В ваше время мир прослушивается вдоль и поперек. И стоит это не так уж дорого… в оборудованных местах.
— Вы подслушивали нашу беседу? — Вопрос американского ученого прозвучал вполне деловито.
— Свобода слова, джентльмены, заключается не только в том, чтобы произносить любые фразы, но и чтобы слышать их. Не правда ли?
Юрий Сергеевич расслышал: кто-то откашливается.
— Во всяком случае, я хочу перевести столь интересную беседу, которую вы вели между собой, на рельсы интервью. Разве не стоит?
— Мы не против прессы, — проворчал Мирер.
— Вот и отлично. О'кэй! Что вы говорили до сих пор, нам известно. — И Генри Смит постучал по столику.
Мелхов видел проходившего мимо метрдотеля. Тот по-прежнему был соткан из улыбок, но старался не смотреть на ниши.
— Чего вы хотите? — послышался голос Мирера.
— Пустое. Ваше мнение по поводу одного проекта: как человечеству, слишком усердно размножающемуся, справиться со своей похотью и всемирным потопом из человеческих тел?
— Построить Ноев ковчег, как сделал библейский Ной, и бежать с Земли? — спросил Мирер.
— Не пойдет. В космосе нет пока звезды обетованной. Дело в другом, джентльмены. Все очень просто. Надо ввести налог ООН, одинаковый для всех стран и народов. Тысячу доларов, а хотите и больше, за каждого третьего ребенка.
— Я готов заплатить, — солидно вставил свое слово англичанин.
— Вы заплатите, проф, я, пожалуй, тоже смогу заплатить, но… миленькие черненькие и желтенькие папаши и мамаши могут и не собрать требуемой суммы. А если ввести еще премию за бездетность? Ха! Неплохо, не правда ли?
— Хочешь иметь большую семью, сумей прокормить ее и заплатить налоги. Это не так уж глупо, — заметил Мирер.
— Я, надеюсь, не отвлеку вас, если проведу некоторую аналогию, — вставил профессор Смайльс. — У некоторых мусульманских народов право каждого магометанина иметь многих жен обусловлено обязательством предоставить каждой новой жене отдельную комнату. Правда, дополнительный налог на жену, кажется, не предусмотрен.
— А зря! — хохотнул Генри Смит. — Я бы заплатил хоть стоимость этого интервью за некую хорошенькую бесовочку, к которой моя благоверная не имела бы права ревновать. Ислам — это вещь! Не правда ли?
— Итак, налог на каждого третьего ребенка, — солидно продолжал мистер Мирер. — Об этом стоит подумать и вашим читателям, и руководителям ООН, а также входящим в ООН странам.
— Браво, джентльмены! Я так и думал, что мы с вами поладим. О'кэй? Не выпить ли нам по этому случаю еще по одной?
Когда Генри Смит, очень довольный собой, вернулся к своему столику, где его должен был ждать этот русский простофиля, то застал лишь официанта, убирающего грязные тарелки.
Русский инженер Мелхов исчез. Смит со злости сбросил на пол тарелку и тут же заплатил за нее.
Зато по счету платить не пришлось. Русский сделал это за него.
Часть вторая. БОЛЬШОЕ И МАЛОЕ
Жизнь не те дни, что прошли,
а те, что запомнились.
П. П. Павленко
Глава первая. РОЖДЕННАЯ НА МАРСЕ
«Осуществилась моя мечта. Полетел я на летающей лодке „Каталина“ и притом вместе с Марией. Деда ее мы весной схоронили. Славный был старик, мудрый. Меня жить учил, чтобы не чуждался я людей, потому „человеку без оленя нельзя, а без людей и вовсе плохо“. Понимал он меня, насквозь видел.
Летающая лодка чайкой морской на воду села, буруны вспенила, по речной глади понеслась, разворачиваясь, чтобы подойти к мосткам, где мы с Марией ждали. Волны заплеснулись на доски.
Пилот напомнил моего летчика, которому с парашютом к партизанам спрыгнуть не привелось. Такой же огромный, только в унтах собачьих и смешливый. Но на счет меня никаких острот! Приказано ему в Усть-Каре заправиться и пассажиров забрать.
Во время полета я с его разрешения крышу заднего салона приоткрыл и рассказывал Марии, как с турелью управлялся. Ветер на голове волосы сразу пригладил, вырвать их старался.
Тундра сверху вся в разноцветных пятнах. Это озерца и лужи разной глубины.
Бухта острова Диксон, куда мы направлялись, показалась разграфленным чертежом. Волны на ней разгулялись. При посадке нас так тряхнуло, думал, самолет рассыплется. А он ничего, весело на гребнях подскакивает.
К нам подошел катер и снял нас с Марией. А летающая лодка сразу в ледовую разведку пошла. Кораблю «Георгий Седов» дорогу высматривать.
