Когда-то мы задавались мыслью, как возникла идея опрыскивать сухие листья змеиной эссенцией, но, лениво выдвинув несколько гипотез, пришли к выводу, что происхождение традиций, особенно полезных и разумных, обычно теряется в глубине веков. В один прекрасный день муниципальные власти, видимо, обнаружили, что людей для уборки осенних листьев не хватает, и решили покрыть дефицит путем умелого использования мангустов. Наверное, какой-то чиновник из городка на границе с сельвой заметил, что мангусты, которые, как правило, совершенно равнодушны к сухим листьям, начинают бешено набрасываться на них, если те пахнут змеями. Наш народ далеко не сразу сделал это открытие, изучил реакции мангустов и понял, что если опрыскивать сухие листья змеиной эссенцией, то мангусты мстительно кидаются на них и начинают сгребать в кучи. Мы же выросли в эпоху незыблемых основ, сейчас существуют предписания на все случаи жизни, а в питомниках, где выращивают мангустов, вполне достаточно дрессировщиков, да и ежегодные летние экспедиции в сельву доставляют вполне достаточное количество змей. Все это кажется нам настолько естественным, что мы лишь иногда, сделав над собой неимоверное усилие, задаемся вопросом, за который нам крепко влетало в детстве, ибо родители хотели научить нас, как мы должны впоследствии отвечать на подобные вопросы своим детям. Любопытно, что желание задавать вопросы проявляется — да и то изредка — только до или после уборочной кампании. А второго ноября, едва мы получаем карточки и приступаем к работе, все наши поступки начинают казаться нам совершенно оправданными, так что лишь безумец осмелился бы поставить под сомнение целесообразность уборочной кампании и форму ее проведения. Впрочем, власти предвидели и эту возможность — недаром в тексте закона, напечатанном на обратной стороне карточки, перечислены виды наказаний, полагающихся за подобную провинность. Однако мы не помним, чтобы их когда-нибудь пришлось применить.
Мы не устаем восхищаться умением муниципалитета распределить работы таким образом, что проведение кампании ни в коей мере не нарушает жизненного уклада в государстве и стране в целом. Взрослые заняты на уборке в течение пяти часов до или после своей основной работы в административных учреждениях или торговле. Дети не учатся в школе и не посещают занятия по военной и гражданской подготовке, а старики, пользуясь тем, что светит солнце, выходят из своих приютов и тоже становятся по местам. Через пару дней первоочередная задача кампании выполнена: центральные улицы и площади очищены от сухих листьев. Нам же — тем, кто несет ответственность за мангустов, — следует быть тогда особенно бдительными, ведь рвение мангустов постепенно ослабевает и на нашу долю выпадает ответственная миссия — просить муниципального инспектора нашего района отдать приказ об усилении опрыскивания. Инспектор отдает такой приказ только после того, как убедится, что мы исчерпали все меры воздействия на мангустов; если же будет доказана наша нерадивость, мы рискуем подвергнуться немедленной мобилизации и отправке в сельву. Хотя «рискуем» — это громко оказано, ведь экспедиции в сельву — традиция нашего государства, как, впрочем, и сама кампания, и никому не придет в голову протестовать против исполнения своего долга.
Порой раздается ропот: дескать, доверять старикам опрыскивающие пистолеты неправильно. Но ошибки тут быть не может, поскольку обычай очень древний; однако иногда старики отвлекаются и тратят львиную долю эссенции на малюсенький кусочек улицы или площади, забывая о том, что нужно опрыскать как можно большую поверхность. В этом случае мангусты с остервенением набрасываются на кучу сухих листьев, в считанные минуты собирают их и тащат к нашим раскрытым мешкам, но стоит нам легковерно решить, что они и впредь будут упорно трудиться, как зверьки замирают, недоуменно обнюхивают друг друга и прекращают работу, демонстрируя явную усталость и даже неудовольствие. Тогда дрессировщик хватается за свисток, и на некоторое время ему удается призвать мангустов к порядку. Однако вскоре мы понимаем, что земля опрыскана неравномерно и мангусты вполне резонно отказываются выполнять задание, которое вдруг лишается для них всякого смысла. Ведь у нас достаточно змеиной эссенции, никакой напряженности не возникало бы, а так и старики, и мы, и муниципальный инспектор вынуждены тянуть одеяло на себя и глубоко от этого страдаем; но с незапамятных времен эссенцию нам поставляют в обрез, да еще подчас экспедиции возвращаются из сельвы с пустыми руками, так что муниципалитету приходится опустошать свои и без того скудные запасы, дабы достойно провести очередную кампанию. Если такое случается, мы начинаем трястись еще сильнее, боясь, как бы не объявили расширенный призыв на работы в сельву. Хотя «трястись» — это, конечно же, громко сказано, потому что расширенный призыв тоже входит в традиции нашего государства, как, впрочем, и сама кампания, и никому не взбредет на ум выступать против того, что наряду со многим другим составляет наш долг. Об экспедициях в сельву мы говорим мало, а вернувшиеся оттуда дают подписку о неразглашении тайны, подписку, о которой мы почти ничего не знаем. Наверняка власти хотят таким образом оградить нас от тревог, однако, к несчастью, наши потери слишком бросаются в глаза. И хотя никаких выводов мы делать не собираемся, гибель многочисленных родственников и знакомых, завербованных в сельву, наводит на мысль о том, что поиски змей каждый год встречают ожесточенное сопротивление жителей соседней страны и нашим соотечественникам приходится — подчас ценой серьезных потерь — давать отпор врагу, чьи жестокость и коварство вошли в легенду. Мы не говорим об этом открыто, но всех возмущает, что нация, которая не собирает сухие листья, не позволяет нам охотиться на ее территории. Наши власти наверняка готовы поручиться, что экспедиции в сельву не преследуют никакой иной цели, кроме ловли змей, а враги сопротивляются исключительно из-за своей чужестранной гордыни, и оправдания этому нет и быть не может.
Великодушие наших властей не имеет границ, они проявляют его даже в случаях угрозы общественному спокойствию. Поэтому мы ничего не знаем — и, главное, не желаем знать — об участи наших раненых героев. Как бы стараясь оградить нас от ненужных волнений, власти представляют список, в котором фигурируют либо те, кто остался цел и невредим, либо погибшие (гробы последних прибывают тем же военным поездом, что и уцелевшие члены экспедиции, а также змеи).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202