- Требуют разные сводки, а бумаги нет, писарями работать никто не идет. А тут еще Кондрат Степанович работать мешает...
- Как это мешает? Он же ранен, больной лежит.
- То-то лежит, да не там, где надо. Только я развернулся со своими бумагами, а он вваливается в штаб с седлом и тянет за собой бурку. Я к нему с докладом, а он подходит к столу, кладет на него седло и говорит: "Кышь, Филипп, со стола, убирай свои шпаргалки, я здесь лягу". Как, говорю, ляжете! Здесь же штаб полка. "А я тебе кто, - сердится Кондрат Степанович, командир полка или нет? Ты читал приказ товарища командира корпуса?" Какой там приказ? - спрашиваю его. "Ну так вот читай, раз шибко грамотный. Видишь, тут прописано: "Командира двадцатого полка Гончарова Кондрата, в связи с ранением, полагать больным при полку". Так где же меня полагать-то должны, как не в штабе". И завалился на стол, как медведь. "Ты, - говорит, - Филипп, скрипи пером, я тугой на уши-то, не помешаешь".
Выслушав Филиппа, я рассмеялся.
Гончарова Кондрата Степановича я знал давно: бывший драгун, старший унтер-офицер, георгиевский кавалер. Он был малограмотным, но опытным командиром, хорошо знал тактику мелких подразделений, воевал со смекалкой, хитростью, народной мудростью.
- Вы смеетесь, - огорченно сказал Новиков, - а мне каково? Нет, Семен Михайлович, прикажите работать здесь кому-нибудь другому, а я к своим разведчикам пойду.
Мы вошли в штаб полка. Увидев меня, Гончаров слез со стола и сердито посмотрел на Новикова - пожаловаться, мол, успел.
- Что же ты, Кондрат Степанович, людям работать мешаешь? - начал я отчитывать его. - Ну ранен, так лежи, где тебе положено!
- А где же мне быть? Сам приказ отдал "полагать при полку", а теперь ругаешься, - оправдывался Гончаров и из-за спины грозил Филиппу кулаком.
- Придется приказать, чтобы положили тебя в госпиталь.
- Нет, в лазарет не пойду, - сказал Кондрат, ощупывая свою раненую руку. - Помирать я не собираюсь, а примочки мне и ординарец делает.
- Почему ты седло за собой носишь?
- Да лошадь у меня снова убили. Вот напасть - как бой, так лошадь убивают. Ты бы вместо того, чтобы ругаться, приказал дать мне непробивного коня.
- Ну вот что, Кондрат Степанович, иди к себе и ложись, а то я тебе дам непробивного коня - в пехоту спишу!..
Кондрат торопливо схватил седло и, проворчав что-то непонятное, быстро вышел из штаба.
Мы с Филиппом смеялись до слез, глядя в окно на торопливо уходившего Гончарова. Все знали, как магически действуют на Кондрата слова: "спишу в пехоту".
Чем дальше, тем больше обстановка складывалась в пользу 10-й Красной армии. Стрелковые соединения отдохнули, получили свежие пополнения за счет частей, прибывших с Восточного фронта. Со дня на день я ожидал приказа на наступление и очень удивился, когда Клюев, приехав в корпус, заявил, что армия может наступать не раньше, чем через десять дней.
- Почему через десять дней? - спросил я Клюева.
- Не собрались еще с силами, - ответил он.
- По меньшей мере странно получается, - сказал я. - Надо громить белых сейчас, когда они в своих попытках наступать потерпели серьезное поражение и не успели перегруппировать силы. А мы ждем, когда они вновь соберутся с духом и начнут наступать. Подчините корпусу в оперативном отношении хотя бы две стрелковые дивизии и разрешите мне наступать. Заверяю вас в успехе, убеждал я Клюева.
- Нет, я это не могу разрешить, - ответил он.
- Ну, если вы не можете сами разрешить, то докажите командующему группой Шорину о необходимости наступления.
- Не могу, не могу, Семен Михайлович! У меня есть директива на подготовку армии к наступлению, и я ее должен выполнять.
Подводя итоги оборонительных операций 10-й Красной армии, следует сказать, что Конный корпус, начиная с отхода 10-й армии с рубежа Маныча, все время использовался командованием или в качестве завесы для прикрытия отхода стрелковых частей или в качестве ударной группы для разгрома противника на наиболее угрожаемых направлениях. Основным способом действий корпуса были короткие контрудары. Нанося их, корпус неоднократно ликвидировал угрозу окружения противником 10-й армии и обеспечивал ее отход на последующие оборонительные рубежи. Имеются все основания утверждать, что Конный корпус летом 1919 года предотвратил разгром 10-й армии противником.
