Так отлично! Успеваю глянуть на себя в зеркало: Бог мой, это я? Эффект ещё усиливается от туфелек на высоких шпильках. Разве можно так провоцировать сильный пол?
Мое явление в ромашечках производит фурор. Я иду и чувствую вокруг своего напряженного тела сияние — и это сексуальное сияние призывает мужчин только к одному: возьми меня, владей мной, я вся твоя! Только… уплати в народную кассу 250 000 американских рубликов.
Господин Николсон необыкновенно возбудился от такой голенькой russian матрешки и, кажется, уже тянул руку к чековой книжке, чтобы немедленно, чтобы тотчас же, чтобы сразу…
Эх, Машка, забылась тоже, быть тебе в Америке!
— Вах, победила! — буркнул на ухо Хосе, делая заботливый вид, что поправляет бретельку. — Это я тебе говорю.
Встретив завистливые и весьма критические взгляды конкуренток, понимаю — победа! И что же дальше? Победа победой, а я должна выполнять задание родины, понимаешь. И поэтому заставляю себя вернуться в прежней образ образ глуповатой простушки, счастливой донельзя. Это не трудно сделать выпяти губу, шлепай ресницами и глазей невинными синими глазами.
В этом образе встречаю господина Николсона, решившего навестить топ-моделей на их рабочем месте. Его окружают телохранители, модельеры, руководители Центра. Все восхищены, все радостны, все улыбаются. Я тоже скалюсь миллионеру, как внучка родному дедушке.
Ломая язык, конгрессмен пытается объясниться со мной через переводчика, мол, такую красоту нужно беречь, как природные богатства: газ, нефть, лес, что он готов хоть сейчас взять под свою опеку такую талантливую девушку. Он будет счастлив, если я проведу с ним сегодняшний вечер. И ночь, мысленно добавляю я и хлопаю глазищами:
— Yes-yes…
— O, gorgeouc! — восхищается старый лис и я вижу прицельный жесткий и оценивающий взгляд на мою полуобнаженную грудь.
— Что он говорит? — пытаю гибкого переводчика.
— Ты редкая красавица.
— Спасибо.
— Зпа-зы-ба, — повторяет за мной сияющий господин Николсон.
Его попытку говорить по-русски приветствовали здравницами и аплодисментами. Запенилось шампанское в фужерах. Если и был где-нибудь звездный час, то это был именно мой звездный час. Его можно было буквально потрогать руками. Вот только не знать, что все происходящее находится под контролем компетентных органов, и простодушный бизнесмен из Нью-Йорка скоро останется с носом.
«С носом» — это несколько миллиардов долларов убытка по причине разрушения международного наркотического Картеля. «С носом» — это скандал в конгрессе США. «С носом» — это исчезновение великолепной и неповторимой gorgeouc!
Всего этого господин Николсон не знал и, находясь рядом с легкодоступной russian gerrls, радовался как ребенок, заполучивший новую живую игрушку.
Второй этап акции «Топ-модель» начинается в девятнадцать часов сорок пять. Время летит, как на крыльях, я веду какие-то сумбурные переговоры с господами Чиковани и Соловейчиком. Они счастливо улыбаются мне, что-то пытаются рассказать, о чем-то просят и убеждают. Я уже ничего не понимаю. Такое впечатление, что они знают то, что не знаю я. А что не знаю я? Или они не верили в мою звезду, а теперь пытаются наверстать упущенное и примазаться к моей славе? В какой-то миг совсем позабылась, решив, что все происходящее — реальность и через несколько часов меня ждет Нью-Йорк, Париж, Ницца и так далее.
Потом я приглашена в длинный-длинный «Линкольн», он бел, как школьный мел. Вместе с Львом Давидовичем Чиковани сажусь в просторный автосалон. Здесь бар, телефон, телевизор, ковры, водитель в фирменной фуражке. Не Жорик ли наш? Кажется, нет?
— Вы прелестны, Маша, — вздыхает мой толстенький спутник. — Приятно, черт подери, видеть счастливого человечка.
— Да? — продолжаю играть роль дурочки. — Это вам спасибо, Лев Давидович.
Покосившись на меня строгим взглядом, владелец всей отечественной Высокой моды снова вздыхает и говорит, что «спасибо» не намажешь на хлеб.
— Нет, я хлеба не хочу, — моя простота невозможная.
— А я тоже хочу быть счастливым, Маша.
— Будьте счастливы, Лев Давидович, — смеюсь, пытаясь поправить заголившее меня платьице от Гуччи.
— А ты не хочешь, детка, сделать меня счастливым, — опускает потную плотную лапку на мою фарфоровую коленку.
— В каком смысле, Лев Давидович?
— Догадайся сама, — тяжело дышит, как рыба сом на берегу. — У тебя такие сладкие губки, детка, — предпринимает попытку расстегнуть ширинку на своих брюках. — Отблагодари старика.
