И здесь, и там ограничения навязаны извне. Такой подход
ко всем явлениям бытия свойственен нам с древнейших времен. Я называю его
эктотропическим. Вы на Земле зовете его инструментальным. С точки зрения
предшествующих поколений, каждая следующая стадия цивилизации - либо
кошмар, либо, для оптимистов, рай. А увиденная со стороны, например твоими
глазами на Энции, она кажется просто безумием, на удивление ожесточенным в
своем стремлении осуществиться до конца. Верно?
Он выдержал паузу, но я молчал, и он заговорил снова.
- Отдельные стадии технологии - как плавучие льдины, а общество
планеты продвигается вперед, перескакивая с одной из них на другую.
Насколько велик будет разрыв между соседними льдинами, а значит, удастся
ли следующий прыжок или он закончится в полынье, зависит от космической
лотереи - той, что лепит планеты. Катастрофа всегда присутствует в сфере
возможного. Но если судьба позволяет нам перескакивать все дальше и
дальше, со льдины на льдину, это не значит, будто в конце концов мы выйдем
на твердую землю. Ты, возможно, не знаешь, что этикосфера была для нас
скорее соломинкой утопающего, чем миражом совершенства. Благоденствие
оглупляет и порождает насилие, вытекающее из отчаяния, на смену убожеству
нищеты приходит убожество разнузданности. У нас не было иного пути.
Когда-нибудь и вы убедитесь в этом, если льдины у вас под ногами не
разойдутся до времени. Разумеется, это не значит, что вы войдете в
этикосферу: альтернативных эктотропических решений немало, но отличаются
они друг от друга не больше, чем люзанское от курдляндского. Совершенно
открытое общество в конце концов должно превратиться в бесформенное
месиво: совершенно закрытое - тоже, и нет между ними положения устойчивого
равновесия. Поэтому не приходится удивляться, что вечность мы тоже взяли
штурмом извне. Ты спрашивал о Ка-Ундрии. Никто не знает, чем он был для
кливийцев. Как жабры у рыбы нельзя объяснить вне воды, так и понятие
нельзя объяснить вне культуры, которая его породила. Полагаю, что
Ка-Ундрий был еще одной формой сочетания свободы с неволей. Не знаю точно,
какой, но не думаю, чтобы детали решения имеют значение, поскольку
совершенно хороших решений нет. Кливийцы вовсе не так уж сильно отличались
от остальных энциан. Если ты понял - или не понял, - спрашивай дальше.
- Как вы убили их? - спросил я. - Правда ли, что почти никто не знал
о войне? Ваши источники говорят об этом по-разному...
- Наши источники лгут, - ответил великий старик. Он все еще
неподвижно смотрел на освещенный солнцем сад. - Но лгут не там, где ты
видишь ложь. Историки все еще ведут спор о том, нанесли ли мы им
превентивный удар или же это была контратака. Были ли основные боевые
средства, пущенные в ход, биологическими или нет. Как будто это имело
какую-то важность. Важно то, что эктофикация возникла как средство
уничтожения. Лишь потом у экспертов спала с глаз пелена, и они обнаружили,
что умерщвление способно продлить жизнь. Вовсе не этого они хотели, а
шустры первого поколения были орудием эктоцида.
- Значит, шустры возникли как оружие?
- Да. Они убивали постепенно, незаметно и необратимо. Однажды
начавшийся процесс эктофикации нельзя ни обратить вспять, ни прервать.
Шустры, рассеянные над Кливией, убили ее за каких-нибудь несколько лет.
- А ледник? Правда ли, что...
- Оледенение Севера наступило позже. Я не вникал в подробности
военной истории и не знаю, как дошло до оледенения всего континента. Не
думаю, что это была чистая случайность. Если ты хочешь узнать больше и
если тебе недостаточно того, что я сказал, отправляйся к кающимся. Знаешь,
кто они?
- Да. Орден, предающийся воспоминаниям о судьбе Кливии.
- Не совсем так. Все это сложнее. Но ты иди к ним. Это не такой уж
плохой совет, хотя узнаешь ты не то, что хочешь узнать.
- Ты думаешь, мне удастся?
- Полагаю, никто тебе в этом не помешает. Во всяком случае,
попробовать можно. Больше ты ни о чем не хочешь спросить?
- Я хочу знать, почему ты пожелал встречи со мной, если сам ни о чем
не спрашиваешь?
- Я хотел видеть человека, - сказал Аникс.
