Мы выяснили, что Горделадзе анонимно размещал материалы компроматного характера через Интернет. Для этого пользовался услугами Интернет-кафе «Пространство».
— Спасибо, — сказал Костенко. — Займемся… Что-нибудь еще?
— Больше ничего.
— Ладно, будем считать, что так оно и есть. А телевизор, по совету нашего специалиста, включите. Пусть «жучок» подразрядится.
— Хотите задержать человека, который придет менять батарею?
— Хотим… Не будете возражать, если в квартире посидит наш человек?
— Как вам сказать?… Мы ведь, в принципе, и сами могли бы…
— А вот этого не надо, — сказал Костенко. — Мы знаем, что вы — люди серьезные. Но самодеятельности не надо. Каждый должен своей работой заниматься.
«Спасибо, что объяснил», — подумал Андрей. А вслух сказал:
— Что ж, присылайте своего человека… Пусть посидит.
***
Вечером Андрей «катался в метро» с полковником Перемежко. Полковник рассказал, что отпечатки пальцев с пачки «Мальборо» принадлежат некоему Гвоздарскому Станиславу Яновичу, семьдесят пятого года рождения. В девяносто седьмом проходил по делу об убийстве. Сначала как свидетель. Позже его роль в деле переквалифицировали на соучастие. Гвоздарский скрылся, находится в розыске. Есть оперативная информация, что он погиб в Чечне… Воевал наемником на стороне чеченцев.
— Где вы взяли эту пачку? — спросил Перемежко.
— В Киеве, разумеется.
— А точнее?
— Недалеко от киевского фуникулера, Василий Василич.
— И, разумеется, в тот же день, когда фуникулер обстреляли?
— Разумеется.
— Ox, Обнорский, Обнорский… Нужны вам эти головные боли?
— Выходит, нужны… Меня еще один человек интересует.
— Кто?
— Фамилия у него интересная — Заец.
— Не Константин ли Григорьевич? — спросил Перемежко с интересом.
— Точно, — удивленно сказал Обнорский. — Из ваших?
— Нет. Константин Григорьевич Заец — подполковник КГБ в отставке. Нынче возглавляет какую-то охранную контору.
— А что за контору — можно выяснить?
— Можно… Заец, кстати, непорядочный человек, мягко говоря. («Да уж» — подумал Обнорский.) Мне в старые времена доводилось с ним пересекаться. Да и в отставку он ушел не совсем по своей воле…
— Я вас очень попрошу навести о нем справочки.
— Сделаю… Что еще?
— Пока все.
— Слава Богу. За Гвоздарского спасибо, — сказал полковник, пожал Андрею руку, встал и пошел к дверям.
***
Каширин позвонил Зайцу. Мобильник Зайца был выключен. Тогда Родион позвонил на домашний телефон. Подошла женщина. Услышав вопрос:
— Нельзя ли поговорить с Константином Григорьевичем? — долго молчала, потом произнесла:
— Нельзя… Нельзя с ним поговорить.
— Простите, а когда я смогу его застать?
В ответ женщина всхлипнула. Раз, другой, третий… Худо дело, решил Родион, сейчас заплачет. Но женщина не заплакала. Она справилась с собой, сказала:
— Кости нет больше… Его убили.
— Как? — спросил Родион. — Когда?
Она не ответила, положила трубку. Каширин выключил свою трубу, почесал переносицу и пробормотал: «Нормальный ход… Это кто же грохнул Зайчишку-то?»
Зайца «грохнули» его же подчиненные. Задушили брючным ремнем, вывернули карманы, сняли дорогие часы и бросили тело в джипе, в нескольких километрах от Таращи, на трассе. Разбой!
Обнорский, узнав про смерть Зайца, выругался. Сказал:
— Свои завалили. Завалили с одной-единственной целью: обрубить цепочку. Ну это мы еще посмотрим.
***
Обнорский провел совещание в гостиной. Питерская бригада собралась вокруг стола с микрофоном и «совещание», предварительно отрепетированное в кухне, началось.
— В общем, так, мужики, — сказал Обнорский, — надо эту тему закрывать… слишком стало горячо.
— Ты чего, Андрюха? — удивился Повзло.
— А ничего! Надоело мне голову подставлять. Раз повезло, два повезло. А третий раз неизвестно, чем обернется… Могут и грохнуть.
— Это точно, — сказал Родя. — Ты-то, Коля, здесь сидел. Тебя хлороформом не травили, в наручниках не держали… Я с шефом согласен: надо сваливать от греха.
— Ну, допустим, — недовольно сказал Коля, — допустим… А бабки?
— А бабки с заказчика все равно сорвем, — заявил Обнорский. — Завтра с утра садимся писать итоговый отчет. Втроем за три дня накатаем такую пиццу — пальчики оближешь. И бабки наши.
— Э-э, — протянул Родя. — Еще три дня тут сидеть?! Аккурат пришлют какого-нибудь отморозка с автоматом.
— Не ссы, Родя… Не пришлют.