— Ай-яя, — назидательно говорю. — У вас одышка и жена, Сара Абрамовна. И потом, что скажет господин Николсон? Я ведь ему принадлежу.
— Пока мне, — хрипит.
— Нет, ему.
— Нет, мне.
Неизвестно, чем бы закончилась наша столь содержательная пикировка, да раздался телефонный звонок. Лев Давидович со злостью цапнул инкрустированную трубку и неожиданно сразу залебезил:
— Да-да? Конечно-конечно. Да, она со мной, милое такое создание, хи-хи. Не волнуйтесь, Александр Николаевич, все будет в полном порядке. Через полчасика… в полной, так сказать, сохранности…
Я понимаю, с кем ведет разговор любитель скоропалительной любви на колесах — с г-ном Шопиным разговаривает. Видимо, его лучший американский друг уже «подарил» меня, и депутат проявляет естественное нетерпение.
Что ж: расчет товарищей чекистов оказался на удивление точным. Вот что, значит, опыт работы с представителями политического истеблишмента, как отечественного розлива, так и зарубежного.
После того, как г-н Чиковани закончил разговор по телефону, я, не выдержав, схулиганила, показав ему язык:
— Э-э-э-э-э!
Реакция на это потненького папика оказалась неожиданной: он вырвал из бара бутылку коньяка «Наполеон», отхлебнул четверть и проговорил с глубоким чувством раскаяния:
— А Сару Абрамовну я люблю.
… Элитный поселок «Сосны», стоящий, естественно, в сосновом бору, встречал нас бесконечными заборами, закрытыми воротами и лаем тренированных собак. Столько кирпичных хором на один гектар я ещё не встречала в своей жизни. Они возвышались, как замки безвкусных варваров, завоевавших цивилизацию и теперь пытающихся жить в духе времени.
Так называемая Усадьба одного из главных «варваров» нашей несообразной действительности стояла на пригорочке. Тоже была окружена крепким металлическим забором. Наверное, наша страна занимала первое место по производству этих заборов. Хоть какое-то достижение, не так ли?
У тяжелых ворот с будочкой для охраны наш «Линкольн»… обыскали. Клянусь! Два служивых человечка без лиц заглянули в салон, а затем и в багажник, словно боясь, что мы завезем на VIP-территорию какое-нибудь бездушное тело.
Затем короткий проезд по аллее к парадному подъезду Усадьбы. Даже я чувствую, что все пространство пристреливается взглядами, видеокамерами и проч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
Мое явление в ромашечках производит фурор. Я иду и чувствую вокруг своего напряженного тела сияние — и это сексуальное сияние призывает мужчин только к одному: возьми меня, владей мной, я вся твоя! Только… уплати в народную кассу 250 000 американских рубликов.
Господин Николсон необыкновенно возбудился от такой голенькой russian матрешки и, кажется, уже тянул руку к чековой книжке, чтобы немедленно, чтобы тотчас же, чтобы сразу…
Эх, Машка, забылась тоже, быть тебе в Америке!
— Вах, победила! — буркнул на ухо Хосе, делая заботливый вид, что поправляет бретельку. — Это я тебе говорю.
Встретив завистливые и весьма критические взгляды конкуренток, понимаю — победа! И что же дальше? Победа победой, а я должна выполнять задание родины, понимаешь. И поэтому заставляю себя вернуться в прежней образ образ глуповатой простушки, счастливой донельзя. Это не трудно сделать выпяти губу, шлепай ресницами и глазей невинными синими глазами.
В этом образе встречаю господина Николсона, решившего навестить топ-моделей на их рабочем месте. Его окружают телохранители, модельеры, руководители Центра. Все восхищены, все радостны, все улыбаются. Я тоже скалюсь миллионеру, как внучка родному дедушке.
Ломая язык, конгрессмен пытается объясниться со мной через переводчика, мол, такую красоту нужно беречь, как природные богатства: газ, нефть, лес, что он готов хоть сейчас взять под свою опеку такую талантливую девушку. Он будет счастлив, если я проведу с ним сегодняшний вечер. И ночь, мысленно добавляю я и хлопаю глазищами:
— Yes-yes…
— O, gorgeouc! — восхищается старый лис и я вижу прицельный жесткий и оценивающий взгляд на мою полуобнаженную грудь.
— Что он говорит? — пытаю гибкого переводчика.
— Ты редкая красавица.
— Спасибо.
— Зпа-зы-ба, — повторяет за мной сияющий господин Николсон.
Его попытку говорить по-русски приветствовали здравницами и аплодисментами. Запенилось шампанское в фужерах. Если и был где-нибудь звездный час, то это был именно мой звездный час. Его можно было буквально потрогать руками. Вот только не знать, что все происходящее находится под контролем компетентных органов, и простодушный бизнесмен из Нью-Йорка скоро останется с носом.
