– Да, может быть, это неправда? – повторила Мэри-Джен.
– Не мог рыцарь Бёрли жениться на Джоанне Друриком! Она ведь была в монастыре, – сказал твердо Джек.
Ему сразу стало весело от этой мысли.
– Он выкрал ее из аббатства Святой Джеральдины! – громко крикнула госпожа Элен.
– Сэр Саймон Бёрли, – пояснил Джек совсем спокойно, – это очень большой барин! Он однажды требовал моей смерти только потому, что торопился на охоту.
Мэри-Джен пристально взглянула на него.
– Выпей еще, – предложила она.
И Джек снова протянул кружку. Потом он положил голову на руки и засмеялся.
– Здорово ты подшутила надо мною, Джоанна! – сказал он хрипло. И сейчас же, подняв голову, испуганно оглянулся. Нет, никто не обратил на него внимания.
«Это я, вероятно, только подумал», – успокоил он сам себя.
Он выпил потом еще одну кружку, потом еще, еще и еще. Но тот хмель, от которого жизнь кажется пустой и легкой, не приходил.
Джек всю ночь пролежал с открытыми глазами.
– Здорово ты посмеялась надо мной, Джоанна! – сказал он, увидев в щели окна желтые пятна рассвета.
Он потянулся и хрустнул пальцами.
– Доброго утра, леди Джоанна Бёрли! – произнес он. – Ты ведь всегда вставала с рассветом. Или теперь у тебя появились другие привычки? Да, конечно, у такой важной дамы должны были появиться другие привычки.
И вдруг тонкая, как игла, жалость пронизала его всего насквозь.
«Сначала – сэр Гью, потом – мать Геновева, а теперь – рыцарь Бёрли!»
– Да, и с этим человеком тебе будет не легче, – сказал он и покачал головой.
Глава V
В это утро Джоанна, как и всегда, встала с рассветом. Ей трудно было сразу расстаться со своими привычками, хотя надо сказать, что на этой неделе ни один ее день не походил на предыдущий.
В понедельник, в присутствии отца Роланда, отца Ромуальда, матери Геновевы, сестры Клариссы, матери Розамунды, сестры Эвлалии, матери Сидонии, отца Бенедикта и старика стряпчего, Джоанна Беатриса Друриком объявила во всеуслышание о своем непреклонном желании принять святое Христово пострижение.
– Тебя ведь никто не понуждал к этому, моя маленькая Джоанна? – спросила мать Геновева ласково.
Одутловатая сестра Сидония быстро поднялась с места.
– Кто может говорить о принуждении! – закричала она. – Сейчас никто не поверит, но в молодости я была хороша, как божий ангел, и все-таки пошла в монастырь. И мать Эвлалия, и сестра Кларисса, которая еще и сейчас в расцвете красоты, и мать Розамунда – все мы дочери младших сыновей и не получили ни полпенни приданого.
– Я говорю с леди Джоанной, – произнесла аббатиса строго.
Джоанна несколько минут молча смотрела ей прямо в глаза.
– Девушка, находящаяся в моем положении, не может рассчитывать на замужество, – сказала она отчетливо. – А в остальном жизнь монахини мало отличается от жизни светской женщины.
Мать Геновева чуть поморщилась. Девчонка немного напутала. А в последней фразе, пожалуй, заключался даже какой-то вызов ей, настоятельнице. Аббатиса приподнялась с кресла, но Джоанна уже замолчала. Она молчала и в церкви, когда отец Ромуальд огласил ее имя с амвона.
Пострижение было назначено на пятницу.
Во вторник мать Геновева получила приглашение от сэра Гью присутствовать в Уовервилле на вскрытии завещания его покойного сына.
Племяннице сэр Гью передавал привет и свое благословение. Она не могла придумать ничего лучшего, как пойти в монахини. С ее характером при деньгах еще можно было бы ей подыскать мужа. Но он, сэр Гью, не собирается ей оставлять ни копейки. Когда он заикнулся о ней вдовому сэру Роберту Саймонсу, который достаточно богат, чтобы жениться на бесприданнице, тот отмахнулся обеими руками.
«Это все равно что получить в жены дикую кошку» – таковы были его подлинные слова.
Вместо матери Геновевы в Уовервилль поехал отец Ромуальд. Дело в том, что из Друрикома уже был послан к стряпчему бочонок французского вина, а монахиня не имела никакого желания просидеть ночь с пьяницами.
Во вторник же Джоанна получила разрешение взять на конюшне Мэгги. Эта дикая кобыла плохо шла под седлом, так как в прошлом году ее напугали волки. Она была норовиста, вздрагивала от малейшего шума и легко сбрасывала седока.
У поворота в Хемгет девушка встретила старую Джейн Строу. Женщина, как видно, шла проведать своего второго сына. Тома, что был в помощниках у монастырского садовника.
Она низко поклонилась барышне. У той слезы выступили на глазах: Джейн Строу была похожа на вставшего из гроба мертвеца. Но, стиснув зубы, Джоанна только гордо кивнула в ответ на низкий поклон.
Это был самый чудесный день в ее жизни. Все время рядом с ней скакал человек, с которым она могла говорить по душам и который отвечал так, как ей хотелось, потому что она сама его придумала.
В среду в монастырь приехал сэр Саймон Бёрли. До этого он всю ночь и весь день пропьянствовал в Уовервилле, куда также был приглашен сэром Друрикомом на вскрытие завещания.
Еще задолго до того, как солдаты стали ломиться в ворота, прибежал привратник, бледный от страха.
– Мать Геновева, – крикнул он, – рыцарь Бёрли! С ним его солдаты и французы, и все – пьяные.
– Через забор они не станут перелезать, а ворота выдержат, – сказала мать аббатиса.
Через четверть часа рыцарю показалось, что оруженосец стучит недостаточно громко. Вытащив топор, Саймон Бёрли, широко размахнувшись, ударил изо всех сил. Топор, пробив железную обшивку, наполовину ушел в дерево.
И потому ли, что выпитое у нотариуса вино еще сильно шумело у него в ушах, или потому, что топор застрял в воротах, или вообще рыцарь был в дурном настроении, но он громко крикнул:
– Ну-ка, солдаты, ломайте ворота! Если эти гусыни еще с полчаса продержат нас на ветру, мы разнесем к дьяволу всю святую обитель…
Рыцарь де Жуайез, который привык ко всему у себя в Аквитании, предложил обложить ворота хворостом и поджечь.
– Они все повыскакивают, как лисицы из норы, – сказал он, даже не улыбнувшись.
Испуганные монахини стояли посреди двора. Мать казначея снова послала за настоятельницей.
Аббатиса, открыв окно, прислушалась.
– Бей, ломай! – кричал грубый голос на дороге. – Покажем этим дурам, как следует обращаться с королевским рыцарем!
Мать Геновева не спеша убрала волосы, чуть подрумянила щеки и губы и, накинув мантию, вышла во двор.
– Кто ищет нашего гостеприимства? – звонким голосом крикнула она.
Так как шум за воротами не прекращался, она продолжала более резко:
– А ну-ка, потише, эй, вы там, за воротами! Это монастырь, а не кабак. Если вам нужно вина или эля, вы должны ехать еще полночи, так как раньше вам не попадется ни одной харчевни.
– А, это вы, мать Геновева! – смущенно откликнулся голос из-за ворот. – Извините меня за шум, но ваши глупые монахини не хотели впускать королевского рыцаря, и мои люди пришли в нетерпение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85