— Возможен другой вариант: ничего они не хотели узнать от Г.Г., а наоборот — накачать его самого информацией, а потом сделать из него информационную бомбу.
— Довольно сложно, — сказал Обнорский, — но в принципе не исключено. Гадать сейчас бесполезно… Факт: Георгий исчез. Увезен либо добровольно, либо принудительно. Живым. Возможно, в Таращу или близлежащие окрестности. Спустя какое-то время его убивают… Кто? как? почему? — мы не знаем. Знаем только, что труп до поры до времени «выдерживают», «томят» как гуся. Но при комнатной температуре, в герметичной упаковке.
— Это, — сказал Повзло, — всего лишь точка зрения эксперта.
— Верно. Но я не думаю, что Боротынцев это выдумал. Он растерян, он, вероятно, напуган и потому пьет… но в своем деле он не новичок. Новичок, может быть, вообще не обратил бы внимания на эти нюансы. А Боротынцев обратил. Итак, труп «выдерживали». Зачем? Почему? Да потому, что ждали момента, когда его можно будет запустить в игру. Когда появление мертвого Горделадзе будет выгодно… Что скажешь, Коля?
— Ну не знаю… — неуверенно сказал Николай.
— Так ведь и я не знаю, — усмехнулся Обнорский. — Я просто рассуждаю. И запросто могу ошибиться…
Зазвонил телефон. Андрей снял трубку:
— Алло!
— Обнорский, — сказала Галина, — куда ты пропал?
— Здесь я, Галя, здесь.
— Я уже соскучилась. Когда ты придешь?
— Давай я, как освобожусь, позвоню.
— А что ты делаешь?
— Я сейчас занят.
— И как ее зовут?…
— Коля, — вздохнул Андрей.
— Как-как? Оля?
— Ладно, это мы с тобой потом обсудим.
— В ванне?
— И в ней тоже… о'кей?
— Йес. Жду звонка. Целую. Оле привет.
Андрей положил трубку, закурил. За окном было уже совсем темно, «вулиця Хрещатик» сияла огнями. «Чем я занимаюсь? Меня такая женщина ждет, а я херней занимаюсь… Покойнику безголовому кости перемываю. Что ж я за мудак такой? Почему у меня в жизни все шиворот-навыворот?…»
— На чем мы остановились? — спросил Обнорский.
— На том, что ты не уверен в своих выводах.
— Да, я не уверен… я запросто могу ошибиться. Но косвенные факты подталкивают к выводу: труп «выдерживали» под некое событие. Недаром же его и закопали так, чтобы он был гарантированно обнаружен… что и произошло.
— Ну допустим. Допустим, что это так… Небрежно «спрятали» тело, «забыли» украшение, «забыли» бутылку-указатель. Но зачем голову-то в таком случае рубить? А, Андрюха?
Обнорский ничего не ответил. Он задавал себе тот же вопрос: зачем Горделадзе отрубили голову?
***
Андрей и Галя валялись в джакузи и обсуждали вопрос о женском эгоизме и мужском альтруизме. Собственно, обсуждали — это громко сказано. Обнорский лишь вяло отвякивался, а ораторствовала в основном Галина. Она считала, что весь мужской альтруизм — это вывернутый наизнанку эгоизм. Считая, что делает счастливыми несколько женщин, мужик на самом-то деле не делает счастливой ни одну, а сам цинично эксплуатирует женские чувства и тела…
— Но с тобой, Обнорский, — подвела итог Галина, — вообще бесполезно говорить. Ты испорчен окончательно и бесповоротно.
— Почему же это, — удивился Андрей, — я испорчен окончательно?
— Потому что ты несколько лет провел на Востоке, где отношение к женщине известно какое.
— Какое же?
— Потребительское.
— Да ну?
— Конечно. Если женщину можно купить, как горшок, и поместить в гарем, как в тюрьму… Ты испорчен, Обнорский. Ты перенял менталитет восточного мужчины. Нормальная баба должна обходить тебя за километр, — сказала Галина и брызнула на Андрея водой.
— А что же ты не обошла за километр?
— Дура! Дура и есть… все бабы — дуры, Андрюша. Расскажи мне, что ты делал на Востоке.
Говорить о службе Андрею не хотелось, и он по привычке свернул на любимую тему — на женщин.
— Вот ты говоришь, что на Востоке женщину можно купить, как горшок… Это не совсем так… Вернее, купить-то, наверное, можно — как и во всех других странах мира… Но если ты про жен, то их не покупают. А так называемый выкуп — то есть «мохр»… или «колым» — у нас это слово больше известно… это страховка женщины на случай развода. Эти деньги предназначены для нее же — если семейная жизнь не заладится… А если мужик надумает вторую жену взять — то, кстати говоря, сделать он это может, только если у него есть достаточные средства — чтобы уровень жизни первой не упал, а вторая жила не хуже первой. Между прочим, когда в Ливии Каддафи хотел отменить многоженство, начались демонстрации протеста. И знаешь, кто протестовал?
— Кто?
— Одни тетки. Вот так. А про гаремы ты вообще какие-то мифы залежалые пересказываешь… Ты что, думаешь, что гарем — это большой бассейн, в котором голые тетки плавают, а хозяин их оттуда по очереди тягает? Да если хочешь знать, гарем — это своего рода важнейший социально-политический институт на Востоке. Именно в гаремах многие очень важные решения принимались — и не без участия женщин… Гаремы вообще…
— Я все поняла, Обнорский, грустно сказала Галя, — ты просто бабник. И тебе хочется иметь свой гарем.
Не слушая невнятных возражений, она закрыла Андрею рот поцелуем…
Потом он позвонил Повзло, и в девять вечера они снова встретились в «Казаке Мамае». Николай, разумеется, пришел с «одноклассницей». Они сели внизу, «на корабле», в интерьере, имитирующем казачий корабль, плывущий по Днепру.
«Реве и стогне Днипр широкий», — подумал Обнорский, усмехаясь. И тут же отогнал от себя неприятные ассоциации. Думать о мрачном не хотелось. Хотелось спокойно отдохнуть за легким, ни к чему не обязывающим разговором… не о Горделадзе же говорить, в конце-то концов!
Но разговора о Горделадзе избежать не удалось.
— Мальчики, — сказала Галя номер два, подружка Повзло, — а вы надолго задержитесь в Киеве?
— Пока не найдут голову Горделадзе, — сказала Галя номер один, подружка Обнорского, — не улетят.
— Голову Горделадзе? — удивленно переспросила «одноклассница». — Вы здесь по «делу Горделадзе»?
— А Николай тебе ничего не сказал? — усмехнулась Сомова. — Вот конспиратор… весь Киев знает, что эти двое здесь по «делу Горделадзе». Ищут следы заговора…
— Как интересно… — протянула «одноклассница». Глаза у нее засверкали, на Колю она посмотрела, как на комиссара Каттани.
Галина улыбнулась, встала:
— Извините, я вас на минуту оставлю. Сумочку мою стерегите, расследователи… украдут — будете искать ее, а не голову Горделадзе.
Она удалилась, Обнорский с удовольствием смотрел ей вслед. Многие мужчины «на корабле» смотрели ей вслед.
— А ты, Коля, ничего и не говорил… Напустил туману, мы, мол, здесь так, семинар проводим. А на самом деле — Горделадзе! Это же, наверно, очень опасно?
— Обычная журналистская работа, — ответил Коля неискренне. — Встречаемся с людьми, разговариваем… ничего особенного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116