— Это бабка надвое сказала.
— Не бабка и не надвое. Это я, Родя, тебе говорю. Мы ребяткам знак подадим: все в порядке, сваливаем, не надо жестких мер.
— Какой же ты им знак подашь? — удивился Родион.
— Завтра с утра ты сходишь и купишь билеты в Питер.
— Ну и что?
— Да ничего. Раз за нами следят — а события Тараще точно доказали — следят… Раз за нами следят, то они про это замечательное событие тут же узнают. И сделают правильные выводы.
— Пожалуй что, — согласился Родион. — А что будем лепить в отчете? — спросил Повзло.
— А что есть, то и будем лепить: Горделадзе, сучонок, лил черный пиар через Интернет… Видимо, на людей Бунчука. Тот не большого ума, конечно. Ну и приказал с мудаком «разобраться». А у его подчиненных мозгов тоже не хватает. Разобрались так, что полный караул… Классический эксцесс исполнителя. Голову отрубили, чтобы спрятать пулю. Все стройно, логично. Пожалуйте бриться!
— Не особенно-то нашего заказчика устроит такой вывод, — сказал Коля.
— А меня это не колышет, — ответил Обнорский. — Я предупреждал, что мы — не шаманы и не волшебники.
Потом — для пущей убедительности — они полчаса обсуждали некоторые детали отчета. Потом отправились в кухню ужинать, оставив включенным телевизор.
Используя свои связи, Повзло добыл «кассеты Стужи». Разумеется, не бесплатно… С каждым часом количество копий обнародованных лидером соцпартии кассет увеличивалось. Они расползались по Киеву как тараканы по коммунальной квартире. Цены падали. Рассудительный Родя сказал:
— Если подождать пару-тройку дней — цена снизится вдвое, а то и втрое.
— А если подождать месяц, — сказал Обнорский, — то они вообще пойдут по цене песенок Киркорова… Времени ждать у нас нет. Садимся работать.
Втроем сели в кухне слушать. Это был нелегкий труд — часть записей оказалась весьма невысокого качества, — приходилось возвращаться обратно, прослушивать по два, по три, по пять раз. На пленке звучало много незнакомых питерским журналистам голосов. Назывались незнакомые имена, фамилии и даже клички… На удивление много употреблялась ненормативная лексика. По части матерщины представители украинской элиты не уступали грузчикам. Часть разговоров шла на украинском, и тогда Коле приходилось переводить. Процесс был утомительный и, откровенно говоря, малорезультативный… При этом следовало учитывать, что восприятие записи разговора сильно отличается от самого разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116
— Спасибо, — сказал Костенко. — Займемся… Что-нибудь еще?
— Больше ничего.
— Ладно, будем считать, что так оно и есть. А телевизор, по совету нашего специалиста, включите. Пусть «жучок» подразрядится.
— Хотите задержать человека, который придет менять батарею?
— Хотим… Не будете возражать, если в квартире посидит наш человек?
— Как вам сказать?… Мы ведь, в принципе, и сами могли бы…
— А вот этого не надо, — сказал Костенко. — Мы знаем, что вы — люди серьезные. Но самодеятельности не надо. Каждый должен своей работой заниматься.
«Спасибо, что объяснил», — подумал Андрей. А вслух сказал:
— Что ж, присылайте своего человека… Пусть посидит.
***
Вечером Андрей «катался в метро» с полковником Перемежко. Полковник рассказал, что отпечатки пальцев с пачки «Мальборо» принадлежат некоему Гвоздарскому Станиславу Яновичу, семьдесят пятого года рождения. В девяносто седьмом проходил по делу об убийстве. Сначала как свидетель. Позже его роль в деле переквалифицировали на соучастие. Гвоздарский скрылся, находится в розыске. Есть оперативная информация, что он погиб в Чечне… Воевал наемником на стороне чеченцев.
— Где вы взяли эту пачку? — спросил Перемежко.
— В Киеве, разумеется.
— А точнее?
— Недалеко от киевского фуникулера, Василий Василич.
— И, разумеется, в тот же день, когда фуникулер обстреляли?
— Разумеется.
— Ox, Обнорский, Обнорский… Нужны вам эти головные боли?
— Выходит, нужны… Меня еще один человек интересует.
— Кто?
— Фамилия у него интересная — Заец.
— Не Константин ли Григорьевич? — спросил Перемежко с интересом.
— Точно, — удивленно сказал Обнорский. — Из ваших?
— Нет. Константин Григорьевич Заец — подполковник КГБ в отставке. Нынче возглавляет какую-то охранную контору.
— А что за контору — можно выяснить?
— Можно… Заец, кстати, непорядочный человек, мягко говоря. («Да уж» — подумал Обнорский.) Мне в старые времена доводилось с ним пересекаться. Да и в отставку он ушел не совсем по своей воле…
— Я вас очень попрошу навести о нем справочки.
— Сделаю… Что еще?
— Пока все.