«С носом» — это несколько миллиардов долларов убытка по причине разрушения международного наркотического Картеля. «С носом» — это скандал в конгрессе США. «С носом» — это исчезновение великолепной и неповторимой gorgeouc!
Всего этого господин Николсон не знал и, находясь рядом с легкодоступной russian gerrls, радовался как ребенок, заполучивший новую живую игрушку.
Второй этап акции «Топ-модель» начинается в девятнадцать часов сорок пять. Время летит, как на крыльях, я веду какие-то сумбурные переговоры с господами Чиковани и Соловейчиком. Они счастливо улыбаются мне, что-то пытаются рассказать, о чем-то просят и убеждают. Я уже ничего не понимаю. Такое впечатление, что они знают то, что не знаю я. А что не знаю я? Или они не верили в мою звезду, а теперь пытаются наверстать упущенное и примазаться к моей славе? В какой-то миг совсем позабылась, решив, что все происходящее — реальность и через несколько часов меня ждет Нью-Йорк, Париж, Ницца и так далее.
Потом я приглашена в длинный-длинный «Линкольн», он бел, как школьный мел. Вместе с Львом Давидовичем Чиковани сажусь в просторный автосалон. Здесь бар, телефон, телевизор, ковры, водитель в фирменной фуражке. Не Жорик ли наш? Кажется, нет?
— Вы прелестны, Маша, — вздыхает мой толстенький спутник. — Приятно, черт подери, видеть счастливого человечка.
— Да? — продолжаю играть роль дурочки. — Это вам спасибо, Лев Давидович.
Покосившись на меня строгим взглядом, владелец всей отечественной Высокой моды снова вздыхает и говорит, что «спасибо» не намажешь на хлеб.
— Нет, я хлеба не хочу, — моя простота невозможная.
— А я тоже хочу быть счастливым, Маша.
— Будьте счастливы, Лев Давидович, — смеюсь, пытаясь поправить заголившее меня платьице от Гуччи.
— А ты не хочешь, детка, сделать меня счастливым, — опускает потную плотную лапку на мою фарфоровую коленку.
— В каком смысле, Лев Давидович?
— Догадайся сама, — тяжело дышит, как рыба сом на берегу. — У тебя такие сладкие губки, детка, — предпринимает попытку расстегнуть ширинку на своих брюках. — Отблагодари старика.
— Ай-яя, — назидательно говорю. — У вас одышка и жена, Сара Абрамовна. И потом, что скажет господин Николсон? Я ведь ему принадлежу.
— Пока мне, — хрипит.
— Нет, ему.
— Нет, мне.
Неизвестно, чем бы закончилась наша столь содержательная пикировка, да раздался телефонный звонок. Лев Давидович со злостью цапнул инкрустированную трубку и неожиданно сразу залебезил:
— Да-да? Конечно-конечно. Да, она со мной, милое такое создание, хи-хи. Не волнуйтесь, Александр Николаевич, все будет в полном порядке. Через полчасика… в полной, так сказать, сохранности…
Я понимаю, с кем ведет разговор любитель скоропалительной любви на колесах — с г-ном Шопиным разговаривает. Видимо, его лучший американский друг уже «подарил» меня, и депутат проявляет естественное нетерпение.
Что ж: расчет товарищей чекистов оказался на удивление точным. Вот что, значит, опыт работы с представителями политического истеблишмента, как отечественного розлива, так и зарубежного.
После того, как г-н Чиковани закончил разговор по телефону, я, не выдержав, схулиганила, показав ему язык:
— Э-э-э-э-э!
Реакция на это потненького папика оказалась неожиданной: он вырвал из бара бутылку коньяка «Наполеон», отхлебнул четверть и проговорил с глубоким чувством раскаяния:
— А Сару Абрамовну я люблю.
… Элитный поселок «Сосны», стоящий, естественно, в сосновом бору, встречал нас бесконечными заборами, закрытыми воротами и лаем тренированных собак. Столько кирпичных хором на один гектар я ещё не встречала в своей жизни. Они возвышались, как замки безвкусных варваров, завоевавших цивилизацию и теперь пытающихся жить в духе времени.
Так называемая Усадьба одного из главных «варваров» нашей несообразной действительности стояла на пригорочке. Тоже была окружена крепким металлическим забором. Наверное, наша страна занимала первое место по производству этих заборов. Хоть какое-то достижение, не так ли?
У тяжелых ворот с будочкой для охраны наш «Линкольн»… обыскали. Клянусь! Два служивых человечка без лиц заглянули в салон, а затем и в багажник, словно боясь, что мы завезем на VIP-территорию какое-нибудь бездушное тело.
Затем короткий проезд по аллее к парадному подъезду Усадьбы. Даже я чувствую, что все пространство пристреливается взглядами, видеокамерами и проч.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84