Волнение Эндри усилило опасения Кэти, и улыбка сошла с ее губ. Затаив дыхание, девушка с тревогой ждала его слов.
– Посмотри сюда, – он указал пальцем на маленькую карту на последней странице записной книжки. – Изображение очень нечеткое, но видишь эту точку? Это Карлстад, здесь я родился. Мой отец был норвежцем, а мама шведкой. Швеция и Норвегия расположены совсем рядом, это как ваши Англия и Шотландия, понимаешь? – Она кивнула, и он продолжал: – Мой дед по отцовской линии был англичанином, но еще в молодости переселился в Норвегию, а дед по материнской линии был норвежцем. Я с семи лет жил с родителями отца, потому я и говорю так хорошо по-английски. – Он с секунду помолчал. Потом снова заговорил: – Дело в том, что наша семья очень большая, всего нас одиннадцать братьев и сестер, поэтому родители отвезли меня и моего брата Джона к дедушке с бабушкой. Жизнь с ними была просто чудесной. – Эндри широко улыбнулся и погладил бороду. – Мы жили в маленьком домике между Бергеном и Хардангер-фьорд, эта местность со всех сторон окружена водой. Вода везде, куда ни глянь, а в воде скалы. Особенно красиво там весной, когда все начинает цвести. Ты только представь: деревья стоят в цвету, а кругом вода и скалы… Ах! – Эндри вздохнул и закрыл глаза. – Мне было четырнадцать лет, когда я ушел в мое первое плавание, – продолжал он. – Я помню, как мы отплыли из Бергена лунной весенней ночью. Ветер раздувал паруса, и полная луна смотрела с неба. В ту ночь я влюбился в море и понял, что навсегда свяжу с ним свою жизнь. Я думаю, это можно назвать моим первым браком.
«Первый брак. Значит, есть еще и другой брак, – подумала Кэти, – значит, он женат…». Она чувствовала, что все внутри у нее холодеет, и даже его объятия не смогли ее согреть.
– Семь лет спустя я плавал на том же судне в чине первого помощника капитана, – говорил тем временем Эндри. – Когда мы приплыли в Берген, почти весь город собрался на молу, встречая наш корабль, – мы пробыли в плавании почти два года. Мы проплыли через всю северную часть Атлантического океана, побывали в Вест-Индии и в Уругвае, в Монтевидео, и теперь благополучно возвращались домой. За все это долгое путешествие мы не потеряли ни одного члена команды и привезли домой богатый груз. В честь нашего прибытия в ратуше устроили бал. На этом балу я познакомился с одной девушкой. Долгие месяцы я вообще не видел женщины, а у этой девушки были красивые белокурые волосы, миловидное лицо, нежная, белая кожа, и ей нравилось танцевать со мной. Я тогда еще не знал, кто она такая, – для меня она была просто приятной девушкой. Но на следующий день мой брат Джон, который тоже был моряком и сейчас оказался дома, шутливо поздравил меня с тем, что сама мисс Петерсон выбрала меня себе в кавалеры. Мой дед с бабкой тоже смеялись над моим успехом у девушки, которая была дочерью одного из самых богатых и влиятельных людей в городе. Разумеется, никто из домашних не воспринял это всерьез, да я и сам не думал, что когда-то еще увижу мисс Петерсон. Но я ошибался. Петерсоны пригласили меня в гости, и… – Он глубоко вздохнул и посмотрел на Кэти. – Ты должна понять, Кэти, что я был очень молод, честолюбив и… да, я был действительно влюблен в эту девушку. Но, знаешь, есть большая разница между состоянием влюбленности и настоящей любовью. Влюбленность похожа на наваждение, когда это с тобой случается, ты уже не соображаешь, к кому обращено твое чувство. Ты можешь даже не знать, что из себя представляет предмет твоей любви, и не испытывать к нему по-настоящему глубоких чувств, однако ты весь во власти наваждения. Именно это и случилось со мной. Молодость, честолюбие, два года, проведенные вдали от дома, и это странное чувство, неожиданно овладевшее мною, и привели меня к алтарю.
Он замолчал и, наклонившись, приблизил лицо к ней.
– Не смотри на меня так, Кэти, – сказал он, понизив голос, и дотронулся кончиками пальцев до ее век. – Тебе не о чем волноваться. Все это уже давно позади и не имеет никакого отношения к тому, что у нас с тобой.