Действия корпуса убедительно подтвердили необходимость создания крупных кавалерийских соединений, являющихся средством армейского и главным образом фронтового командования. Можно смело сказать, что если бы в составе Южного фронта был не один, а несколько корпусов или хотя бы один, но более сильного состава и он использовался бы не в интересах одной армии, а в интересах всего фронта, то вряд ли нашим армиям пришлось бы отходить в таких тяжелых условиях. С гордостью можно отметить высокую боеспособность личного состава корпуса, показавшего в неимоверно трудных условиях борьбы с врагом образцы несгибаемой стойкости и мужества. Надо сказать также, что организованный отход стрелковых соединений 10-й армии от Царицына к Саратову в условиях постоянной угрозы окружения, при хроническом недостатке боеприпасов, при отсутствии связи с армейским штабом и соседями свидетельствовал о высоких морально-боевых качествах пехоты нашей армии. И если после сдачи Царицына некоторые стрелковые части ее временно поддались панике, то причиной этого была прежде всего растерянность Реввоенсовета армии.
VIII. Против Мамонтова
1
Летом 1919 года армии Деникина, быстро продвигавшиеся с юга к центральным областям страны, были для молодой Советской республики самым опасным врагом.
9 июля в своем письме к организациям партии "Все на борьбу с Деникиным" Ленин указывал, что наступил самый критический момент в социалистической революции, и призывал всех коммунистов, сочувствующих, рабочих, крестьян напрячь все силы на отражение нашествия Деникина. Для организации отпора врагу партия направляла на Южный фронт лучших своих работников. На Южный фронт срочно перебрасывались части Красной Армии с Восточного фронта, вооружение и снаряжение.
ЦК партии во главе с Лениным готовил силы, которые должны были не только остановить врага, но и, перейдя в наступление, разгромить его. Но пока 10-я и другие армии Южного фронта вынуждены были, сдерживая врага, повсеместно отходить на север.
После поражений, нанесенных нами корпусам Улагая, Покровского и Шатилова, белые объединили эти корпуса и сосредоточили их в районе Усть-Грязнуха, чтобы еще раз попытаться разбить Конный корпус.
14 августа противник начал движение в нашу сторону. Получив от разведки данные о намерениях противника, я принял решение немедленно выступить навстречу белым с расчетом атаковать их прежде, чем они развернутся из походных колонн в боевой порядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126
- Как это мешает? Он же ранен, больной лежит.
- То-то лежит, да не там, где надо. Только я развернулся со своими бумагами, а он вваливается в штаб с седлом и тянет за собой бурку. Я к нему с докладом, а он подходит к столу, кладет на него седло и говорит: "Кышь, Филипп, со стола, убирай свои шпаргалки, я здесь лягу". Как, говорю, ляжете! Здесь же штаб полка. "А я тебе кто, - сердится Кондрат Степанович, командир полка или нет? Ты читал приказ товарища командира корпуса?" Какой там приказ? - спрашиваю его. "Ну так вот читай, раз шибко грамотный. Видишь, тут прописано: "Командира двадцатого полка Гончарова Кондрата, в связи с ранением, полагать больным при полку". Так где же меня полагать-то должны, как не в штабе". И завалился на стол, как медведь. "Ты, - говорит, - Филипп, скрипи пером, я тугой на уши-то, не помешаешь".
Выслушав Филиппа, я рассмеялся.
Гончарова Кондрата Степановича я знал давно: бывший драгун, старший унтер-офицер, георгиевский кавалер. Он был малограмотным, но опытным командиром, хорошо знал тактику мелких подразделений, воевал со смекалкой, хитростью, народной мудростью.
- Вы смеетесь, - огорченно сказал Новиков, - а мне каково? Нет, Семен Михайлович, прикажите работать здесь кому-нибудь другому, а я к своим разведчикам пойду.
Мы вошли в штаб полка. Увидев меня, Гончаров слез со стола и сердито посмотрел на Новикова - пожаловаться, мол, успел.
- Что же ты, Кондрат Степанович, людям работать мешаешь? - начал я отчитывать его. - Ну ранен, так лежи, где тебе положено!
- А где же мне быть? Сам приказ отдал "полагать при полку", а теперь ругаешься, - оправдывался Гончаров и из-за спины грозил Филиппу кулаком.
- Придется приказать, чтобы положили тебя в госпиталь.
- Нет, в лазарет не пойду, - сказал Кондрат, ощупывая свою раненую руку. - Помирать я не собираюсь, а примочки мне и ординарец делает.
- Почему ты седло за собой носишь?
