Несмотря на такую впечатляющую карьеру, состоящую из террористических актов, взрывов и т. д., Фиораванти недавно был освобожден из тюрьмы и в настоящее время работает в гуманитарной группе, борющейся за повсеместный запрет смертной казни.
Как сам Фиораванти рассматривает свое место в мире? В начале борьбы NAR он написал духовное признание, в общих чертах обрисовывающее его умозаключения и оправдывающее «философию действия». Впоследствии он оставил это завещание в доме своей семьи, вероятно, ожидая, что оно будет обнародовано в случае его насильственной смерти. Завещание гласило:
Я отказался от многих предрассудков, таких, например, как добро и зло. Даже Заратустра говорил: добро и зло призрачны… Я отказываюсь согласиться с предположением, что воровать — зло, убивать — зло, а возносить молитвы — хорошо. Убийство считается очень тяжким преступлением, однако, если мы убиваем на войне, то нам вешают за это медаль. Воровство — это зло, но оно приносит тайным агентам неслыханные доходы. Молиться Богу — это добро, но если ты молишься не тому богу, то это грех… Вот почему убийства, воровство и мольбы меня совершенно не волнуют. С моей точки зрения, убийство не запрещено и вообще не является насилием… Я приверженец «новой морали», где добро и зло призрачны…
Религия и деньги — это отрицательные силы… Однажды кто-то захотел управлять, но не имел для этого необходимых средств. Он догадался придумать что-то, что позволило бы ему подняться над разумом других, и так он создал религию… Я отрицаю сильную связь между деньгами и религией — я не могу полностью отбросить эту связь, потому что это было бы отрицанием всего сущего. Если бы я отвергал все подряд, то уж лучше бы мне было совсем прекратить свое существование. Кто-то может примириться с существованием денег, так как они необходимы, чтобы прокормиться, но ты не должен преклоняться перед ними больше, чем ты преклоняешься перед водой, солнцем и ветром…
Кто-то может заявить, что я — само зло, но я уже утверждал, что добро и зло не существуют. Моя душа парит, и потому я поднялся на высокую гору и оттуда взираю вниз, на этот лживый мир…
Люди не являются злом; по существу, они очень глупы. Задача человека, находящегося выше их, обучить нескольких учеников, таким образом, мудрость будет распространяться в геометрической прогрессии… Высший человек обречен оставаться в одиночестве и жить в крошечном оазисе среди своих учеников…
Любая политическая доктрина основывается на экономических концепциях, добре, зле и прочем… Демократия — это не что иное, как форма тирании, осуществляемая большинством над меньшинством. В демократической и республиканской Италии большинство подавляет и угнетает «фашистское» меньшинство — чаще не за реальные, уголовно наказуемые преступления, а из-за того, что оно [большинство] считает незаконным подобный образ мыслей…
Третий Рейх был демократией, где большинство не только решило тиранствовать над евреями и несколькими тысячами большевиков, но также пойти и захватить другие страны, находящиеся вне политических границ Германии…
Они говорили об эстетике телосложения, а также о силе и физической выносливости, олюбви, преданности, бесстрашии, семье, стране… То, что делает Третий Рейх достойным воспоминания, — это всеобъемлющее применение новой морали…
Нам, высшим людям, никто не кажется сумасшедшим или преступником. Они кажутся лишь немного другими, отличающимися от нас… Воину необходимо уметь любить, потому что это было бы неправильно, будь в его сердце только ненависть… Я сражаюсь с «красными», потому что считаю их крайне тупыми. Иногда я ненавижу их, но это происходит только в случаях, когда они поступают малодушно и трусливо.
Возможно, когда-нибудь я прекращу сражаться, буду работать, как все, и стану нормальным… Когда-нибудь воин откажется от войны, но останется готов в случае необходимости снова взяться за оружие. Я уйду на покой только тогда, когда победитель сделает свой выбор между диктатом и демократией. Это будет длительная война, которая практически полностью истощит меня…
Если мне суждено погибнуть в бою, то это будет моим величайшим торжеством в жизни. Никаких слез и священников. Только песни и танцы. И никто не будет говорить обо мне как о невинной жертве. Вы, скорее всего, скажете, что я был не сумасшедшим, а сыном новой морали, погубившей многих во время своего становления.
Я хочу исчезнуть после своей смерти. Я не хочу лежать и гнить в гробу. Я хочу распасться на элементы подобно тому, как индейцы уничтожают своих мертвых.