На этом корабле Эрнест Теодорович Кренкель в инспекционной поездке все полярные станции обходил и мы вместе с ним до Земли Франца-Иосифа плыли.
Встретил он нас на корабле радушно и шутливо:
— Ну как, марсиане? К полету готовы на другую планету?
Мария смущалась. А мы с Кренкелем коньяк пили.
Побывал «Георгий Седов» в бухте Тихой. И мы с Марией любовались скалой Рубиновой с птичьим базаром. Одна сторона утеса казалась не красной, как другая, а белой. Столько птиц на ней гнездилось.
На берегу, близ домиков полярной станции, бегали два белых медвежонка. Их там воспитывали.
А потом корабль стал пробиваться дальше на север. Ледовой разведки с воздуха уже не было, приходилось на чутье капитана полагаться.
И добрались мы до края света.
Кренкель усмехался:
— Сам просился хоть на Марс. Вот и выгружайся с семейством на эту неземную планету. И не взыщи, брат. — Губы смеются, а глаза серьезные.
Знает, что зимовать здесь — дело нешуточное.
А выгружаться некуда — прибой такой сильный, что капитан кунгасы не рисковал посылать. Посоветовались они с Кренкелем и решили: пристать кораблю у обрыва ледника, который сползал с острова. Пришвартовался «Георгий Седов» к нему как к причалу, и прямо на ледник высадили нас с Марией, сгрузили наши вещички, потом ящики разные, бензиновые бочки и гору каменного угля — годовой запас топлива.
Неприветлив был остров, гол и скалист, под стать настоящему Марсу.
В авральную ночь моряки пытались перетащить на полярную станцию доставленный груз… да не успели. Разыгрался шторм, и пришлось «Седову» убраться восвояси. Беречь надо было корабль.
Теперь это странным может показаться. А в период послевоенного освоения Арктики люди, как недавно в окопах, на комфорт не рассчитывали. Обычным это делом было.
И когда «Георгия Седова» след простыл, раздался пушечный выстрел, словно кто салютовал ему на прощание. Тут война мне вспомнилась. Только это «отелился», как здесь говорят, ледник — айсберг отломился и всплыл на чистой воде.
И сразу штормовым ветром его от острова погнало. Стояли втроем на берегу, мы с Марией и наш начальник, опытный полярник Сходов Василий Васильевич, и с горечью смотрели, как уплывают на снежной спине айсберга все наши запасы: и бензиновые бочки — только две успели выкатить, и гора каменного угля, и ящики всякие.
А знатный полярник вопрос задает:
— Ну как, Толстовцев?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112
— Вы подслушивали нашу беседу? — Вопрос американского ученого прозвучал вполне деловито.
— Свобода слова, джентльмены, заключается не только в том, чтобы произносить любые фразы, но и чтобы слышать их. Не правда ли?
Юрий Сергеевич расслышал: кто-то откашливается.
— Во всяком случае, я хочу перевести столь интересную беседу, которую вы вели между собой, на рельсы интервью. Разве не стоит?
— Мы не против прессы, — проворчал Мирер.
— Вот и отлично. О'кэй! Что вы говорили до сих пор, нам известно. — И Генри Смит постучал по столику.
Мелхов видел проходившего мимо метрдотеля. Тот по-прежнему был соткан из улыбок, но старался не смотреть на ниши.
— Чего вы хотите? — послышался голос Мирера.
— Пустое. Ваше мнение по поводу одного проекта: как человечеству, слишком усердно размножающемуся, справиться со своей похотью и всемирным потопом из человеческих тел?
— Построить Ноев ковчег, как сделал библейский Ной, и бежать с Земли? — спросил Мирер.
— Не пойдет. В космосе нет пока звезды обетованной. Дело в другом, джентльмены. Все очень просто. Надо ввести налог ООН, одинаковый для всех стран и народов. Тысячу доларов, а хотите и больше, за каждого третьего ребенка.
— Я готов заплатить, — солидно вставил свое слово англичанин.
— Вы заплатите, проф, я, пожалуй, тоже смогу заплатить, но… миленькие черненькие и желтенькие папаши и мамаши могут и не собрать требуемой суммы. А если ввести еще премию за бездетность? Ха! Неплохо, не правда ли?
— Хочешь иметь большую семью, сумей прокормить ее и заплатить налоги. Это не так уж глупо, — заметил Мирер.
— Я, надеюсь, не отвлеку вас, если проведу некоторую аналогию, — вставил профессор Смайльс. — У некоторых мусульманских народов право каждого магометанина иметь многих жен обусловлено обязательством предоставить каждой новой жене отдельную комнату. Правда, дополнительный налог на жену, кажется, не предусмотрен.
— А зря! — хохотнул Генри Смит. — Я бы заплатил хоть стоимость этого интервью за некую хорошенькую бесовочку, к которой моя благоверная не имела бы права ревновать. Ислам — это вещь! Не правда ли?