УЧЕНИЕ О ТРЕХ МИРАХ
Личность старого мудреца произвела на меня большее впечатление, чем
его слова. Аникс воплощал в себе то, что Шекспиру только казалось: он был
жив и мертв одновременно. Он не был всего лишь суррогатом умершего,
имитацией, но реальным продолжением существа, жившего триста лет назад.
Однако я не мог поверить в то, что он говорил о фиаско эктотехники. Я был
уверен, что множество людей решилось бы на подобное превращение, чтобы
достичь бессмертия, отчего же здесь должно быть по-другому? Я промолчал об
этих своих сомнениях, охваченный внезапным предчувствием, что не
старик-философ ответит на мой вопрос, а облако шустров, принявших его
облик. Правда, я убеждал себя, что думаю как дикарь, отыскивающий в
радиоприемнике говорящих гномов, но непреоборимая сила замкнула мои уста.
В самом ли деле постепенность автоморфозы обеспечивает непрерывность
существования личности? Как убедиться в этом? Решение этого вопроса
показалось мне более важным, чем экспедиция к кающимся, и я отложил ее.
Между тем меня пригласили на встречу со студентами и преподавателями
Института Шустретики. Зал был набит до отказа, но обрушившиеся на меня
вопросы свидетельствовали о полном невежестве по части земных дел.
Какой-то белоперый студент в очках втянул меня в дискуссию об ангелах.
Зная их по картинкам, он утверждал, что на таких крыльях летать нельзя.
Вдобавок только оперенный хвост обеспечивает устойчивость, или же
оперенные стабилизаторы у щиколоток. Я ответил, что это духовные существа,
объекты веры, а не аэродинамических исследований. Это его не убедило.
Видимо, люди втайне обожествляют пернатых, в противном случае крылья
ангелов были бы не оперенными, а, допустим, перепончатыми. Он хотел, чтобы
я ясно определил наше отношение к перьям. Крылья - символические, объяснял
я, и не означают птиц, и речь идет тут не о маховых перьях и не о пухе, но
о небесах, куда верующий отправится после смерти. Последовали вопросы о
поле и способе размножения ангелов. Я втолковывал им, что ангелы не могут
иметь потомства, но, будучи не слишком силен а ангелологии, терял почву
под ногами. Кто-то слышал об ангелах-хранителях и спрашивал, не есть ли
это земной аналог этикосферы? В конце концов и эта тема была исчерпана, но
не успел я передохнуть, как меня спросили о наших родительских играх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
ко всем явлениям бытия свойственен нам с древнейших времен. Я называю его
эктотропическим. Вы на Земле зовете его инструментальным. С точки зрения
предшествующих поколений, каждая следующая стадия цивилизации - либо
кошмар, либо, для оптимистов, рай. А увиденная со стороны, например твоими
глазами на Энции, она кажется просто безумием, на удивление ожесточенным в
своем стремлении осуществиться до конца. Верно?
Он выдержал паузу, но я молчал, и он заговорил снова.
- Отдельные стадии технологии - как плавучие льдины, а общество
планеты продвигается вперед, перескакивая с одной из них на другую.
Насколько велик будет разрыв между соседними льдинами, а значит, удастся
ли следующий прыжок или он закончится в полынье, зависит от космической
лотереи - той, что лепит планеты. Катастрофа всегда присутствует в сфере
возможного. Но если судьба позволяет нам перескакивать все дальше и
дальше, со льдины на льдину, это не значит, будто в конце концов мы выйдем
на твердую землю. Ты, возможно, не знаешь, что этикосфера была для нас
скорее соломинкой утопающего, чем миражом совершенства. Благоденствие
оглупляет и порождает насилие, вытекающее из отчаяния, на смену убожеству
нищеты приходит убожество разнузданности. У нас не было иного пути.
Когда-нибудь и вы убедитесь в этом, если льдины у вас под ногами не
разойдутся до времени. Разумеется, это не значит, что вы войдете в
этикосферу: альтернативных эктотропических решений немало, но отличаются
они друг от друга не больше, чем люзанское от курдляндского. Совершенно
открытое общество в конце концов должно превратиться в бесформенное
месиво: совершенно закрытое - тоже, и нет между ними положения устойчивого
равновесия. Поэтому не приходится удивляться, что вечность мы тоже взяли
штурмом извне. Ты спрашивал о Ка-Ундрии. Никто не знает, чем он был для
кливийцев. Как жабры у рыбы нельзя объяснить вне воды, так и понятие
нельзя объяснить вне культуры, которая его породила. Полагаю, что
Ка-Ундрий был еще одной формой сочетания свободы с неволей. Не знаю точно,
какой, но не думаю, чтобы детали решения имеют значение, поскольку
совершенно хороших решений нет. Кливийцы вовсе не так уж сильно отличались
от остальных энциан. Если ты понял - или не понял, - спрашивай дальше.