В заключение я хочу дать совет: избавьтесь от своих комплексов и заново почувствуйте вкус повиновения лишь своим инстинктам и страстям…
Фриули, 27 мая — 3 июня 1978 года
Майкл А. Хоффман II
КОЗЕЛ ОТПУЩЕНИЯ
ТЕД КАЧИНСКИЙ, РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО И ПРИЗЫВАНИЕ КАТАСТРОФЫ
Мистер Качинский… полагает, что все аспекты его существования контролируются некой всемогущей организацией, которой он абсолютно бессилен противостоять.
New York Times, 14 ноября 1997 года
Тед Качинский — очередной «псих-одиночка», которого признали виновным в громких преступлениях практически без суда и серьезного расследования.
В день его ареста в Boston Globe появилась статья, излагающая позицию властей и предлагающая читателям рассматривать подозреваемого как «параноика-неудачника», работавшего в одиночку, без сообщников, и, несомненно, виновного в том, в чем его обвиняют.
Похожая стратегия ранее уже использовалась в делах Джеймса Эрла Рэя, «Сына Сэма» Дэвида Берковица и многих других козлов отпущения.
Как и Джону Готти, Качинскому было отказано в адвокате. Точно так же, как случалось раньше в Вако и Оклахоме, дом, в котором жил обвиняемый (в данном случае — хижина Качинского), было вывезено федеральными агентами в неизвестном направлении с целью воспрепятствовать любому независимому расследованию.
Как и в истории с Тимоти МакВеем, слова, которыми Качин-ский отреагировал на приговор (хотя в этот момент к нему было приковано внимание мировых средств массовой информации), были лаконичны и мало повлияли на общественное мнение.
В случае с Качинским это было особенно странно, потому что, согласно гипотезе ФБР об «Унабоме», здесь действовал серийный убийца, жаждущий известности и славы. И вот, когда внимание мировых СМИ приковано к нему, и ему дается время, чтобы рассказать поподробнее о своих мотивах и идеологии, Качинский заявляет, что его взгляды были представлены в ложном свете, и что сейчас он не будет ничего говорить, а расскажет все позднее.
Но, вероятно, после 4 мая 1998 года в Сакраменто у Качинского уже никогда не будет возможности привлечь внимание мировой прессы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144
Как сам Фиораванти рассматривает свое место в мире? В начале борьбы NAR он написал духовное признание, в общих чертах обрисовывающее его умозаключения и оправдывающее «философию действия». Впоследствии он оставил это завещание в доме своей семьи, вероятно, ожидая, что оно будет обнародовано в случае его насильственной смерти. Завещание гласило:
Я отказался от многих предрассудков, таких, например, как добро и зло. Даже Заратустра говорил: добро и зло призрачны… Я отказываюсь согласиться с предположением, что воровать — зло, убивать — зло, а возносить молитвы — хорошо. Убийство считается очень тяжким преступлением, однако, если мы убиваем на войне, то нам вешают за это медаль. Воровство — это зло, но оно приносит тайным агентам неслыханные доходы. Молиться Богу — это добро, но если ты молишься не тому богу, то это грех… Вот почему убийства, воровство и мольбы меня совершенно не волнуют. С моей точки зрения, убийство не запрещено и вообще не является насилием… Я приверженец «новой морали», где добро и зло призрачны…
Религия и деньги — это отрицательные силы… Однажды кто-то захотел управлять, но не имел для этого необходимых средств. Он догадался придумать что-то, что позволило бы ему подняться над разумом других, и так он создал религию… Я отрицаю сильную связь между деньгами и религией — я не могу полностью отбросить эту связь, потому что это было бы отрицанием всего сущего. Если бы я отвергал все подряд, то уж лучше бы мне было совсем прекратить свое существование. Кто-то может примириться с существованием денег, так как они необходимы, чтобы прокормиться, но ты не должен преклоняться перед ними больше, чем ты преклоняешься перед водой, солнцем и ветром…
Кто-то может заявить, что я — само зло, но я уже утверждал, что добро и зло не существуют. Моя душа парит, и потому я поднялся на высокую гору и оттуда взираю вниз, на этот лживый мир…
Люди не являются злом; по существу, они очень глупы. Задача человека, находящегося выше их, обучить нескольких учеников, таким образом, мудрость будет распространяться в геометрической прогрессии… Высший человек обречен оставаться в одиночестве и жить в крошечном оазисе среди своих учеников…
Любая политическая доктрина основывается на экономических концепциях, добре, зле и прочем… Демократия — это не что иное, как форма тирании, осуществляемая большинством над меньшинством. В демократической и республиканской Италии большинство подавляет и угнетает «фашистское» меньшинство — чаще не за реальные, уголовно наказуемые преступления, а из-за того, что оно [большинство] считает незаконным подобный образ мыслей…
Третий Рейх был демократией, где большинство не только решило тиранствовать над евреями и несколькими тысячами большевиков, но также пойти и захватить другие страны, находящиеся вне политических границ Германии…
Они говорили об эстетике телосложения, а также о силе и физической выносливости, олюбви, преданности, бесстрашии, семье, стране… То, что делает Третий Рейх достойным воспоминания, — это всеобъемлющее применение новой морали…
Нам, высшим людям, никто не кажется сумасшедшим или преступником. Они кажутся лишь немного другими, отличающимися от нас… Воину необходимо уметь любить, потому что это было бы неправильно, будь в его сердце только ненависть… Я сражаюсь с «красными», потому что считаю их крайне тупыми. Иногда я ненавижу их, но это происходит только в случаях, когда они поступают малодушно и трусливо.