— Слава Богу. За Гвоздарского спасибо, — сказал полковник, пожал Андрею руку, встал и пошел к дверям.
***
Каширин позвонил Зайцу. Мобильник Зайца был выключен. Тогда Родион позвонил на домашний телефон. Подошла женщина. Услышав вопрос:
— Нельзя ли поговорить с Константином Григорьевичем? — долго молчала, потом произнесла:
— Нельзя… Нельзя с ним поговорить.
— Простите, а когда я смогу его застать?
В ответ женщина всхлипнула. Раз, другой, третий… Худо дело, решил Родион, сейчас заплачет. Но женщина не заплакала. Она справилась с собой, сказала:
— Кости нет больше… Его убили.
— Как? — спросил Родион. — Когда?
Она не ответила, положила трубку. Каширин выключил свою трубу, почесал переносицу и пробормотал: «Нормальный ход… Это кто же грохнул Зайчишку-то?»
Зайца «грохнули» его же подчиненные. Задушили брючным ремнем, вывернули карманы, сняли дорогие часы и бросили тело в джипе, в нескольких километрах от Таращи, на трассе. Разбой!
Обнорский, узнав про смерть Зайца, выругался. Сказал:
— Свои завалили. Завалили с одной-единственной целью: обрубить цепочку. Ну это мы еще посмотрим.
***
Обнорский провел совещание в гостиной. Питерская бригада собралась вокруг стола с микрофоном и «совещание», предварительно отрепетированное в кухне, началось.
— В общем, так, мужики, — сказал Обнорский, — надо эту тему закрывать… слишком стало горячо.
— Ты чего, Андрюха? — удивился Повзло.
— А ничего! Надоело мне голову подставлять. Раз повезло, два повезло. А третий раз неизвестно, чем обернется… Могут и грохнуть.
— Это точно, — сказал Родя. — Ты-то, Коля, здесь сидел. Тебя хлороформом не травили, в наручниках не держали… Я с шефом согласен: надо сваливать от греха.
— Ну, допустим, — недовольно сказал Коля, — допустим… А бабки?
— А бабки с заказчика все равно сорвем, — заявил Обнорский. — Завтра с утра садимся писать итоговый отчет. Втроем за три дня накатаем такую пиццу — пальчики оближешь. И бабки наши.
— Э-э, — протянул Родя. — Еще три дня тут сидеть?! Аккурат пришлют какого-нибудь отморозка с автоматом.
— Не ссы, Родя… Не пришлют.
— Это бабка надвое сказала.
— Не бабка и не надвое. Это я, Родя, тебе говорю. Мы ребяткам знак подадим: все в порядке, сваливаем, не надо жестких мер.
— Какой же ты им знак подашь? — удивился Родион.
— Завтра с утра ты сходишь и купишь билеты в Питер.
— Ну и что?
— Да ничего. Раз за нами следят — а события Тараще точно доказали — следят… Раз за нами следят, то они про это замечательное событие тут же узнают. И сделают правильные выводы.
— Пожалуй что, — согласился Родион. — А что будем лепить в отчете? — спросил Повзло.
— А что есть, то и будем лепить: Горделадзе, сучонок, лил черный пиар через Интернет… Видимо, на людей Бунчука. Тот не большого ума, конечно. Ну и приказал с мудаком «разобраться». А у его подчиненных мозгов тоже не хватает. Разобрались так, что полный караул… Классический эксцесс исполнителя. Голову отрубили, чтобы спрятать пулю. Все стройно, логично. Пожалуйте бриться!
— Не особенно-то нашего заказчика устроит такой вывод, — сказал Коля.
— А меня это не колышет, — ответил Обнорский. — Я предупреждал, что мы — не шаманы и не волшебники.
Потом — для пущей убедительности — они полчаса обсуждали некоторые детали отчета. Потом отправились в кухню ужинать, оставив включенным телевизор.
Используя свои связи, Повзло добыл «кассеты Стужи». Разумеется, не бесплатно… С каждым часом количество копий обнародованных лидером соцпартии кассет увеличивалось. Они расползались по Киеву как тараканы по коммунальной квартире. Цены падали. Рассудительный Родя сказал:
— Если подождать пару-тройку дней — цена снизится вдвое, а то и втрое.
— А если подождать месяц, — сказал Обнорский, — то они вообще пойдут по цене песенок Киркорова… Времени ждать у нас нет. Садимся работать.
Втроем сели в кухне слушать. Это был нелегкий труд — часть записей оказалась весьма невысокого качества, — приходилось возвращаться обратно, прослушивать по два, по три, по пять раз. На пленке звучало много незнакомых питерским журналистам голосов. Назывались незнакомые имена, фамилии и даже клички… На удивление много употреблялась ненормативная лексика. По части матерщины представители украинской элиты не уступали грузчикам. Часть разговоров шла на украинском, и тогда Коле приходилось переводить. Процесс был утомительный и, откровенно говоря, малорезультативный… При этом следовало учитывать, что восприятие записи разговора сильно отличается от самого разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116