Тем не менее Элвин надеялся, что они оценят
его внимание: он начал постигать чуткость, хотя и не понял еще,
что, подобно прочим достоинствам, она немного стоит, если не
является внезапной и бессознательной.
Затем, повинуясь неожиданному импульсу, он вызвал номер,
который дал ему когда-то Хедрон в Башне Лоранна. Он, конечно,
не ожидал ответа, но Хедрон мог оставить для него сообщение.
Догадка была правильной; но содержание сообщения
оказалось поразительно неожиданным.
Стена растворилась; перед ним стоял Хедрон. Шут выглядел
усталым и утратившим присутствие духа; он больше не был
уверенной, слегка циничной личностью, направившей Элвина к
Лису. В его глазах читалась затравленность, и он говорил так,
словно очень торопился.
- Элвин, - начал он, - это запись. Только ты можешь
получить ее; располагай ею дальше по своему усмотрению. Для
меня это не будет иметь значения.
Когда я вернулся к Гробнице Ярлана Зея, то обнаружил,
что Алистра выследила нас. Она, должно быть, рассказала Совету,
что ты покинул Диаспар и что я помогал тебе. Очень скоро меня
начали разыскивать служители, и я решил скрыться. Я привык к
этому - ведь я делал это и раньше, когда некоторые из моих
шуток не были оценены по достоинству (здесь, подумалось Элвину,
на миг промелькнул прежний Хедрон). Служители не нашли бы меня
и за тысячу лет, но я почувствовал, что мною интересуются не
только они. В Диаспаре есть незнакомцы, Элвин, они могли
появиться только из Лиса, и они тоже ищут меня. Я не знаю, что
это означает, и мне это не нравится. То обстоятельство, что они
чуть было не схватили меня в чужом для них городе, заставляет
думать, что они обладают телепатической силой. Я могу бороться
с Советом, но не рискую противостоять неизвестной напасти.
Поэтому я решился на то, чего, думаю, потребовал бы от
меня и Совет - он уже угрожал этим. Я иду туда, где мне некого
опасаться и где я избегну всех перемен, которые теперь могут
произойти в Диаспаре. Возможно, я делаю глупость, но это станет
ясно лишь по истечении времени. Когда-нибудь я узнаю ответ.
Теперь ты, видимо, догадался, что я иду обратно в Зал
Творения, в покой Банков Памяти. Что бы ни произошло, я
доверяюсь Центральному Компьютеру и силам, которыми он
повелевает на благо Диаспара. Если что-нибудь случится с
Центральным Компьютером, мы все пропали. Если нет, мне нечего
бояться.
Когда я снова вернусь в Диаспар, через пятьдесят или сто
тысяч лет, для меня пройдет лишь миг. Интересно, какой город я
увижу? Если ты будешь жить в нем, то от знакомого мне города
мало что останется. Однажды, верю, мы встретимся снова. Не могу
сказать, жду ли я этой встречи или опасаюсь ее.
Я никогда не понимал тебя, Элвин, хотя было время, когда
в своем тщеславии я думал, что понимаю. Истина ведома только
Центральному Компьютеру, и только он знает правду о тех
Уникумах, которые появлялись время от времени на протяжении
тысячелетий и затем исчезали навсегда. Выяснил ли ты, что с
ними стало?
Одна из причин моего бегства в будущее - нетерпение. Я
хочу увидеть результаты начатого тобой дела, но хочу
позаботиться и о том, чтобы пропустить промежуточные стадии -
подозреваю, что в них будет мало приятного. Интересно, какой
мир окружит меня через каких-нибудь несколько минут
субъективного времени; будут ли помнить тебя как творца или
разрушителя - и будут ли помнить вообще.
До свидания, Элвин. Я думал дать тебе пару советов, но
вряд ли ты примешь их. Ты пойдешь своей дорогой, как всегда, а
твои друзья будут лишь орудиями, используемыми или
отбрасываемыми по обстоятельствам.
Это все. Более мне нечего сказать.
Еще секунду Хедрон, существующий теперь уже только в
виде образа электрических зарядов в ячейках памяти города,
глядел на Элвина с усталой покорностью и, казалось, с тоской.
Потом экран погас. ... Когда изображение Хедрона растаяло,
Элвин долго сидел в неподвижности. Впервые за всю жизнь он
вгляделся в свою душу со стороны, ибо не мог отрицать
справедливости слов Хедрона. Останавливался ли он во всех своих
замыслах и приключениях хоть раз, чтобы подумать, как отразятся
на друзьях его поступки? Он доставлял близким беспокойство, а
вскоре мог навлечь на них и нечто худшее - и все из-за своего
ненасытного любопытства и жажды познавать то, чем не следовало
интересоваться.