Потом он выпрямился и продолжал свой рассказ:
– Через пару месяцев после свадьбы я был возведен в ранг капитана и получил в свое распоряжение большой корабль. Быть мужем дочери самого влиятельного человека в городе оказалось очень выгодным для моей карьеры. Когда родился наш первый ребенок, я был в плавании. Это была девочка, и я впервые увидел мою дочь, когда ей было уже семь месяцев. Я провел дома пять недель, и все это время девочка не хотела меня признавать. Она плакала всякий раз, когда я брал ее на руки, плакала и визжала. Конечно, ведь для нее я был незнакомцем, страшным бородатым дядькой. Меня не было дома, когда родилась вторая дочь. Ее я увидел, когда ей был месяц. Она еще ничего не понимала и поэтому не боялась меня, но моя старшая дочь все еще кричала, когда я пытался взять ее на руки. Когда прошло четыре года после свадьбы, мне был дан в управление очень большой корабль – это был замечательный корабль, Кэти. У моего тестя, как ты уже, наверное, поняла, был пай в судоходном деле.
Она кивнула, не сводя глаз с его лица.
– В мое первое плавание на новом корабле я отсутствовал два года, – рассказывал Эндри. – Когда я вернулся, оказалось, что у меня родился сын, и сыну уже был год и четыре месяца. А моя старшая дочь все еще кричала при моем приближении… Я думаю, именно то, что моя дочь не признавала меня, и заставило меня, в конце концов, обратиться к тестю с просьбой назначить меня на одно из небольших суден, курсирующих между Англией и Норвегией, чтобы я мог почаще бывать дома и видеться с детьми. Как ни странно, мое желание было встречено протестом, в основном со стороны жены. Она была полностью удовлетворена настоящим положением вещей и вовсе не желала видеть меня слишком часто. – Он пожал плечами. – Моя жена жила ради детей, которых она баловала сверх всякой меры, ради дома, до меня же ей уже давно не было дела. Напротив, она чувствовала, что ей намного удобнее и спокойнее в роскошном, богато обставленном доме, подаренном ей к свадьбе отцом, когда там нет большого неуклюжего моряка, который ходил своими грубыми ножищами по мягким пушистым коврам и по отполированным полам. – Эндри посмотрел на свои большие ноги, обутые в красные шлепанцы, и рассмеялся. – Что поделаешь, дом хоть и был большой, но в нем не нашлось места для грубого неотесанного моряка. Жена очень любила свой дом и тратила бешеные деньги на обстановку, окружая себя всевозможными дорогими вещами. Ее капризы оплачивал отец. Зарплата капитана достаточно высока, но в сравнении с богатством их семьи деньги, которые зарабатывал я, были лишь каплей в море. Итак, я вновь ушел в плавание. Вернулся я за два дня до рождения нашего четвертого ребенка, девочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
– Посмотри сюда, – он указал пальцем на маленькую карту на последней странице записной книжки. – Изображение очень нечеткое, но видишь эту точку? Это Карлстад, здесь я родился. Мой отец был норвежцем, а мама шведкой. Швеция и Норвегия расположены совсем рядом, это как ваши Англия и Шотландия, понимаешь? – Она кивнула, и он продолжал: – Мой дед по отцовской линии был англичанином, но еще в молодости переселился в Норвегию, а дед по материнской линии был норвежцем. Я с семи лет жил с родителями отца, потому я и говорю так хорошо по-английски. – Он с секунду помолчал. Потом снова заговорил: – Дело в том, что наша семья очень большая, всего нас одиннадцать братьев и сестер, поэтому родители отвезли меня и моего брата Джона к дедушке с бабушкой. Жизнь с ними была просто чудесной. – Эндри широко улыбнулся и погладил бороду. – Мы жили в маленьком домике между Бергеном и Хардангер-фьорд, эта местность со всех сторон окружена водой. Вода везде, куда ни глянь, а в воде скалы. Особенно красиво там весной, когда все начинает цвести. Ты только представь: деревья стоят в цвету, а кругом вода и скалы… Ах! – Эндри вздохнул и закрыл глаза. – Мне было четырнадцать лет, когда я ушел в мое первое плавание, – продолжал он. – Я помню, как мы отплыли из Бергена лунной весенней ночью. Ветер раздувал паруса, и полная луна смотрела с неба. В ту ночь я влюбился в море и понял, что навсегда свяжу с ним свою жизнь. Я думаю, это можно назвать моим первым браком.
«Первый брак. Значит, есть еще и другой брак, – подумала Кэти, – значит, он женат…». Она чувствовала, что все внутри у нее холодеет, и даже его объятия не смогли ее согреть.