- Как вы убили их? - спросил я. - Правда ли, что почти никто не знал
о войне? Ваши источники говорят об этом по-разному...
- Наши источники лгут, - ответил великий старик. Он все еще
неподвижно смотрел на освещенный солнцем сад. - Но лгут не там, где ты
видишь ложь. Историки все еще ведут спор о том, нанесли ли мы им
превентивный удар или же это была контратака. Были ли основные боевые
средства, пущенные в ход, биологическими или нет. Как будто это имело
какую-то важность. Важно то, что эктофикация возникла как средство
уничтожения. Лишь потом у экспертов спала с глаз пелена, и они обнаружили,
что умерщвление способно продлить жизнь. Вовсе не этого они хотели, а
шустры первого поколения были орудием эктоцида.
- Значит, шустры возникли как оружие?
- Да. Они убивали постепенно, незаметно и необратимо. Однажды
начавшийся процесс эктофикации нельзя ни обратить вспять, ни прервать.
Шустры, рассеянные над Кливией, убили ее за каких-нибудь несколько лет.
- А ледник? Правда ли, что...
- Оледенение Севера наступило позже. Я не вникал в подробности
военной истории и не знаю, как дошло до оледенения всего континента. Не
думаю, что это была чистая случайность. Если ты хочешь узнать больше и
если тебе недостаточно того, что я сказал, отправляйся к кающимся. Знаешь,
кто они?
- Да. Орден, предающийся воспоминаниям о судьбе Кливии.
- Не совсем так. Все это сложнее. Но ты иди к ним. Это не такой уж
плохой совет, хотя узнаешь ты не то, что хочешь узнать.
- Ты думаешь, мне удастся?
- Полагаю, никто тебе в этом не помешает. Во всяком случае,
попробовать можно. Больше ты ни о чем не хочешь спросить?
- Я хочу знать, почему ты пожелал встречи со мной, если сам ни о чем
не спрашиваешь?
- Я хотел видеть человека, - сказал Аникс.
УЧЕНИЕ О ТРЕХ МИРАХ
Личность старого мудреца произвела на меня большее впечатление, чем
его слова. Аникс воплощал в себе то, что Шекспиру только казалось: он был
жив и мертв одновременно. Он не был всего лишь суррогатом умершего,
имитацией, но реальным продолжением существа, жившего триста лет назад.
Однако я не мог поверить в то, что он говорил о фиаско эктотехники. Я был
уверен, что множество людей решилось бы на подобное превращение, чтобы
достичь бессмертия, отчего же здесь должно быть по-другому? Я промолчал об
этих своих сомнениях, охваченный внезапным предчувствием, что не
старик-философ ответит на мой вопрос, а облако шустров, принявших его
облик. Правда, я убеждал себя, что думаю как дикарь, отыскивающий в
радиоприемнике говорящих гномов, но непреоборимая сила замкнула мои уста.
В самом ли деле постепенность автоморфозы обеспечивает непрерывность
существования личности? Как убедиться в этом? Решение этого вопроса
показалось мне более важным, чем экспедиция к кающимся, и я отложил ее.
Между тем меня пригласили на встречу со студентами и преподавателями
Института Шустретики. Зал был набит до отказа, но обрушившиеся на меня
вопросы свидетельствовали о полном невежестве по части земных дел.
Какой-то белоперый студент в очках втянул меня в дискуссию об ангелах.
Зная их по картинкам, он утверждал, что на таких крыльях летать нельзя.
Вдобавок только оперенный хвост обеспечивает устойчивость, или же
оперенные стабилизаторы у щиколоток. Я ответил, что это духовные существа,
объекты веры, а не аэродинамических исследований. Это его не убедило.
Видимо, люди втайне обожествляют пернатых, в противном случае крылья
ангелов были бы не оперенными, а, допустим, перепончатыми. Он хотел, чтобы
я ясно определил наше отношение к перьям. Крылья - символические, объяснял
я, и не означают птиц, и речь идет тут не о маховых перьях и не о пухе, но
о небесах, куда верующий отправится после смерти. Последовали вопросы о
поле и способе размножения ангелов. Я втолковывал им, что ангелы не могут
иметь потомства, но, будучи не слишком силен а ангелологии, терял почву
под ногами. Кто-то слышал об ангелах-хранителях и спрашивал, не есть ли
это земной аналог этикосферы? В конце концов и эта тема была исчерпана, но
не успел я передохнуть, как меня спросили о наших родительских играх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97