Сзади блокировали выход те, что гнались от дома с ликами.
– Все, – вдруг рассмеялся Андрей. – Их я так не положу. Они железные. Как Феликс!
– Спокойно, – вдруг сказал, озираясь по сторонам, академик. – Кажется, я знаю.
Подворотен тут уже не осталось. Вместо них между домами зияли высокие арки, и в одну из них и нырнул Фомин. Потом, оглядевшись, бросился к одному из подъездов и толкнул дверь.
– В подвал. За мной.
– Думаете, отсидимся? – запыхавшись, проговорил Андрей.
– Нет, Андрюша, – вдруг чуть ли не лукаво проговорил Фомин. – Мы поедем на метро! Я же Строитель! Рядовые памятники об этом входе не могут знать ну никак. Нерядовые, вероятно, тоже. Вперед! Если все, как я думаю, скоро мы будем у Кремля.
Они вывалились прямо в самое скопище статуй. Но статуи были немного другими – они и двигались быстрее, и были куда веселее с виду, чем те, что стражей стояли возле ликов.
– «Площадь Революции», что ли? – изумился Андрей.
Статуи о чем-то переговаривались, гулко и красиво, как актеры в старых фильмах.
– Дай посмотреть! – приставала колхозница к парню с книгой. – Ну не жабься! В кои веки еще «Камасутру» почитаю!
– Да что тут читать, одни картинки!
– А в них самый смак, – хихикал шахтер. – Да она уж десятый раз смотрит!
– Ага, – обиделась колхозница. – Кобели бронзовые! Вот придет опять кто-нибудь да другое название на его книжке напишет, и уж никогда больше ничего и не посмотришь!
Статуи, переговариваясь, строились, словно собирались куда-то маршировать. Андрей улыбнулся. Эти выглядели почти по-человечески, даже ростом и статью превосходили живых совсем ненамного. Две одинаковые молодые женщины в купальниках и махровых простынях возились с одинаковыми младенцами. Один хватал мать за прядку волос, другой сунул палец в рот и пускал пузыри.
Андрей тихо подобрался к парню с книгой.
– А вы куда? – прошептал он.
Парень удивленно обернулся:
– Живой?
– Тихо.
– Да ничего, наши живых любят, с вами интересно. Слушай, а напиши мне новое название? Что-нибудь такое, культовое. – Андрей чуть не присвистнул от этого словечка – откуда парню из тридцатых годов прошлого века такое знать? – Чтобы пробирало! Нового почитать хочется!
– Хорошо. Только скажи – что творится?
Парень смущенно пожал плечами:
– Понимаешь, сегодня демонстрация у нас перед Мавзолеем Вождя. Ну приходится. Чтобы он был жив и вечно жил. Мы всегда так ходим первого мая, двадцать второго апреля, седьмого ноября и накануне Ночи Ночей.
– Послушай, – прошептал по-заговорщически Андрей, – я тебе напишу. Аж многотомник в одном томе напишу. Только проведите нас до Вечного огня.
«Вот сейчас скажет, что нет тут Вечного огня…»
Юноша помолчал, покачал головой, нахмурившись.
– Ладно. Постараемся. Но мы не можем свернуть с пути, мы должны идти к Мавзолею. Так что как поравняемся с оградой сада – сами бегите.
– Хорошо! – обрадовался Андрей. – Давай книжку!
На бронзовой обложке кто-то написал фломастером «Камасутра». Ради интереса Андрей заглянул. Точно, она. С картинками.
– Эй, студент! Ты что тянешь, строиться пора!
– Сейчас! Ну пиши давай.
«Что бы придумать… А, все равно». Андрей вытащил из кармана ключи и нацарапал: «Стругацкие А. и Б. Полное собрание сочинений».
– Тебе понравится! Читай на здоровье!
– Э, а мне? – вдруг закричала девушка с книжкой. – Что за дискриминация по половому признаку? Чай, не при царском режиме!