– Семь лет спустя я плавал на том же судне в чине первого помощника капитана, – говорил тем временем Эндри. – Когда мы приплыли в Берген, почти весь город собрался на молу, встречая наш корабль, – мы пробыли в плавании почти два года. Мы проплыли через всю северную часть Атлантического океана, побывали в Вест-Индии и в Уругвае, в Монтевидео, и теперь благополучно возвращались домой. За все это долгое путешествие мы не потеряли ни одного члена команды и привезли домой богатый груз. В честь нашего прибытия в ратуше устроили бал. На этом балу я познакомился с одной девушкой. Долгие месяцы я вообще не видел женщины, а у этой девушки были красивые белокурые волосы, миловидное лицо, нежная, белая кожа, и ей нравилось танцевать со мной. Я тогда еще не знал, кто она такая, – для меня она была просто приятной девушкой. Но на следующий день мой брат Джон, который тоже был моряком и сейчас оказался дома, шутливо поздравил меня с тем, что сама мисс Петерсон выбрала меня себе в кавалеры. Мой дед с бабкой тоже смеялись над моим успехом у девушки, которая была дочерью одного из самых богатых и влиятельных людей в городе. Разумеется, никто из домашних не воспринял это всерьез, да я и сам не думал, что когда-то еще увижу мисс Петерсон. Но я ошибался. Петерсоны пригласили меня в гости, и… – Он глубоко вздохнул и посмотрел на Кэти. – Ты должна понять, Кэти, что я был очень молод, честолюбив и… да, я был действительно влюблен в эту девушку. Но, знаешь, есть большая разница между состоянием влюбленности и настоящей любовью. Влюбленность похожа на наваждение, когда это с тобой случается, ты уже не соображаешь, к кому обращено твое чувство. Ты можешь даже не знать, что из себя представляет предмет твоей любви, и не испытывать к нему по-настоящему глубоких чувств, однако ты весь во власти наваждения. Именно это и случилось со мной. Молодость, честолюбие, два года, проведенные вдали от дома, и это странное чувство, неожиданно овладевшее мною, и привели меня к алтарю.
Он замолчал и, наклонившись, приблизил лицо к ней.
– Не смотри на меня так, Кэти, – сказал он, понизив голос, и дотронулся кончиками пальцев до ее век. – Тебе не о чем волноваться. Все это уже давно позади и не имеет никакого отношения к тому, что у нас с тобой.
Потом он выпрямился и продолжал свой рассказ:
– Через пару месяцев после свадьбы я был возведен в ранг капитана и получил в свое распоряжение большой корабль. Быть мужем дочери самого влиятельного человека в городе оказалось очень выгодным для моей карьеры. Когда родился наш первый ребенок, я был в плавании. Это была девочка, и я впервые увидел мою дочь, когда ей было уже семь месяцев. Я провел дома пять недель, и все это время девочка не хотела меня признавать. Она плакала всякий раз, когда я брал ее на руки, плакала и визжала. Конечно, ведь для нее я был незнакомцем, страшным бородатым дядькой. Меня не было дома, когда родилась вторая дочь. Ее я увидел, когда ей был месяц. Она еще ничего не понимала и поэтому не боялась меня, но моя старшая дочь все еще кричала, когда я пытался взять ее на руки. Когда прошло четыре года после свадьбы, мне был дан в управление очень большой корабль – это был замечательный корабль, Кэти. У моего тестя, как ты уже, наверное, поняла, был пай в судоходном деле.
Она кивнула, не сводя глаз с его лица.
– В мое первое плавание на новом корабле я отсутствовал два года, – рассказывал Эндри. – Когда я вернулся, оказалось, что у меня родился сын, и сыну уже был год и четыре месяца. А моя старшая дочь все еще кричала при моем приближении… Я думаю, именно то, что моя дочь не признавала меня, и заставило меня, в конце концов, обратиться к тестю с просьбой назначить меня на одно из небольших суден, курсирующих между Англией и Норвегией, чтобы я мог почаще бывать дома и видеться с детьми. Как ни странно, мое желание было встречено протестом, в основном со стороны жены. Она была полностью удовлетворена настоящим положением вещей и вовсе не желала видеть меня слишком часто. – Он пожал плечами. – Моя жена жила ради детей, которых она баловала сверх всякой меры, ради дома, до меня же ей уже давно не было дела. Напротив, она чувствовала, что ей намного удобнее и спокойнее в роскошном, богато обставленном доме, подаренном ей к свадьбе отцом, когда там нет большого неуклюжего моряка, который ходил своими грубыми ножищами по мягким пушистым коврам и по отполированным полам. – Эндри посмотрел на свои большие ноги, обутые в красные шлепанцы, и рассмеялся. – Что поделаешь, дом хоть и был большой, но в нем не нашлось места для грубого неотесанного моряка. Жена очень любила свой дом и тратила бешеные деньги на обстановку, окружая себя всевозможными дорогими вещами. Ее капризы оплачивал отец. Зарплата капитана достаточно высока, но в сравнении с богатством их семьи деньги, которые зарабатывал я, были лишь каплей в море. Итак, я вновь ушел в плавание. Вернулся я за два дня до рождения нашего четвертого ребенка, девочки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96