Когда она спала, это лицо было спокойным и сильным, а когда бодрствовала, оно становилось полным динамики. Луис оглядел ее всю. „Почему у нее такая невыразительная одежда? – подумал он. – Зачем выбирать одежду, которая подходит для любого типа, любого возраста?" Хосе описал ее привлекательной, но не сексапильной.
Позволив своему взгляду пройтись по очертаниям тела Фрэнсис под белой футболкой и голубой юбкой, Луис согласился с первым утверждением, но никак не со вторым. Да и что значит быть сексапильной? Конечно, ей не хватало грациозности, ее руки и ноги были, пожалуй, крупноватыми, но она…
– Не надо так пристально меня разглядывать, – сказала Фрэнсис, проснувшись, но продолжая неподвижно лежать.
– Я очень извиняюсь…
– Мы уже почти приехали?
– Еще несколько километров. – Он указал пальцем. – Вон там, на том склоне холма. Это Мохас.
Фрэнсис выпрямилась. На другой стороне долины лежала деревня, раскинувшаяся по склону холма подобно горстке рассыпанных кусочков сахара.
– Зеленое в середине – это „посада". Сад и „посада".
– Вы, похоже, не устали. Ехали тан долго и на большой скорости.
– Разве это долго, – заметил Луис.
Дорога зигзагами спустилась в долину, пересекла болотистое поле, поросшее шелестящим бамбуком, а местами – иссушенными, неубранными стеблями кукурузы, и снова начала подниматься вверх. Склоны с обеих сторон были покрыты террасами полей, изгибающимися по контурам холма и поддерживаемыми невысокими стенами из серо-коричневатого камня. Они проехали мимо мальчика в бейсболке, пасущего стадо пегих коз с негромко позванивающими колокольчиками, а потом мимо мужчины с крошечным осликом, почти скрытым под огромной кучей хвороста.
У Фрэнсис непроизвольно вырвалось:
– Трудно представить, что я тут по делу.
– Просто мы слишком много думаем о делах. Мы слишком много думаем о цели.
– Вы действительно тан считаете?
– Мисс Шор…
– Фрэнсис.
– Спасибо. Фрэнсис, мы продолжим нашу философскую беседу позже, а сейчас я – ваш гид, а вы – мой турист. Справа вы можете видеть миндальную рощу.
Сучковатые и изогнутые, словно с иллюстрации к детской сказке, миндальные деревья стояли на кирпичного цвета неровной земле, каменистой и твердой.
Луис сказал:
– Ну вот мы и приехали. Теперь закройте глаза. Мы въезжаем.
– Но вы же говорили, что никаких машин…
– Никаких машин, кроме моей и еще нескольких. Дорога резко свернула влево, продолжая взбираться вверх по склону холма. Справа тянулась стена, высокая белая стена с узким темным проездом в ней, таким узким, что казалось, там не проедет даже велосипед.
– Мы же не можем…
– Закройте глаза. Гостей мы просим оставлять машины здесь, у сада, и прислуга из гостиницы сопровождает их внутрь.
Машина буквально проскользнула через проезд, оставляя всего лишь по нескольку сантиметров до стены с каждого борта. Послушно закрыв глаза, Фрэнсис почувствовала, что так нервничает больше, и открыла их, осматриваясь вокруг себя. Белые дорожки, белые аллеи, белые ступеньки, вымощенная булыжником площадь, горшки с геранью, плотно прикрытые ставни, запертые ворота, виноградная лоза на балконах и террасах, небо, кошки, вынесенные из домов на улицу стулья… И все это круто наклоненное, какое-то изогнутое и неправдоподобное. И крошечная площадь с акациями и двумя стариками на скамейке.
– Здесь, – сказал Луис.
– Где?
– Вон, в углу, – ответил он, притормаживая и въезжая в черный квадрат тени.
В углу был миниатюрный переулок, в конце которого виднелось бело-оранжевое здание без окон, с большой деревянной дверью в белой раме, а сбоку – медная табличка.
– „Посада Мохас", – торжественно объявил Луис.
Ее поселили в номере на первом этаже. Путь в него лежал через несколько несимметричных внутренних двориков с балконами и лимонными деревьями в кадках. Стены вокруг двориков были выкрашены в белый цвет, а балконы – в густой оранжевый. Земля была вымощена плиткой того же цвета, что и покатые деревенские крыши, смеси абрикосового и терракотового, спокойного и мягкого.
– Вам здесь будет удобно, – сказал Луис тем же горделивым тоном, каким в аэропорту объявлял о температуре воздуха.
