На душе была пустота, которую, похоже, ничто не могло заполнить. Артур был слишком занят, чтобы заметить это, а я не умела выразить свое состояние, которое, в конце концов, тоже стало частью моря молчания, разделявшего нас.
Герайнт, как всегда, шикарный, приехал в канун зимнего солнцестояния, вызвав множество предположений у женщин, выскочивших во двор посмотреть на его красочную свиту. Артур с огромным удовольствием приветствовал короля Девона, и мне пришло в голову, что мой муж тоже чувствует себя одиноко в отсутствие большинства своих рыцарей.
– Господи, ну и замечательную цитадель ты строишь, – одобрительно кивал Герайнт, обходя крепость. – Ты уже придумал, как она будет называться?
– Поселение под нами известно как Южный Кадбери, – сказал Артур. – А у тебя есть предложение получше?
– Когда я в последний раз был в Бретани, люди упоминали какое-то место. – Изящный южанин пригладил усы и на минуту задумался. – Это необыкновенная земля, полная магии, чудес и великолепных рыцарей. Мне кажется, ее называли Камелот. – Герайнт закрыл глаза и, несколько раз со вкусом произнеся это слово, кивнул. – Да, так оно и называется. Эй, Кэй, что это у тебя? – поинтересовался он, когда сенешаль гордо выступил вперед, держа стеклянный кувшин и четыре таких же кубка.
Вино удовлетворило привередливых Кэя и Герайнта, поэтому все мы подняли тост за новое название нашего дома. Я неторопливо выпила первый кубок и перешла на воду. Во время обеда мы узнали множество новостей, потому что Герайнт постоянно путешествовал и многим интересовался. На Саксонском берегу было спокойно, жизнь в Касл-Дор вернулась в нормальное русло, потому что королева теперь была дома. Единственной грустной новостью было то, что Пеллеас не занимается своими землями, а лежит в постели, мучаясь кошмарами и лихорадкой. Такая участь казалась для худого рыцаря несправедливой, и мне хотелось что-нибудь сделать для него.
– А я ведь езжу с определенной целью, – неожиданно, признался Герайнт с дьявольской ухмылкой. – Ищу себе королеву. И, отвергнув множество женщин, приехал просить Эниду выйти за меня.
– Что? – прошептала я, ставя на стол кубок с водой.
– Твоя светлость знает, что мне доверять можно, – многословно стал объяснять холостяк, – но я не хотел увозить твою лучшую кухарку без твоего разрешения.
Он так волновался, что я рассмеялась, несмотря на свое удивление. Из всех избранниц Герайнта, Энида, по моему мнению, должна была быть последней.
– А что же скажет по этому поводу сама фрейлина? – спросила я, гадая, сколько же еще любовных историй разворачивается прямо под моим носом незаметно для меня.
– Давай ее спросим. – Герайнт широко ухмыльнулся, когда я позвала Эниду из кухни, где она следила за приготовлением ужина.
Черноволосая молодая женщина пришла с передником в руках, слегка хмурясь, оттого что ее застали врасплох.
– Что-нибудь случилось, госпожа? – быстро спросила она.
– Не знаю. Но, похоже, этот господин хочет увезти тебя от меня… Что скажешь?
Озорная улыбка осветила лицо Эниды, и она посмотрела прямо в глаза девонскому королю. – А ты починил кухню в Эксетере? В последний раз я видела, что печь треснула, да и колодец слишком далеко.
– Конечно, госпожа, – вздохнул Герайнт, – каменщики сложили новую печь, провели воду по трубам от акведука и, кроме того, замостили кухонный двор. Теперь-то ты примешь мое предложение?
Я смотрела на этих двоих, игриво поддразнивающих друг друга, и неожиданно почувствовала себя старой и скучной.
– А корова? Я не выйду замуж за человека, если он не подарит мне корову, – торговалась девушка.
– Целых три, белые с рыжими ушами, конечно, если ты привезешь с собой рецепт сбитых сливок.
– Договорились, – объявила она, отбросила передник и кинулась в его объятия.
– Ты умеешь хорошо торговаться, девушка, – сказал он, ероша ей волосы и целуя кончик курносого носа.
– Не сомневайся, я того стою, – пообещала она, вывернулась из его рук и, схватив свой передник, убежала на кухню.
Тем же летом в Камелот приезжала и Эттарда. Выглядела она ужасно, мучительно кашляла и румянила щеки, пытаясь скрыть их бледность. В домике, который достался ей от Игрейны, обнаружилась небольшая шкатулка с украшениями, и теперь Эттарда была обвешана ими, словно собиралась на торжество. Взглянув на нее, я сразу подумала, что она похожа на труп.
– Я навещала Пеллеаса, – объяснила она, скорбно тряся головой. – Я слышала, что он болен… и хотела попытаться что-то исправить… – Детский голосок нерешительно умолк, а пальцы перебирали то браслет и ожерелье, то кольцо или брошь, как будто проверяли их наличие. – Он отказался принять меня и прогнал с проклятиями. О госпожа, я знаю, я плохо обошлась с ним, но я так привыкла бояться, что, если не выйду за рослого, сильного воина, саксы могут-… могут прийти снова и… – Отчаянный приступ кашля прервал ее слова, и я вспомнила собственные страхи. Наверное, тайные шрамы, оставленные изнасилованием, оказываются даже глубже, чем мы, пережившие его, думаем.
– Я так и не смогла сказать ему, что жалею о случившемся, – прошептана она.
Я понятия не имела, что ей сказать, потому что, пытаясь понять ее отвратительное поведение, не смогла полюбить ее. Только ужасное состояние Эттарды и пророчество Нимю о ее скорой смерти удержало меня от того, чтобы приказать ей уложить вещи и покинуть Камелот.
– А Гавейн еще не вернулся? – небрежно спросила она, вертя одно из своих колец.
– Нет, – ответила я, – и не думаю, что вернется… по крайней мере, в ближайшее время.
Похоже, она надеялась продолжить отношения с сыном Моргаузы, но я намеревалась помешать ей.
Я так никогда и не узнала, что заставило Эттарду уехать: то ли известие об отсутствии Гавейна, то ли предчувствие близкой смерти. Она отбыла в свое поместье на следующее утро, гордо восседая в подаренном мной паланкине. Нервная и высокомерная, кичащаяся своим богатством, оставленным королевой-матерью, она умерла спустя два месяца. Ее можно было пожалеть, но она сама виновата в таком конце.
Лето кончалось, наступало время жатвы. В тот год все работали на полях, в амбарах, ткацких и на кухне. На деревьях золотилась листва, и я вдруг поняла, что прошел уже год с тех пор, как Изольда уехала в Корнуолл, как вернулся Кевин, а Ланс признался, что любит меня. Время, ползущее на брюхе со дня на день, мчалось без оглядки от одного года к другому.
Гавейн вернулся с Оркнеев довольный и был счастлив оттого, что снова с нами. Кажется, он уладил трудности со своей матерью.
– С годами она немного смягчилась, хотя по-прежнему дама весьма суровая. – Он дернул бровью и хитровато ухмыльнулся. – Она шлет тебе добрые пожелания и говорит, что надеется скоро познакомиться с тобой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116