- Да лошадь у меня снова убили. Вот напасть - как бой, так лошадь убивают. Ты бы вместо того, чтобы ругаться, приказал дать мне непробивного коня.
- Ну вот что, Кондрат Степанович, иди к себе и ложись, а то я тебе дам непробивного коня - в пехоту спишу!..
Кондрат торопливо схватил седло и, проворчав что-то непонятное, быстро вышел из штаба.
Мы с Филиппом смеялись до слез, глядя в окно на торопливо уходившего Гончарова. Все знали, как магически действуют на Кондрата слова: "спишу в пехоту".
Чем дальше, тем больше обстановка складывалась в пользу 10-й Красной армии. Стрелковые соединения отдохнули, получили свежие пополнения за счет частей, прибывших с Восточного фронта. Со дня на день я ожидал приказа на наступление и очень удивился, когда Клюев, приехав в корпус, заявил, что армия может наступать не раньше, чем через десять дней.
- Почему через десять дней? - спросил я Клюева.
- Не собрались еще с силами, - ответил он.
- По меньшей мере странно получается, - сказал я. - Надо громить белых сейчас, когда они в своих попытках наступать потерпели серьезное поражение и не успели перегруппировать силы. А мы ждем, когда они вновь соберутся с духом и начнут наступать. Подчините корпусу в оперативном отношении хотя бы две стрелковые дивизии и разрешите мне наступать. Заверяю вас в успехе, убеждал я Клюева.
- Нет, я это не могу разрешить, - ответил он.
- Ну, если вы не можете сами разрешить, то докажите командующему группой Шорину о необходимости наступления.
- Не могу, не могу, Семен Михайлович! У меня есть директива на подготовку армии к наступлению, и я ее должен выполнять.
Подводя итоги оборонительных операций 10-й Красной армии, следует сказать, что Конный корпус, начиная с отхода 10-й армии с рубежа Маныча, все время использовался командованием или в качестве завесы для прикрытия отхода стрелковых частей или в качестве ударной группы для разгрома противника на наиболее угрожаемых направлениях. Основным способом действий корпуса были короткие контрудары. Нанося их, корпус неоднократно ликвидировал угрозу окружения противником 10-й армии и обеспечивал ее отход на последующие оборонительные рубежи. Имеются все основания утверждать, что Конный корпус летом 1919 года предотвратил разгром 10-й армии противником.
Действия корпуса убедительно подтвердили необходимость создания крупных кавалерийских соединений, являющихся средством армейского и главным образом фронтового командования. Можно смело сказать, что если бы в составе Южного фронта был не один, а несколько корпусов или хотя бы один, но более сильного состава и он использовался бы не в интересах одной армии, а в интересах всего фронта, то вряд ли нашим армиям пришлось бы отходить в таких тяжелых условиях. С гордостью можно отметить высокую боеспособность личного состава корпуса, показавшего в неимоверно трудных условиях борьбы с врагом образцы несгибаемой стойкости и мужества. Надо сказать также, что организованный отход стрелковых соединений 10-й армии от Царицына к Саратову в условиях постоянной угрозы окружения, при хроническом недостатке боеприпасов, при отсутствии связи с армейским штабом и соседями свидетельствовал о высоких морально-боевых качествах пехоты нашей армии. И если после сдачи Царицына некоторые стрелковые части ее временно поддались панике, то причиной этого была прежде всего растерянность Реввоенсовета армии.
VIII. Против Мамонтова
1
Летом 1919 года армии Деникина, быстро продвигавшиеся с юга к центральным областям страны, были для молодой Советской республики самым опасным врагом.
9 июля в своем письме к организациям партии "Все на борьбу с Деникиным" Ленин указывал, что наступил самый критический момент в социалистической революции, и призывал всех коммунистов, сочувствующих, рабочих, крестьян напрячь все силы на отражение нашествия Деникина. Для организации отпора врагу партия направляла на Южный фронт лучших своих работников. На Южный фронт срочно перебрасывались части Красной Армии с Восточного фронта, вооружение и снаряжение.
ЦК партии во главе с Лениным готовил силы, которые должны были не только остановить врага, но и, перейдя в наступление, разгромить его. Но пока 10-я и другие армии Южного фронта вынуждены были, сдерживая врага, повсеместно отходить на север.
После поражений, нанесенных нами корпусам Улагая, Покровского и Шатилова, белые объединили эти корпуса и сосредоточили их в районе Усть-Грязнуха, чтобы еще раз попытаться разбить Конный корпус.
14 августа противник начал движение в нашу сторону. Получив от разведки данные о намерениях противника, я принял решение немедленно выступить навстречу белым с расчетом атаковать их прежде, чем они развернутся из походных колонн в боевой порядок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126