Ему никогда не нравился Хедрон: замкнуто-собранный
характер Шута мешал установлению тесных отношений, несмотря на
всю добрую волю Элвина. Но сейчас, думая о прощальных словах
Шута, он мучился угрызениями совести. Ведь это из-за его
поступков Шут бежал из нынешнего века в неопределенное будущее.
Но, без сомнения, подумал Элвин, в этом происшествии он
не должен винить только себя. Оно лишь доказало уже известное -
Хедрон был трусом. Возможно, он был не более труслив, чем любой
другой диаспарец. Но при этом, к собственному несчастью, Хедрон
обладал слишком живым воображением. Элвин мог признать за собой
в лучшем случае долю ответственности за судьбу, постигшую Шута
- но принять все на себя он не соглашался.
Кого еще в Диаспаре он задел или обидел? Он подумал о
Джезераке, своем наставнике, который был столь терпелив с
труднейшим из учеников. Элвин вспомнил знаки доброты,
полученные им от родителей за все эти годы - их оказалось
гораздо больше, чем поначалу представлялось.
Он подумал также об Алистре. Она любила его, а он
принимал эту любовь или пренебрегал ею по своему желанию. Но
что ему оставалось делать? Разве она была бы счастливей,
оттолкни он ее совсем?
Элвин теперь понял, почему он никогда не любил
диаспарских женщин, в том числе и Алистру. То был еще один
урок, преподанный ему Лисом. Диаспар позабыл многое, в том
числе - истинный смысл любви. В Эрли он видел матерей, которые
укачивали детей на коленях, и сам ощутил покровительственную
нежность ко всем маленьким и беззащитным существам, являющуюся
бескорыстным двойником любви. Но в Диаспаре не было ни одной
женщины, которая бы знала или хотя бы интересовалась тем, что
когда-то было конечной целью любви.
В бессмертном городе не было настоящих чувств, глубоких
страстей. Вероятно, подобные вещи могут зарождаться лишь
благодаря тому, что они мимолетны, не могут длиться вечно и
пребывают в тени; а Диаспар отрицал неясность.
И вот наступил момент, когда Элвин осознал, какой должна
стать его судьба. До сих пор он был бессознательным
исполнителем собственной воли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
его внимание: он начал постигать чуткость, хотя и не понял еще,
что, подобно прочим достоинствам, она немного стоит, если не
является внезапной и бессознательной.
Затем, повинуясь неожиданному импульсу, он вызвал номер,
который дал ему когда-то Хедрон в Башне Лоранна. Он, конечно,
не ожидал ответа, но Хедрон мог оставить для него сообщение.
Догадка была правильной; но содержание сообщения
оказалось поразительно неожиданным.
Стена растворилась; перед ним стоял Хедрон. Шут выглядел
усталым и утратившим присутствие духа; он больше не был
уверенной, слегка циничной личностью, направившей Элвина к
Лису. В его глазах читалась затравленность, и он говорил так,
словно очень торопился.
- Элвин, - начал он, - это запись. Только ты можешь
получить ее; располагай ею дальше по своему усмотрению. Для
меня это не будет иметь значения.
Когда я вернулся к Гробнице Ярлана Зея, то обнаружил,
что Алистра выследила нас. Она, должно быть, рассказала Совету,
что ты покинул Диаспар и что я помогал тебе. Очень скоро меня
начали разыскивать служители, и я решил скрыться. Я привык к
этому - ведь я делал это и раньше, когда некоторые из моих
шуток не были оценены по достоинству (здесь, подумалось Элвину,
на миг промелькнул прежний Хедрон). Служители не нашли бы меня
и за тысячу лет, но я почувствовал, что мною интересуются не
только они. В Диаспаре есть незнакомцы, Элвин, они могли
появиться только из Лиса, и они тоже ищут меня. Я не знаю, что
это означает, и мне это не нравится. То обстоятельство, что они
чуть было не схватили меня в чужом для них городе, заставляет
думать, что они обладают телепатической силой. Я могу бороться
с Советом, но не рискую противостоять неизвестной напасти.
Поэтому я решился на то, чего, думаю, потребовал бы от
меня и Совет - он уже угрожал этим. Я иду туда, где мне некого
опасаться и где я избегну всех перемен, которые теперь могут
произойти в Диаспаре. Возможно, я делаю глупость, но это станет
ясно лишь по истечении времени. Когда-нибудь я узнаю ответ.