— Итак, налог на каждого третьего ребенка, — солидно продолжал мистер Мирер. — Об этом стоит подумать и вашим читателям, и руководителям ООН, а также входящим в ООН странам.
— Браво, джентльмены! Я так и думал, что мы с вами поладим. О'кэй? Не выпить ли нам по этому случаю еще по одной?
Когда Генри Смит, очень довольный собой, вернулся к своему столику, где его должен был ждать этот русский простофиля, то застал лишь официанта, убирающего грязные тарелки.
Русский инженер Мелхов исчез. Смит со злости сбросил на пол тарелку и тут же заплатил за нее.
Зато по счету платить не пришлось. Русский сделал это за него.
Часть вторая. БОЛЬШОЕ И МАЛОЕ
Жизнь не те дни, что прошли,
а те, что запомнились.
П. П. Павленко
Глава первая. РОЖДЕННАЯ НА МАРСЕ
«Осуществилась моя мечта. Полетел я на летающей лодке „Каталина“ и притом вместе с Марией. Деда ее мы весной схоронили. Славный был старик, мудрый. Меня жить учил, чтобы не чуждался я людей, потому „человеку без оленя нельзя, а без людей и вовсе плохо“. Понимал он меня, насквозь видел.
Летающая лодка чайкой морской на воду села, буруны вспенила, по речной глади понеслась, разворачиваясь, чтобы подойти к мосткам, где мы с Марией ждали. Волны заплеснулись на доски.
Пилот напомнил моего летчика, которому с парашютом к партизанам спрыгнуть не привелось. Такой же огромный, только в унтах собачьих и смешливый. Но на счет меня никаких острот! Приказано ему в Усть-Каре заправиться и пассажиров забрать.
Во время полета я с его разрешения крышу заднего салона приоткрыл и рассказывал Марии, как с турелью управлялся. Ветер на голове волосы сразу пригладил, вырвать их старался.
Тундра сверху вся в разноцветных пятнах. Это озерца и лужи разной глубины.
Бухта острова Диксон, куда мы направлялись, показалась разграфленным чертежом. Волны на ней разгулялись. При посадке нас так тряхнуло, думал, самолет рассыплется. А он ничего, весело на гребнях подскакивает.
К нам подошел катер и снял нас с Марией. А летающая лодка сразу в ледовую разведку пошла. Кораблю «Георгий Седов» дорогу высматривать.
На этом корабле Эрнест Теодорович Кренкель в инспекционной поездке все полярные станции обходил и мы вместе с ним до Земли Франца-Иосифа плыли.
Встретил он нас на корабле радушно и шутливо:
— Ну как, марсиане? К полету готовы на другую планету?
Мария смущалась. А мы с Кренкелем коньяк пили.
Побывал «Георгий Седов» в бухте Тихой. И мы с Марией любовались скалой Рубиновой с птичьим базаром. Одна сторона утеса казалась не красной, как другая, а белой. Столько птиц на ней гнездилось.
На берегу, близ домиков полярной станции, бегали два белых медвежонка. Их там воспитывали.
А потом корабль стал пробиваться дальше на север. Ледовой разведки с воздуха уже не было, приходилось на чутье капитана полагаться.
И добрались мы до края света.
Кренкель усмехался:
— Сам просился хоть на Марс. Вот и выгружайся с семейством на эту неземную планету. И не взыщи, брат. — Губы смеются, а глаза серьезные.
Знает, что зимовать здесь — дело нешуточное.
А выгружаться некуда — прибой такой сильный, что капитан кунгасы не рисковал посылать. Посоветовались они с Кренкелем и решили: пристать кораблю у обрыва ледника, который сползал с острова. Пришвартовался «Георгий Седов» к нему как к причалу, и прямо на ледник высадили нас с Марией, сгрузили наши вещички, потом ящики разные, бензиновые бочки и гору каменного угля — годовой запас топлива.
Неприветлив был остров, гол и скалист, под стать настоящему Марсу.
В авральную ночь моряки пытались перетащить на полярную станцию доставленный груз… да не успели. Разыгрался шторм, и пришлось «Седову» убраться восвояси. Беречь надо было корабль.
Теперь это странным может показаться. А в период послевоенного освоения Арктики люди, как недавно в окопах, на комфорт не рассчитывали. Обычным это делом было.
И когда «Георгия Седова» след простыл, раздался пушечный выстрел, словно кто салютовал ему на прощание. Тут война мне вспомнилась. Только это «отелился», как здесь говорят, ледник — айсберг отломился и всплыл на чистой воде.
И сразу штормовым ветром его от острова погнало. Стояли втроем на берегу, мы с Марией и наш начальник, опытный полярник Сходов Василий Васильевич, и с горечью смотрели, как уплывают на снежной спине айсберга все наши запасы: и бензиновые бочки — только две успели выкатить, и гора каменного угля, и ящики всякие.
А знатный полярник вопрос задает:
— Ну как, Толстовцев?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112