Наверное, когда-то Мэгги была очень миловидной женщиной, но те дни давно миновали. Она передвигалась с грациозной неторопливостью, которую люди более молодого возраста называют величавостью но, которая, вероятно, объясняется болезнями суставов. На Мэгги было пышное полупрозрачное платье, которое не очень ей шло и благодаря этому скрывало изъяны фигуры. Оно напоминало мне затухающий костер, в котором оранжевые, красные и желтые язычки пламени окрашивают слабым багрянцем черные головешки. Мэгги уселась перед пианино, взглянула на клавиши, и её многочисленные подбородки затряслись как желе. Взяв громкий аккорд всеми десятью пальцами, она сразу завладела вниманием присутствующих. За первым аккордом последовал второй, весьма созвучный своему предшественнику. Мэгги заставила древнее пианино реветь как церковный орган. Похоже, она заиграла какой-то старый гимн. Остальные гости отложили книги и журналы, словно Мэгги Маккорд призывала злых духов. Она сыграла куплет и начала сызнова, а все находившиеся в комнате (за исключением вашего покорного слуги) запели так, словно от этого зависела их жизнь: "Над гренландскими горами ледяными".
Я испытал странное чувство. Тут были уже не северные канадские леса, и я больше не приглядывал за Норбертом Пэттеном. Все происходящее изрядно смахивало на состязание. Казалось, если запеть ещё громче, можно переполошить всех обитателей усадьбы Вудворда. А потом начало происходить нечто забавное. Спустя какое-то время музыка и пение подействовали на меня. Годы учения в грэнтэмском университете не прошли даром. Я почувствовал, как откуда-то из бездн души поднимаются на поверхность слова следующего куплета, как они рвутся наружу, и тоже запел срывающимся, но громким баритоном: "И дуют бризы пряные над островом Цейлон. Прекрасен мир, чудесен мир, лишь человек смешон".
Миссис Маккорд оторвала взгляд от своих заперстневелых пальцев и ободряюще кивнула мне, предлагая голосить и дальше. Стоявшая рядом Сисси Пирси одарила меня заговорщицкой улыбочкой. Я понимал, что мое пение сплошная лажа, но не знал, как остановиться, и слова сами срывались с уст. Это было странно и немного страшно, как будто слова втайне от меня самого копились в моем подсознании, но теперь вдруг вырвались наружу.
"Презрев дары Господни, язычник, слеп и глух, камням в кумирнях молится, им сообщая дух".
Да уж, по крайней мере, сегодня вечером никто не заподозрит меня в языческой ереси. Сегодня я не сойду даже за приверженца Яхве. С чего бы вдруг милому еврейскому мальчику распевать гимны? Может, не хочет выглядеть белой вороной? Не потому ли папаша отправил меня учиться читать на иврите? В школе надо идти на уступки. Там либо стоишь в коридоре, разглядывая вензеля королевы Виктории, либо распеваешь вместе со всеми. Коридоры я всегда ненавидел, а пение любил, поэтому вовсе не чувствовал себя как человек, предающий родные корни.
Добравшись до конца первого гимна, Мэгги тотчас грянула ещё один. Я обнаружил, что и теперь вполне могу подпевать остальным. Впрочем, какое там подпевать? На этот раз я был запевалой.
"Будь же благословен, о странник вдали от гавани родной. Пусть солнце озарит твое жилище,
пускай судьба вернет тебя домой".
Этот гимн я освоил в пятом классе благодаря мисс Макдугал. Рэй Торнтон наверняка её помнит. Она заставляла нас распевать каждое утро по сорок минут кряду, причем всех без разбору, и евреев, и язычников. Мы делали это с удовольствием, поскольку знали, что за пением гимнов неизбежно последует устный счет. Хорошо, что я вспомнил о Рэе Торнтоне. Кабы не он, меня здесь и вовсе не было бы.
Когда, наконец, стих последний могучий аккорд, и мы все замерли, выстроившись в ряд, с озера донеслись отголоски нашей песни. Я явственно различил собственный голос на фоне остальных. Оказывается, я орал во всю глотку, да ещё и наслаждался этим.
- Право же, мистер Куперман, у вас и впрямь есть голос, - сказала миссис Маккорд, уступая место за инструментом Дэвиду Киппу. - Вы когда-нибудь учились петь?
- Боюсь, я из тех обладателей баритона, которые постигают науку вокала в душевой кабинке.
- Вы скромничаете, мистер Куперман, - возразила Сисси Пирси, вручая мне кружку кофе, хотя я не просил её об этом. - У вас очень чистый и хорошо поставленный голос, правда, Мэгги?
- Вы вгоняете бедного мальчика в краску, Сисси. Впрочем, я тоже не лучше. Идите сюда, мистер Куперман, присядьте рядом со мной и полюбуйтесь затухающим очагом. Мы любим немного попеть по вечерам. Это вошло у нас в привычку. Правда, Ллойд Пирси редко участвует в спевках. Считает, что все это - розовые слюни. Но нам нравится. Прекрасное упражнение для легких. Не говоря уже о духовном настрое.
Я сел. Шабаш ведьм вокруг продолжался. Видимо, сегодня была моя ночь посвящения. Завтра я буду уже старожилом, как эти медвежьи шкуры на стене. Крис, младший сын Киппа, объявил всем присутствующим, что они с отцом видели оливковую мухоловку, но это никого не заинтересовало. В комнате по-прежнему звучала музыка, но теперь светская и, вроде бы, французская. Едва ли кто-то захотел бы петь под аккомпанемент Дэвида, но, по крайней мере, под него можно было вести беседу.
- Дэвид - большой любитель состязаний. Так и норовит развенчать меня. Впрочем, я и не скрываю, что умение играть громко - мое единственное достоинство как пианиста.
- Кажется, это Дебюсси, - полувопросительно проговорила Сисси. Такая уж у неё была манера. - А вы играете, мистер Куперман?
Я покачал головой и постарался выказать глубочайшее сожаление.
- Мне нравится это произведение, - сказала Мэгги Маккорд, размахивая в воздухе скрюченным пальцем, и мы дружно навострили уши. Мэгги улыбалась ещё несколько тактов, но потом далекая гагарка на озере закричала нелепым тенором, и улыбка Мэгги погасла.
Остаток вечера прошел приблизительно в том же ключе, хотя пение кончилось. После спора с Энеем Джордж куда-то исчез, чета Пирси придвинулась поближе к огню, Роджер и Крис, отпрыски Киппа, читали "Нэшнл джиогрэфик", их отец прилип к табурету перед пианино, склонился к клавиатуре и наигрывал что-то, услаждая собственный слух. Пугливая парочка, Дез Уэстморленд и Делия Александер, следили за нами, прильнув спинами к бревенчатой стене. Где-то в половине одиннадцатого Гектор пожелал всем доброй ночи, и мы услышали, как он покатил в сторону Хэтчвея. Эней изучал карту национального парка, способную столь красноречиво поведать историю всех его поселений. Не говоря ни слова, он показал мне точку, в которой стояла Петавава-Лодж, а потом ещё несколько не очень отдаленных мест.
- Хорошее озеро для форели, - сказал он. - Вот тут - жерех. А на западе - окунь и судак.
Я впервые слышал слово "жерех", но все равно поблагодарил Энея за сведения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67