Возможно, когда-нибудь я прекращу сражаться, буду работать, как все, и стану нормальным… Когда-нибудь воин откажется от войны, но останется готов в случае необходимости снова взяться за оружие. Я уйду на покой только тогда, когда победитель сделает свой выбор между диктатом и демократией. Это будет длительная война, которая практически полностью истощит меня…
Если мне суждено погибнуть в бою, то это будет моим величайшим торжеством в жизни. Никаких слез и священников. Только песни и танцы. И никто не будет говорить обо мне как о невинной жертве. Вы, скорее всего, скажете, что я был не сумасшедшим, а сыном новой морали, погубившей многих во время своего становления.
Я хочу исчезнуть после своей смерти. Я не хочу лежать и гнить в гробу. Я хочу распасться на элементы подобно тому, как индейцы уничтожают своих мертвых.
В заключение я хочу дать совет: избавьтесь от своих комплексов и заново почувствуйте вкус повиновения лишь своим инстинктам и страстям…
Фриули, 27 мая — 3 июня 1978 года
Майкл А. Хоффман II
КОЗЕЛ ОТПУЩЕНИЯ
ТЕД КАЧИНСКИЙ, РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО И ПРИЗЫВАНИЕ КАТАСТРОФЫ
Мистер Качинский… полагает, что все аспекты его существования контролируются некой всемогущей организацией, которой он абсолютно бессилен противостоять.
New York Times, 14 ноября 1997 года
Тед Качинский — очередной «псих-одиночка», которого признали виновным в громких преступлениях практически без суда и серьезного расследования.
В день его ареста в Boston Globe появилась статья, излагающая позицию властей и предлагающая читателям рассматривать подозреваемого как «параноика-неудачника», работавшего в одиночку, без сообщников, и, несомненно, виновного в том, в чем его обвиняют.
Похожая стратегия ранее уже использовалась в делах Джеймса Эрла Рэя, «Сына Сэма» Дэвида Берковица и многих других козлов отпущения.
Как и Джону Готти, Качинскому было отказано в адвокате. Точно так же, как случалось раньше в Вако и Оклахоме, дом, в котором жил обвиняемый (в данном случае — хижина Качинского), было вывезено федеральными агентами в неизвестном направлении с целью воспрепятствовать любому независимому расследованию.
Как и в истории с Тимоти МакВеем, слова, которыми Качин-ский отреагировал на приговор (хотя в этот момент к нему было приковано внимание мировых средств массовой информации), были лаконичны и мало повлияли на общественное мнение.
В случае с Качинским это было особенно странно, потому что, согласно гипотезе ФБР об «Унабоме», здесь действовал серийный убийца, жаждущий известности и славы. И вот, когда внимание мировых СМИ приковано к нему, и ему дается время, чтобы рассказать поподробнее о своих мотивах и идеологии, Качинский заявляет, что его взгляды были представлены в ложном свете, и что сейчас он не будет ничего говорить, а расскажет все позднее.
Но, вероятно, после 4 мая 1998 года в Сакраменто у Качинского уже никогда не будет возможности привлечь внимание мировой прессы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144