– И нам! – отозвались еще несколько девушек и парней.
Андрей лихорадочно соображал: «Ну точно, здесь ведь парные статуи! И даже не парные, а четверные! Что бы им дать поинтереснее?»
– Ага… тебе: «И. Ефремов. „Час Быка“. И „Таис Афинскую“ тоже почитай, после „Камасутры“ пойдет! А… тебе „К. Симонов. Живые и мертвые“, и стихи его тоже… А тебе давай-ка я „Фейнмановские лекции по физике“ выдам. Идет?
– Строиться! Опоздаем! – зычно скомандовал пограничник. Бронзовый пес с блестящим носом громко гавкнул. – Нагорит же!
– Эти со мной, – сказал студент, пряча в карман книжку, на которой торопливые штрихи складывались в название «Властелин Колец». – А то почитать не дам!
Пограничник только вздохнул.
Весь этот день был какой-то нескончаемый, отвратный и тупой. Время тянулось нестерпимо долго, как что-то липкое и желеобразное. Кэт ходила как во сне, автоматически делала домашние дела, на звонки не отвечала, к компьютеру не подходила. Когда делать было нечего, просто садилась и смотрела в точку. Нилакарна прятался от света и от нее тоже. С ней он больше не говорил, как будто был обычным котом. Может, он и выбрал котовую жизнь? Если это будет такой жизнью, то лучше бы он стал человеком и умер. Да. По крайней мере, у него было бы несколько часов счастья.
Близилась ночь Хеллоуина. Ночь Дикой Охоты. Ночь «Икс». Но Кэт было сейчас наплевать на грядущую битву, на атаку Эйдолона. На все. Бойцов хватит и без них с Нилакарной. А свою битву они проиграли.
Кэт вышла на кухню. Нилакарна лежал на стуле, положив голову на лапы. Она подошла, села на пол возле кота.
– Нилакарна… может, ты не будешь превращаться в человека? – жалко всхлипнула Кэт.
«Ты так хочешь?»
Кэт медленно покачала головой.
– Ты знаешь, чего я хочу. Чтобы ты жил. А иначе ты умрешь. И я тоже…
Кот сидел молча.
– Нилакарна. Я не буду тебе врать. Будет так, как ты решишь сам. Это твоя жизнь и твоя судьба. Тебе решать, в каком обличье ты встретишься с Рактакшей. Но если ты умрешь, я тоже. Тут выбор уже мой. – Кэт протянула руку и погладила кота между ушей. Тот чуть заметно вздрогнул. Вздохнул и опустил голову.
«Я долго был котом. Я уже привык…»
– Нилакарна, – хрипло проговорила она, – я отпускаю тебя.
И вышла из кухни, тихо закрыв за собой дверь.
Часов в пять вечера она легла и уснула тяжелым, черным сном без сновидений.
Проснулась, словно от толчка. Будто кто-то встряхнул ее за плечо. Ощущение было знакомым – так она обычно чувствовала пристальный кошачий взгляд.
– Что… кто?
На нее сердито смотрела Марфа Ивановна. Кэт села, протерла глаза. Голова была на удивление свежей, и сердце бешено колотилось. Она бросила взгляд на часы. Полночь.
– Нилакарна? – тихо позвала она, уже понимая, что ответа не будет. Марфа Ивановна вскочила на диван, тихо потянула ее за рукав. Кэт вскочила. – Что, Марфа Ивановна? Он ушел, да?
Матрона сердито мяукнула басом. Побежала на кухню и требовательно царапнула дверной косяк.
Пусто. Конечно, пусто. Нилакарна ушел. Теперь он будет жить где-то еще, далеко. Но, по крайней мере, она будет знать, что он жив. Далеко-далеко, но жив. Кэт вздохнула. И тут увидела на столе листочек бумаги. С внезапным предчувствием схватила его.
Странный почерк, вязь, похожая на брахми, одну из древнейших разновидностей индийского слогового письма, – но на русском.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127