– Из этой комнаты вы сможете видеть сад и долину. Комната была продолговатой. В одной стене были устроены два окна: обыкновенное и высокое створчатое, доходившее до самого пола и выходившее на балкон. Обе створки большого окна были открыты, и на пол падали лучи солнца, а свежий ветерок слегка покачивал шторы, новые шторы из хлопка в желтую, белую и голубую полоску, шуршащие своими окнами по плиткам пола. В комнате стояла высокая резная кровать с белыми взбитыми подушками и темный комод, похожий на маленький алтарь. На полу лежали тканые коврики, а на стенах, выбеленных очень тщательно, почти до синевы, висели два старых деревянных панно: на одном были изображены лилии, а на другом – голова ангела с курчавыми волосами и нимбом. Луис сказал:
– Я жду в саду. Когда будете готовы, мы с вами пойдем есть лепешки. И не спешите. Здесь никогда не спешат.
Фрэнсис сняла туфли, перейдя с холодного, находившегося в тени, участка пола на теплый. Она вышла на балкон и оперлась о перила. Под ней находился сад, устроенный, как и поля за деревней, на нескольких крошечных террасах. Причем каменные стены террас и ступеньки лестниц были уставлены амфорами, глиняными кувшинами и горшками и покрыты водопадом цветов и листьев. Тут были и деревья – одна акация и несколько эвкалиптов, размахивающих своими серо-зелеными ветвями на фоне неба, а в их тени – белые садовые кресла, сделанные из кованого железа. Под садом виднелись покатые деревенские крыши, спускавшиеся все ниже и ниже к долине, и лишь в нескольких местах это движение вниз прерывалось немногочисленными домами с плоскими крышами, поперек которых были натянуты веревки с полощущимся на ветру бельем.
Здесь царила почти абсолютная тишина. Далеко из долины доносились едва слышимые звуки колокольчиков, да из гостиничной кухни слышалось неясное постукивание сковородок, на которых готовили лепешки. Фрэнсис прикрыла глаза. „Иногда, только иногда, в жизни наступает момент счастья, столь восхитительного своей невинностью, своей естественностью, своей правотой! И в такой момент вы испытываете полную гармонию…" – подумала она.
– Фрэнсис?
Она открыла глаза и посмотрела вниз. Луис стоял на средней террасе прямо под ней.
– Все в порядке?
– О да, да…
– Тогда идите есть. Я жду вас.
ГЛАВА 8
Шел дождь, несильный, мягкий, немного липкий дождь раннего лета. Туристы в Бате, теперь посещающие его целый год, раскрыли свои зонты и слонялись по скользким тротуарам раздражающими, бессмысленными толпами. Год за годом эти туристы, несмотря на то что они тратили приличные суммы, раздражали Роберта все больше и больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87
Позволив своему взгляду пройтись по очертаниям тела Фрэнсис под белой футболкой и голубой юбкой, Луис согласился с первым утверждением, но никак не со вторым. Да и что значит быть сексапильной? Конечно, ей не хватало грациозности, ее руки и ноги были, пожалуй, крупноватыми, но она…
– Не надо так пристально меня разглядывать, – сказала Фрэнсис, проснувшись, но продолжая неподвижно лежать.
– Я очень извиняюсь…
– Мы уже почти приехали?
– Еще несколько километров. – Он указал пальцем. – Вон там, на том склоне холма. Это Мохас.
Фрэнсис выпрямилась. На другой стороне долины лежала деревня, раскинувшаяся по склону холма подобно горстке рассыпанных кусочков сахара.
– Зеленое в середине – это „посада". Сад и „посада".
– Вы, похоже, не устали. Ехали тан долго и на большой скорости.
– Разве это долго, – заметил Луис.
Дорога зигзагами спустилась в долину, пересекла болотистое поле, поросшее шелестящим бамбуком, а местами – иссушенными, неубранными стеблями кукурузы, и снова начала подниматься вверх. Склоны с обеих сторон были покрыты террасами полей, изгибающимися по контурам холма и поддерживаемыми невысокими стенами из серо-коричневатого камня. Они проехали мимо мальчика в бейсболке, пасущего стадо пегих коз с негромко позванивающими колокольчиками, а потом мимо мужчины с крошечным осликом, почти скрытым под огромной кучей хвороста.
У Фрэнсис непроизвольно вырвалось:
– Трудно представить, что я тут по делу.
– Просто мы слишком много думаем о делах. Мы слишком много думаем о цели.
– Вы действительно тан считаете?
– Мисс Шор…
– Фрэнсис.
– Спасибо. Фрэнсис, мы продолжим нашу философскую беседу позже, а сейчас я – ваш гид, а вы – мой турист. Справа вы можете видеть миндальную рощу.
Сучковатые и изогнутые, словно с иллюстрации к детской сказке, миндальные деревья стояли на кирпичного цвета неровной земле, каменистой и твердой.
Луис сказал:
– Ну вот мы и приехали. Теперь закройте глаза. Мы въезжаем.
