Снэйп-Малютка был простым деревенским костоправом, но рыцарь так божился, ругался и изрыгал хулу на всех святых и даже на самого господа бога, что аббатиса вынуждена была исполнить его просьбу.
Когда маленький человечек вошел в комнату, для него подставили скамеечку, чтобы он мог как следует осмотреть больного.
Мать Геновева вышла в трапезную.
– Пошлите за девочкой, – сказала она тихо.
Послушница с лисьей мордочкой долгое время затаив дыхание стояла подле кустов, вытянув худую шейку. Ей хотелось до конца дослушать рассказ мальчика.
…– После этого он бросил свой меч, и тот зазвенел так, точно заплакал. Тогда Роланд поднял его и прижал к губам, и он видел, как на мече выступили слезы…
– Это сам Роланд заплакал? – спросила леди Друриком, подозрительно шмыгая носом.
– Да нет, господи, ты опять все перепутала, – это заплакал Дюрандаль, его меч! – сердито ответил сын кузнеца.
Тогда послушница, кашлянув, сказала:
– Леди Друриком, мать настоятельница ждет вас в трапезной.
Слезы, не скатываясь, стояли в коротких черных ресницах Джоанны. Боясь, чтобы монашка их не заметила, девочка шла с высоко поднятой головой.
Джек некоторое время ждал, что она обернется и подаст ему знак, но Джоанна важно прошла в ворота.
Тогда, сердито дергая за повод, Джек отвязал осла. Тут только он вспомнил о свидетельстве, которое Джоанна передала ему для Уота Тайлера.
Вытащив документ, он первым делом посмотрел на подпись. Да, верно, Джоанна подписалась круглыми, ровными буквочками – этому тоже нужно поучиться! Но все остальное было выведено явно другой рукой.
Свидетельство гласило:
«Я, Джоанна Друриком, дочь сквайра сэра Лионеля Друрикома из графства Кента и леди Элеоноры Дургэм из графства Мидльэссекс, заявляю, что податель сего был нагло обманут итальянским купцом, который хотя и подарил мне шелк и застежки, но увел у этого парня осла и не заплатил ему за службу.
Прошу королевских приставов, бейлифов и сотских не обвинять его в бродяжничестве. Должен же он как-нибудь вернуться домой, а он не может летать по воздуху. Но он не бродяга, и я это удостоверяю.
Дано в сорок восьмой год царствования короля Эдуарда III, двадцать девятого сентября в Друрикоме, в Кенте.
Джоанна Беатриса Друриком».
Свидетельство было написано по-английски, так, как и было велено королем.
Глава V
– Тебя послал сэр Гью? – нетерпеливо крикнула мать Геновева, когда девочка подняла на нее глаза. – Откуда он узнал обо всем? Почему ты плачешь?
– Я не плачу. Я сама сказала ему, – с достоинством ответила Джоанна. – Мы не должны красть у этого парня осла… Я так и сказала: «красть»…
Мать Геновева в удивлении подняла свои тонкие брови.
– …и я продиктовала Аллану свидетельство… и поставила печать…
– Сэр Гью имеет какие-нибудь известия от сына из Анжу? – перебила ее настоятельница.
– Нет. Но война, говорят, кончилась. Сэр Тристан скоро вернется. Черный принц посвятил его в рыцари, и сэр Тристан приедет в золотых шпорах…
«Он вернется домой скорее, чем ты думаешь, – пронеслось в голове аббатисы, – но его внесут вперед ногами, и ему уже не понадобятся его золотые шпоры. Но, боже мой, чего же в таком случае хочет от меня эта маленькая дура?»
Только теперь она обратила внимание на наряд Джоанны:
– Почему ты так одета? Что тебе от меня нужно?
– Я пришла жить у вас, – ответила Джоанна спокойно. – Джек говорит, что леди должны уметь читать, писать и играть на арфе. Я больше не вернусь к сэру Гью…
За стеной глухо раздался стон. Сердце монахини забилось.
– Подожди меня, – сказала она быстро. – Мать Агата, проводите девочку в библиотеку.
Снэйп-Малютка осторожно прикрыл больного одеялом. Щеки рыцаря ввалились до того, что под кожей ясно обозначились зубы.
– Ну? – коротко глянув, спросил больной.
– Доблестный рыцарь в разное время получил четырнадцать ран, – сказал костоправ почтительно, – но ни одна из них не приведет его к смерти.
– От чего же, по-твоему, я умру? – ясным голосом спросил рыцарь.
– Гной, скопившийся в небольшой кишке, распространился по всему вашему телу. Когда он дойдет до сердца, вы умрете. И это, конечно, от негодной французской пищи. За всю свою долгую жизнь я не видел, чтобы от такой болезни умирал англичанин.
Больной не отрываясь смотрел в окно. Он видел скучное небо Кента, и зеленые холмы, и далеко подле леса белые камни римской дороги.
– Поднимите мои подушки! – приказал он.
Из-за стены в келью донесся звонкий девичий голос. Мать Геновева нетерпеливо пошевелилась в кресле.
– Кто это у вас распевает французские песни? – спросил рыцарь, напряженно прислушиваясь. – А я думал, что здесь можно услышать только литании и молитвы. – Он через силу улыбнулся. – Если бы я не знал, что девчонку и на веревке не затащишь в монастырь, я поклялся бы, что это поет маленькая Джоанна.
Мысли сэра Тристана немедленно приняли новое направление.
– Где нотариус? – спросил он резко.
– Не лучше ли раньше позвать священника? – предложила мать Геновева.
Рыцарь скрипнул зубами.
– Нотариуса! – сказал он хрипло.
Низко кланяясь, в келью протиснулся одутловатый, плешивый человек. За ним шел оборванный мальчишка-клерк с чернильницей у пояса и гусиным пером за ухом.
– Пить! – сказал умирающий.
Мать Геновева подала ему кружку, и он пил, не отрываясь и проливая на одеяло. Затем указал писцу место у себя в ногах.
– «В лето господне тысяча триста семьдесят пятое, в сорок восьмой год царствования короля моего, Эдуарда Третьего, я, сэр Тристан Друриком, сеньор Кэмпануэль…» – произнес он отчетливо.
Клерк, низко склонясь над пергаментом, усердно работал пером.
– «…чувствуя приближение смерти и желая распорядиться своим имуществом, изъявляю, что воля моя такова…»
Больной диктовал медленно, останавливаясь для того, чтобы дать мальчику возможность поспеть за собой.
– «…Все перечисленные в прилагаемых списках мои наследственные земли, два замка, угодья, поля, луга, мельницы и пруды, принадлежащие мне лично и находящиеся под опекой отца моего, сэра Гью Друрикома, все пожалованные мне королем земли и выморочное имущество изменника Бельфура Ленокса. все привезенные мной из Франции и находящиеся на сохранении у каноника церкви Св. Этельберта в Дувре золотые украшения и камни, также перечисленные в списке, после смерти моей завещаю двоюродной сестре моей, дочери покойного брата отца моего, леди Джоанне Друриком…»
Мать Геновева в волнении поднялась с кресла. Сам бог привел сюда эту девчонку!
– Заприте на ключ дверь библиотеки, – сказала она тихо.
Сэр Тристан лежал с закрытыми глазами. Но и сквозь опущенные веки он по-прежнему ясно различал переплет оконной рамы, только теперь он был не черный, а белый, а небо в окне было огненного цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85