокруг места
преступления, подобрать останки, отвезти их в город и - ничего иного не
делать.
- Посмотрите, чтобы у мальчика было где выспаться, хорошо? И
передайте ему от меня вот это, я ему остался должен.
Надсон взял у меня десятидолларовую бумажку.
- О'кей, Арчер. Спокойной ночи, миссис Слокум. Я ценю ваше
сотрудничество.
- Я тоже, Ральф.
"Давние любовники, - снова подумал я, - играют с двойной
осмотрительностью, в паре".
Надсон ушел. Мы снова остались вдвоем. Мод Слокум поднялась с дивана,
взяла мой пустой бокал.
- Вы действительно хотите что-нибудь выпить?
- Немного, пожалуйста. И с водой.
- И я составлю вам компанию. Без воды.
Она налила из графина виски, в два пальца мне и в четыре себе. Выпила
свой виски залпом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
- Вы все еще не удовлетворены? - отозвалась она.
- Поймите, Ривис для меня ровно ничего не значит. Меня беспокоит
общая картина: в ней слишком много несоответствий. Кстати... Вы знаете
человека по имени Уолтер Килборн?
- Снова вопрос, мистер Арчер? - Она потянулась к серебряному
портсигару, лежавшему на столике рядом. Руки плохо слушались ее, и
портсигар упал на пол. Сигареты рассыпались, я принялся их подбирать.
- Не беспокойтесь, пожалуйста, не беспокойтесь... Все у меня
распадается на части, все вообще, так что несколько сигарет на полу - это
самое незначительное из моих огорчений.
Я продолжал подбирать сигареты.
- А какое самое большое? Все еще то письмо, которое вы мне дали?
- Вы задаете мне так много вопросов, мистер Арчер. Хотелось бы мне
знать, что заставляет вас это делать. Страсть к справедливости, страсть к
правде?.. Вы видите, теперь я спрашиваю, я поменялась с вами ролями.
- Не знаю, почему вам интересно это узнать.
Я положил на стол вновь заполненный портсигар, зажег две сигареты,
одну для нее, другую для себя.
Она благодарно затянулась. Ее ответ сопроводило облачко дыма:
- Потому что я не понимаю вас. Вы достаточно умны и представительны,
чтобы у вас была работа получше и большего веса, что ли.
- Как у вашего друга Надсона? Я пять лет работал в департаменте
муниципальной полиции, а потом бросил службу. Слишком много случаев, когда
официальная версия не согласовывалась с фактами, которые были мне
известны.
- Ральф - честный человек. Всю свою жизнь он работает в полиции, и у
него осталась, все еще осталась совесть.
- Вероятно, две совести. У многих из хороших полицейских есть
общественная совесть и частная совесть. У меня же осталась только частная
совесть, вещь неказистая, но зато своя.
- Я не ошиблась на ваш счет: вами движет страсть к справедливости.
- Не знаю, что такое справедливость, - сказал я. - Хотя... правда
меня интересует. Не правда вообще, а правда конкретная: кто сделал, что,
когда, почему. Особенно почему. Например, мне хотелось бы знать, почему
вас так заботит, интересуюсь ли я справедливостью. Может быть, вы хотите
таким путем попросить меня отказаться от нашего дела?
Некоторое время она сидела в полном молчании.
- Нет. Это все не то. У меня самой сохраняется доля уважения к
правде. Женское уважение: я хочу знать правду, если только она не
причиняет слишком большую боль. И я просто, признаться, побаиваюсь немного
человека, который очень сильно заботится о правде. Вас ведь действительно
заботит, виновен Ривис или нет...
- А разве это не волнует Надсона и оставшуюся у него совесть?
- Не знаю. Происходит вообще слишком много такого, чего я не понимаю.
("Это нас объединяет", - подумал я.) Например, мой уважаемый супруг
удалился к себе и отказывается попадаться кому бы то ни было на глаза. Он
утверждает, что проведет остаток жизни в своей комнате, как Марсель Пруст.