– Но вы же говорили, что никаких машин…
– Никаких машин, кроме моей и еще нескольких. Дорога резко свернула влево, продолжая взбираться вверх по склону холма. Справа тянулась стена, высокая белая стена с узким темным проездом в ней, таким узким, что казалось, там не проедет даже велосипед.
– Мы же не можем…
– Закройте глаза. Гостей мы просим оставлять машины здесь, у сада, и прислуга из гостиницы сопровождает их внутрь.
Машина буквально проскользнула через проезд, оставляя всего лишь по нескольку сантиметров до стены с каждого борта. Послушно закрыв глаза, Фрэнсис почувствовала, что так нервничает больше, и открыла их, осматриваясь вокруг себя. Белые дорожки, белые аллеи, белые ступеньки, вымощенная булыжником площадь, горшки с геранью, плотно прикрытые ставни, запертые ворота, виноградная лоза на балконах и террасах, небо, кошки, вынесенные из домов на улицу стулья… И все это круто наклоненное, какое-то изогнутое и неправдоподобное. И крошечная площадь с акациями и двумя стариками на скамейке.
– Здесь, – сказал Луис.
– Где?
– Вон, в углу, – ответил он, притормаживая и въезжая в черный квадрат тени.
В углу был миниатюрный переулок, в конце которого виднелось бело-оранжевое здание без окон, с большой деревянной дверью в белой раме, а сбоку – медная табличка.
– „Посада Мохас", – торжественно объявил Луис.
Ее поселили в номере на первом этаже. Путь в него лежал через несколько несимметричных внутренних двориков с балконами и лимонными деревьями в кадках. Стены вокруг двориков были выкрашены в белый цвет, а балконы – в густой оранжевый. Земля была вымощена плиткой того же цвета, что и покатые деревенские крыши, смеси абрикосового и терракотового, спокойного и мягкого.
– Вам здесь будет удобно, – сказал Луис тем же горделивым тоном, каким в аэропорту объявлял о температуре воздуха.
– Из этой комнаты вы сможете видеть сад и долину. Комната была продолговатой. В одной стене были устроены два окна: обыкновенное и высокое створчатое, доходившее до самого пола и выходившее на балкон. Обе створки большого окна были открыты, и на пол падали лучи солнца, а свежий ветерок слегка покачивал шторы, новые шторы из хлопка в желтую, белую и голубую полоску, шуршащие своими окнами по плиткам пола. В комнате стояла высокая резная кровать с белыми взбитыми подушками и темный комод, похожий на маленький алтарь. На полу лежали тканые коврики, а на стенах, выбеленных очень тщательно, почти до синевы, висели два старых деревянных панно: на одном были изображены лилии, а на другом – голова ангела с курчавыми волосами и нимбом. Луис сказал:
– Я жду в саду. Когда будете готовы, мы с вами пойдем есть лепешки. И не спешите. Здесь никогда не спешат.
Фрэнсис сняла туфли, перейдя с холодного, находившегося в тени, участка пола на теплый. Она вышла на балкон и оперлась о перила. Под ней находился сад, устроенный, как и поля за деревней, на нескольких крошечных террасах. Причем каменные стены террас и ступеньки лестниц были уставлены амфорами, глиняными кувшинами и горшками и покрыты водопадом цветов и листьев. Тут были и деревья – одна акация и несколько эвкалиптов, размахивающих своими серо-зелеными ветвями на фоне неба, а в их тени – белые садовые кресла, сделанные из кованого железа. Под садом виднелись покатые деревенские крыши, спускавшиеся все ниже и ниже к долине, и лишь в нескольких местах это движение вниз прерывалось немногочисленными домами с плоскими крышами, поперек которых были натянуты веревки с полощущимся на ветру бельем.
Здесь царила почти абсолютная тишина. Далеко из долины доносились едва слышимые звуки колокольчиков, да из гостиничной кухни слышалось неясное постукивание сковородок, на которых готовили лепешки. Фрэнсис прикрыла глаза. „Иногда, только иногда, в жизни наступает момент счастья, столь восхитительного своей невинностью, своей естественностью, своей правотой! И в такой момент вы испытываете полную гармонию…" – подумала она.
– Фрэнсис?
Она открыла глаза и посмотрела вниз. Луис стоял на средней террасе прямо под ней.
– Все в порядке?
– О да, да…
– Тогда идите есть. Я жду вас.
ГЛАВА 8
Шел дождь, несильный, мягкий, немного липкий дождь раннего лета. Туристы в Бате, теперь посещающие его целый год, раскрыли свои зонты и слонялись по скользким тротуарам раздражающими, бессмысленными толпами. Год за годом эти туристы, несмотря на то что они тратили приличные суммы, раздражали Роберта все больше и больше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87