Все эти разговоры о смерти, это, конечно, еще один страшный сон.
Но домашние, встречающие меня в Эпплби, уже были в глубоком трауре. Я молча выслушала их соболезнования и повернулась к двойным дверям большого дома.
– Он очень гордился тобой, Гвен, – тихо сказал Бедивер, стоя рядом со мной и поддерживая меня за локоть здоровой рукой, как будто боялся, что я упаду. – Он часто говорил о тебе и просил меня проследить, чтобы ты получила королевское кольцо.
Я смотрела на тяжелое золотое кольцо, которое положил мне на ладонь молочный брат Артура, а вместо него видела тонкое материнское кольцо с эмалью, которое отец отдал мне, когда я выходила замуж. Мои, пальцы накрыли это кольцо, и я молча прошла в дверь.
Комната была пустой, и каждое слово отзывалось по ней эхом. Мне даже показалось, что она стала меньше. Но темные уголки чердака по-прежнему приглашали делиться секретами, а резные столбы величественно тянулись к крутой крыше. Только лица людей, выглядывающих из-за виноградных лоз, были заплаканы.
Тело моего отца выставили для прощания на носилках, установленных над ямой для костра. Я смотрела на иссохшееся лицо, я еще раз задавая себе вопрос, куда попадают тепло и душа человека, когда они покидают его оболочку.
Отец мало изменился за те годы, что меня не было. Его борода чуть поседела, но морщины страданий от артритных болей, мучивших его, были такими же глубокими, какими я помнила их. Я смотрела на крючковатые, изуродованные пальцы отца и дотронулась до мизинца, на котором он обычно носил материнское кольцо.
– Я отдала его для доброго дела, – прошептала я, надеясь, что он бы понял меня.
А потом я сидела за столом, советуясь с Бедивером о похоронах, предоставив Эниде заботиться о моих женщинах и радуясь, что у меня есть такие преданные, подданные, которые помогут мне пережить это трудное время.
– О, девочка моя! – воскликнула Гледис, когда я вошла в кухню. Она была все такой же неторопливой. Я помнила ее красные руки. Она обхватила меня, как будто я была ребенком и никуда не уезжала.
– Как замечательно, что ты приехала, и как ужасно, что это произошло в такое время, – всхлипнула она, а потом отступила назад и стала разглядывать меня с головы до ног. – Похоже, верховный король хорошо тебя кормит. Или, может быть, ты просто перестала расти и решила потолстеть.
Я улыбнулась, на минуту забыв о своем горе, потому что она нисколько не изменилась, и ее живая манера говорить и здравый смысл, как всегда улучшали настроение. Даже в кухне Гледис все оставалось так, как было, когда я уезжала: булочки и окорок, поворачивающийся на вертеле.
Подальше, около двери, какая-то прислуживающая девушка скребла плиты пола. Я с благодарностью вспомнила их тепло.
– Но малышей у тебя нет?
Ну, конечно, как и положено, Гледис перешла прямо к делу. Я поморщилась и отрицательно покачала головой.
– Ну ладно, – сказала она, пробуя суп из котла, – дадим тебе травы, чтобы исправить это.
И она об этом, устало подумала я.
– Если бы Кети была жива, она нашла бы для тебя рецепт.
– Она тоже умерла?
У меня подогнулись колени, и я села на скамью около маслобойки. Кети была моей воспитательницей и другом детства, насмешливым голосом разума, который указывал на слабости людей и учил меня не относиться к ним слишком серьезно. Я очень расстроилась, узнав о ее смерти.
– О, девочка, я думала, что ты знаешь. Она умерла во сне прошлой зимой.
Я отвернулась, негодуя на то, что боги сразу обрушили на меня столько утрат.
– А Руфон? – спросила я, страшась, что богини судьбы забрали и его.
– О, конюший еще жив, но его лягнула ломовая лошадь, когда ее подковывали, и с тех пор он немного не в себе. В теплые дни он чаще сидит на солнышке и тихо разговаривает с твоей матерью или с Нонни… а иногда и с тобой.
Я вздохнула, вдруг почувствовав себя усталой и одинокой. Без отца, мужа и даже без Кетиной интуиции я должна была убедить людей, чтобы они признали Уриена регентом при мне. Это потребует такта, умения уступать и решительности, которой мне недоставало: Я не была уверена, что смогу сделать это.
«Конечно, сможешь, дитя. А для чего же мы растили тебя?» Я слышала высокий, щебечущий голос Кети так же отчетливо, как плеск воды в ведре у девушки, и, вздохнув про себя, я расправила плечи.
Кельтская королева сможет сделать то, что нужно.
Необычный ритуальный танец начался еще до похорон. Я сидела на женском резном стуле недалеко от носилок с телом моего отца и со спокойной торжественностью принимала знать из близлежащих владений. Я надеялась, что это спокойствие посчитают за вновь обретенное чувство собственного достоинства, хотя оно объяснялось просто усталостью.
Вместо Уриена приехал его сын Увейн, потому что сам Уриен выступил с Артуром в поход против саксов. Юноша был слишком молод, чтобы представлять такое огромное королевство, как Нортумбрия, но я полагала, что мой народ отнесется к нему лучше, чем к его отцу: Уриен постоянно совершал набеги до того, как Артур настоял на заключении перемирия, и немало наших людей были ранены и лишились родных, пытаясь отбиться от нашего кровожадного соседа. У наших воинов долгая память, поэтому было лучше, что на похороны приехал сын, а не отец.
Фергюс из Даль Риада был слишком занят борьбой с пиктами и не ездил на юг с Артуром, но он прибыл отдать дань уважения моему отцу, как это сделали и многие короли-вассалы отдельных земель по ту сторону Стены.
Приехал и мой кузен Маэлгон. Артур говорил мне, что оставляет его с рыцарями в Гвинедде. Этот человек прошел через зал в сопровождении богато детых людей и огромной черной собаки. Наверное, это был зверь по имени Дормат, о котором говорил Пулентис.
Уэльский король был безутешен. Он опустился на одно колено передо мной, и голос его был ласковым и сочувствующим. Когда Маэлгон поднес мою руку к губам, солнечный луч заиграл в его седеющих волосах, придающих ему представительный вид. Можно было подумать, что мы с ним лучшие друзья, и мне было интересно, знает ли он, как я его презираю. Маэлгон, несомненно, не забыл, как я ударила его в глаз, но мой ледяной взгляд не стер улыбку с его лица.
– Как грустно, что твоему отцу не посчастливилось увидеть тебя, – проговорил он. – Я уверен, он был бы просто поражен. Ведь я помню тебя девчонкой с веснушками и никогда не подумал бы, что ты станешь такой красавицей.
Тяжелое молчание повисло между нами. Я знала, красотой я никак не могу сравниться с моей матерью. Обо мне говорили, что я заслуживаю доверия, что у меня живой ум и что я достаточно образованна. Попытка Маэлгона задеть мое тщеславие, которого у меня никогда не было, расценивалась мной как неискренность.
Я освободила руки и позвала Бедивера, надеясь, что мой кузен поймет намек и уйдет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116