– Нет, нет, – возразил тот, – речь идет именно о вас; ведь вы жених некоей мадемуазель Абер? У подъезда вас ждет фиакр. Вам придется ехать со мной, иначе вас принудят силой; не трудитесь отказываться. Впрочем, ничего плохого вам не сделают; с вами хотят только поговорить.
– Я имею честь знать родственницу господина председателя, живущую в его Доме, – заявила мадемуазель Абер; – я подозреваю, что дело касается также и меня, а потому еду с вами, господа; не тревожьтесь, господин де Ля Валле, мы отправимся вместе; это дело рук моей сестры, она хочет во что бы то ни стало помешать нам; я уверена, что мы застанем ее у господина председателя. Возможно, и господин Дусен там же. Посмотрим, что они задумали. Я не заставлю себя ждать, сударь; только переоденусь.
– О нет, сударыня, – возразил лакей (это действительно был лакей), – мне приказано доставить одного лишь господина де Ля Валле; пославший меня предвидел, что вы тоже пожелаете приехать, и мне дано на этот счет прямое распоряжение. Вам нельзя сопровождать нас; прошу извинить меня, но я должен повиноваться.
– Ах, сколько предосторожностей, какие чрезвычайные меры! – воскликнула она. – Ну что ж, господин де Ля Валле, идите! Поезжайте туда, явитесь смело к господину председателю, я приеду тотчас после вас, я немедленно посылаю за каретой.
– Не советую, сударыня, – возразил лакей, – мне поручили известить вас, что если даже вы прибудете лично, вам не удастся ни с кем переговорить.
– Не удастся переговорить! – воскликнула мадемуазель Абер. – Как так? Что это значит? Господин председатель считается благовоспитанным человеком! Порядочным человеком! Как же понять такие поступки? Ведь он христианин! Неужели его должность дает право посылать за совершенно посторонним лицом, не имеющим к суду никакого отношения? Гак только преступников забирают! Право, я отказываюсь это понимать. Это противно воле божьей. В таком случае, Ля Валле, вам ехать не следует. Я питаю расположение к господину де Ля Валле и не скрываю этого. Да, разумеется, у него нет ни должности, ни звания; но он подданный его величества, как всякий Другой, и никому не позволено ни третировать подданных его величества, ни обращаться с ними бесцеремонно по той лишь причине, что ты председатель суда, а они никто. По-моему, вам ехать не надо.
– Нет, сударыня, – возразил я, – я ничего не боюсь (и это была правда). Не будем вникать, прав или неправ господин председатель, посылая за мной; пристало ли мне строить из себя господина? Знай сверчок свой шесток. Будь я парижским буржуа – еще куда ни шло; но пока я мелкая сошка, я должен помнить свое место и не задирать нос; как говорится, по одежке протягивай ножки. Господину председателю угодно вызвать меня к себе; что ж, значит господин председатель в своем праве. Если господин председатель желает меня видеть, он меня увидит и выскажет мне свои мысли, а я ему выскажу свои. В конце концов, мы в христианском государстве; совесть моя чиста, есть же бог на небе. Пойдемте, сударь мой, я готов.
– Пусть так! Я согласна, – сказала мадемуазель Абер. – Ничего плохого не может случиться. Но прежде чем вы отправитесь, прошу вас на минутку зайти ко мне в комнату, господин де Ля Валле.
Она вышла, я последовал за ней. Она открыла шкаф, засунула руку в мешочек, вынула горсть золотых монет и протянула их мне.
– Я думаю, – добавила она, – у тебя нет денег, дитя мое; вот, положи это на всякий случай в карман. Иди, господин де Ля Валле, и да хранит тебя господь; пусть он руководит тобою; возвращайся как можно скорее и помни, что я жду тебя с нетерпением.
– Да, кузина, да, возлюбленная, да, милая невеста, самое дорогое на свете существо! Я сразу вернусь; только вернувшись к тебе, я вздохну свободно; пока я не увижу тебя, мне жизни не будет, – сказал я, прильнув губами к щедрой руке, опустившей монеты мне в шляпу. – Ах, даже каменное сердце растает от такой нежности и доброты! О боже, как я буду любить тебя, когда стану твоим мужем! При одной' мысли об этом я умираю от счастья. Пусть явятся все председатели судов, сколько их есть на свете, и все судебные секретари Франции – я им всем это повторю, хотя бы их привалила целая тысяча и еще столько же прокуроров впридачу. Прощай, королева моей души, моя единственная радость; любовь моя так велика, что только после свадьбы мне удастся ее выразить, ибо одних слов для этого мало!
Вместо ответа она опустилась в кресло и залилась слезами, а я вышел вместе с терпеливо ожидавшим меня лакеем, который показался мне очень славным человеком.
– Не тревожьтесь, – сказал он мне по дороге, – это не преступление – быть любимым. Господин председатель вызвал вас, только уступая просьбам некоторых лиц; они рассчитывают, что он припугнет вас; но сам он человек весьма достойный и разумный. Так что будьте покойны, смело стойте на своем и не сдавайтесь.
– Так я и сделаю, сударь, – сказал я, – благодарю вас за добрый совет; может быть, и я когда-нибудь вам пригожусь; а сейчас, должен вам сказать, у меня так весело на душе, будто я уже иду на свадьбу.
За разговорами мы не заметили, как приехали на место. Видимо, весь дом был в курсе моих дел. Слуги и служанки, выстроившись в шеренгу, встретили меня на лестнице.
Я прошел сквозь этот строй без всякого смущения; каждый счел долгом высказать свое мнение о моей наружности; к счастью, ни одно из них не оскорбило моего слуха; напротив, я услышал много лестного, особенно из женских уст. «На вид он далеко не глуп», – проговорила одна. «У святоши, право, хороший вкус: парень недурен», – заметила другая. Справа я слышал: «Я одобряю их роман», слева: «А он мне нравится!» «Если бы я подцепила такого, то уж постаралась бы не упустить», – шепнула одна из служанок. «У тебя губа не дура», – отозвалась ее подружка.
Словом, могу сказать, что путь мой был усыпан комплиментами, и хотя меня прогнали сквозь строй, но удары были скорее приятны; я был бы всем доволен, если бы не старая экономка, поджидавшая меня на самом верху лестницы; наверно, ее злила моя молодость; сама она была так стара и так далека от радостей, выпавших на долю мадемуазель Абер! Она не упустила случая шарахнуть юнца палкой изо всех сил; окинув меня взглядом, полным холодного недоумения, она пожала плечами и прошипела: – Какая же дура способна на старости лет выйти за такого молокососа! Да она рехнулась!
– Уймитесь, мамаша; вы бы тоже с удовольствием рехнулись, если бы вам подвернулся такой молокосос! – ответил я: сыпавшиеся со всех сторон похвалы совсем меня ободрили.
Эта выходка имела полный успех: раздался взрыв хохота, вся лестница загудела от смеха, и мы с лакеем вошли в покои под звуки перебранки, возникшей между экономкой и моими сторонниками, которые подняли на смех старую каргу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132