Теперь ты, видимо, догадался, что я иду обратно в Зал
Творения, в покой Банков Памяти. Что бы ни произошло, я
доверяюсь Центральному Компьютеру и силам, которыми он
повелевает на благо Диаспара. Если что-нибудь случится с
Центральным Компьютером, мы все пропали. Если нет, мне нечего
бояться.
Когда я снова вернусь в Диаспар, через пятьдесят или сто
тысяч лет, для меня пройдет лишь миг. Интересно, какой город я
увижу? Если ты будешь жить в нем, то от знакомого мне города
мало что останется. Однажды, верю, мы встретимся снова. Не могу
сказать, жду ли я этой встречи или опасаюсь ее.
Я никогда не понимал тебя, Элвин, хотя было время, когда
в своем тщеславии я думал, что понимаю. Истина ведома только
Центральному Компьютеру, и только он знает правду о тех
Уникумах, которые появлялись время от времени на протяжении
тысячелетий и затем исчезали навсегда. Выяснил ли ты, что с
ними стало?
Одна из причин моего бегства в будущее - нетерпение. Я
хочу увидеть результаты начатого тобой дела, но хочу
позаботиться и о том, чтобы пропустить промежуточные стадии -
подозреваю, что в них будет мало приятного. Интересно, какой
мир окружит меня через каких-нибудь несколько минут
субъективного времени; будут ли помнить тебя как творца или
разрушителя - и будут ли помнить вообще.
До свидания, Элвин. Я думал дать тебе пару советов, но
вряд ли ты примешь их. Ты пойдешь своей дорогой, как всегда, а
твои друзья будут лишь орудиями, используемыми или
отбрасываемыми по обстоятельствам.
Это все. Более мне нечего сказать.
Еще секунду Хедрон, существующий теперь уже только в
виде образа электрических зарядов в ячейках памяти города,
глядел на Элвина с усталой покорностью и, казалось, с тоской.
Потом экран погас. ... Когда изображение Хедрона растаяло,
Элвин долго сидел в неподвижности. Впервые за всю жизнь он
вгляделся в свою душу со стороны, ибо не мог отрицать
справедливости слов Хедрона. Останавливался ли он во всех своих
замыслах и приключениях хоть раз, чтобы подумать, как отразятся
на друзьях его поступки? Он доставлял близким беспокойство, а
вскоре мог навлечь на них и нечто худшее - и все из-за своего
ненасытного любопытства и жажды познавать то, чем не следовало
интересоваться.
Ему никогда не нравился Хедрон: замкнуто-собранный
характер Шута мешал установлению тесных отношений, несмотря на
всю добрую волю Элвина. Но сейчас, думая о прощальных словах
Шута, он мучился угрызениями совести. Ведь это из-за его
поступков Шут бежал из нынешнего века в неопределенное будущее.
Но, без сомнения, подумал Элвин, в этом происшествии он
не должен винить только себя. Оно лишь доказало уже известное -
Хедрон был трусом. Возможно, он был не более труслив, чем любой
другой диаспарец. Но при этом, к собственному несчастью, Хедрон
обладал слишком живым воображением. Элвин мог признать за собой
в лучшем случае долю ответственности за судьбу, постигшую Шута
- но принять все на себя он не соглашался.
Кого еще в Диаспаре он задел или обидел? Он подумал о
Джезераке, своем наставнике, который был столь терпелив с
труднейшим из учеников. Элвин вспомнил знаки доброты,
полученные им от родителей за все эти годы - их оказалось
гораздо больше, чем поначалу представлялось.
Он подумал также об Алистре. Она любила его, а он
принимал эту любовь или пренебрегал ею по своему желанию. Но
что ему оставалось делать? Разве она была бы счастливей,
оттолкни он ее совсем?
Элвин теперь понял, почему он никогда не любил
диаспарских женщин, в том числе и Алистру. То был еще один
урок, преподанный ему Лисом. Диаспар позабыл многое, в том
числе - истинный смысл любви. В Эрли он видел матерей, которые
укачивали детей на коленях, и сам ощутил покровительственную
нежность ко всем маленьким и беззащитным существам, являющуюся
бескорыстным двойником любви. Но в Диаспаре не было ни одной
женщины, которая бы знала или хотя бы интересовалась тем, что
когда-то было конечной целью любви.
В бессмертном городе не было настоящих чувств, глубоких
страстей. Вероятно, подобные вещи могут зарождаться лишь
благодаря тому, что они мимолетны, не могут длиться вечно и
пребывают в тени; а Диаспар отрицал неясность.
И вот наступил момент, когда Элвин осознал, какой должна
стать его судьба. До сих пор он был бессознательным
исполнителем собственной воли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76