- Ненависть мелькнула в глазах Мод, глазах цвета морской волны. И тут же
исчезла, как плавник акулы в морских волнах.
Я загасил свою сигарету, вкус которой (на пустой-то желудок) был
слишком острым.
- Этот Марсель... как его там, он ваш друг?
- Теперь вы снова собираетесь ломать комедию?
- У вас дома, по-моему, такая мода. Вы определенно желаете вести
беседу о каких-то абстракциях вроде правды и справедливости. Но не
сообщили мне ни одного факта, который мог бы мне помочь выяснить, кто
написал письмо или кто убил вашу свекровь.
- Ах, письмо... Мы снова вернулись к письму.
- Миссис Слокум, - сказал я, - письмо писалось не обо мне. Оно
писалось о вас. Вы наняли меня, чтобы я выяснил, кто его написал, помните?
- С того времени случилось столько всего... Теперь все это кажется не
важным.
- Теперь, когда она мертва?
- Да, - холодно ответила Мод. - Теперь, когда она мертва.
- А не приходило ли вам на ум, что автор письма и убийца могут быть
одним и тем же лицом?
- Нет. Я не вижу тут никакой связи.
- И я тоже не вижу. Если бы со мной сотрудничали, я смог бы ее
разглядеть. То есть: если вы рассказали бы мне все, что знаете об
отношениях между людьми в этом доме.
Она пожала плечами с усталой покорностью.
- Я не могу, как Кэти, требовать для себя освобождения от ответов на
вопросы под предлогом крайней молодости. Но я очень устала. Что вы хотите
знать?
- Как давно вы знаете Надсона и насколько хорошо?
Она смерила меня еще одним своим долгим, "зондирующим" взглядом (я
уже успел к ним приноровиться).
- Год. Последний год. Или около того, и вовсе не так близко.
- Вчера вы упомянули о подруге по имени Милдред Флеминг. Возможно,
она расскажет мне другую историю вашего знакомства.
Она холодно заметила:
- Думаю, вы несколько нарушаете приличия, мистер Арчер.
- Очень хорошо, мэм, будем впредь играть по джентльменским правилам.
Оба, мэм!
- Ладно, я скажу вам кое-что... Я знаю Уолтера Килборна. Честно
говоря, я видела его сегодня.
В холле послышались тяжелые шаги Надсона, его покатые плечи и мощный
торс загородили дверной проем.
- Я наконец выгнал шерифа из постели. Он встретится с нами.
- С вами, - поправил я. - Не со мной. Миссис Слокум была сейчас
настолько любезна, что предложила мне еще бокал, а он мне крайне
необходим. Утром я представлю шерифу заявление. Возьмите с собой паренька.
Его зовут Массельман, Бад Массельман, он в моей машине и теперь скорее
всего спит. Вы еще можете обнаружить четкие следы в том месте, где
грузовик развертывался, чтобы перегородить дорогу.
- Огромное спасибо за великолепное предложение.
В его тоне прозвучала ирония, но, мне кажется, он остался доволен,
что я не поеду с ним. Они с шерифом смогут тогда побродить вокруг места
преступления, подобрать останки, отвезти их в город и - ничего иного не
делать.
- Посмотрите, чтобы у мальчика было где выспаться, хорошо? И
передайте ему от меня вот это, я ему остался должен.
Надсон взял у меня десятидолларовую бумажку.
- О'кей, Арчер. Спокойной ночи, миссис Слокум. Я ценю ваше
сотрудничество.
- Я тоже, Ральф.
"Давние любовники, - снова подумал я, - играют с двойной
осмотрительностью, в паре".
Надсон ушел. Мы снова остались вдвоем. Мод Слокум поднялась с дивана,
взяла мой пустой бокал.
- Вы действительно хотите что-нибудь выпить?
- Немного, пожалуйста. И с водой.
- И я составлю вам компанию. Без воды.
Она налила из графина виски, в два пальца мне и в четыре себе. Выпила
свой виски залпом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61