— Черт побери! Ты не понимаешь! Чертово терпение! В ту нашу первую ночь я был пьян и хорошо знал об этом, а когда она начала плакать, я ушел и оставил ее одну. Я оставил ее на целую неделю, потому что считал, что слишком сильно испугал ее. А затем была ночь, когда я… Мне кажется, все слуги тогда говорили об этом. Господи! Я уже сейчас и не помню, как это все тогда получилось! Во всяком случае, потом со мной говорил тесть, потом братья моей жены, а потом даже и друзья, которые считали, что я нарочно не исполняю свои супружеские обязанности.
— Но тебя устраивало такое положение вещей в отличие от нее?
— А почему это должно было ее устраивать? Я думаю, это не устраивало нас обоих. Как бы то ни было, я устал от того, что она вечно тряслась от страха и ненависти всякий раз, когда мы оставались наедине. Я лег с ней только однажды, когда заставил себя напиться и совершить все помимо ее воли. Потом я вернулся в Калифорнию на свое ранчо, через год я построил там новый дом и послал за ней. Она не хотела ехать в такое дикое место, как Калифорния, оставлять семью, друзей, разрушать свою такую привычную жизнь в Новом Орлеане. Но я настаивал, настаивала и ее семья, поэтому…
— Поэтому что? — спросил чей-то мягкий голос, который раздавался где-то совсем рядом с ним.
— Это не редкость в той части страны, особенно когда индейские племена выходят на тропу войны. Она ехала ко мне в сопровождении большого количества слуг, охранников и вооруженных солдат. И я сам послал им навстречу своих доверенных vaqueros, чтобы они сопровождали их по пустынной местности. Кстати, только один из них и выжил. Он и рассказал о том, что случилось. Они забрали ее вместе с другими молодыми и симпатичными женщинами, а всех остальных убили. Лучше бы они убили и ее, потому что я слишком хорошо знаю, как апачи обращаются со своими пленницами.
— Господи, но разве ты не поехал на ее поиски или, может, ты послал кого-нибудь, чтобы найти ее?
— Естественно! А знаешь ли ты, что женщины, попавшие в плен к индейцам, живут самое большее три месяца. Может, чуть больше, если один из воинов решит взять ее себе в жены. Но она ведь была так чувствительна, так легко ранима! Я сам искал ее, несмотря на то, что и ее, и мои родственники не советовали мне делать этого, я объявлял о вознаграждении тому, кто вернет ее, но все было бесполезно, она исчезла бесследно. И лишь один команчеро, один из тех, кто торгует с индейцами, скупая у них награбленное в обмен на оружие, сообщил, что ее вместе с двумя другими женщинами продали в другое племя, возможно, куда-то в Мексику. После этого уже не было смысла ее искать…
— Но почему, почему? Если она жива и страдает или если… Как ты можешь быть уверенным в том, что ее нет в живых?
— Потому что я уверен, что она мертва. Фактически я убедился в этом. А вот сейчас я совсем не убежден, что должен и дальше рассказывать тебе неприятные подробности своего печального прошлого. Господи, я думал, что ты давно уже ушла, если, конечно, твое присутствие здесь мне не снилось!
Сонные зеленые глаза остановились на Алексе, которая, поджав ноги и поставив локти на кровать, сидела на устланном коврами полу. Именно она и вела с ним эту беседу. А теперь, легко поднявшись на ноги, она приветливо улыбнулась:
— Ты послал меня за вином, ты разве забыл? Вот оно, в серебряном кувшине. Налить тебе бокал? Или тебе хочется сначала чего-нибудь поесть? Или еще одну сигару?
Сейчас она была одета в простое прямое платье, под грудью завязанное зеленой лентой. Платье очень шло ей, и Алекса прекрасно знала об этом. Она продолжала улыбаться, когда он, уже окончательно проснувшись, стал медленно и заинтересованно осматривать ее. Наконец, равнодушно пожав плечами, он отвел глаза:
— Я думаю, это не важно, посылал ли я тебя за вином или это твоя собственная инициатива, но сегодня я определенно не в лучшей форме. Но раз уж ты здесь, можешь выпить со мной бокал вина. Будь любезна, налей нам обоим! А потом, может быть, ты пришлешь мне фруктов и сыра, да и закажи мне ванну, в том случае если мужчинам не разрешается заходить в бассейн вместе со жрицами Венеры.
Преодолев сильное желание выплеснуть вино ему в лицо, она, улыбнувшись, протянула ему бокал и стала наливать себе, радуясь возможности хоть ненадолго повернуться к нему спиной.
— Вероятно, ты неправильно понял мое присутствие здесь, — наконец сказала она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. — Я не жрица любви и не горничная, но если тебе действительно нужны ванна и холодные закуски, я могу устроить и то и другое. Может, ты еще чего-нибудь хочешь?
— Да. Подай мне бутылку, которую ты так крепко держишь, а потом возьми свой бокал и присоединяйся ко мне на этой удобной постели. Может, тебе удастся уговорить меня рассказать еще какие-нибудь подробности из моего прошлого, которое по какой-то непонятной причине очень тебя интересует. — Заметив ее колебания, Николас резко рассмеялся. — Господи! Чего ты боишься, если именно этого и добивалась? Если ты боишься, что я тебя изнасилую, то, уверяю, я еще не совсем пришел в себя для этого. Гашиш был исключительно хорош, поэтому я до сих пор все еще нахожусь под его действием. Ну?
— Ну? — передразнила его Алекса, легко садясь на край кровати, стараясь доказать ему, что ничуть не боится его. — А вот и твое вино, — быстро добавила она, заметив его насмешливый взгляд, — я налью тебе еще немного…
Она наклонилась, чтобы налить ему еще вина, но он вдруг схватил ее за запястья, не давая шевельнуться.
— Я… я думала, ты хочешь еще вина, — глупо промямлила Алекса, чувствуя себя совершенно растерянной, особенно когда он резко и неприятно засмеялся.
— А может быть, чего-нибудь еще, кроме вина? Я не хочу, чтобы ты подумала, что меня совсем не трогают твои попытки ублажить меня, ты научилась искусству соблазнения, а уж о терпении я и не говорю!
Алекса молча смотрела на него, как будто не понимала, о чем он говорит. Тогда он взял из ее рук бутылку, которую она судорожно сжимала все это время, и поставил ее на стол рядом с кроватью, при этом улыбка, с которой он смотрел на Алексу, понравилась ей еще меньше, чем его недавний смех.
— Ты делаешь мне больно! — прошептала она, сама не понимая, почему шепчет. А потом уже нормальным голосом она спросила: — Терпение? Что ты имеешь в виду?
— Только то, что обычно имеют в виду, когда употребляют это слово, моя дорогая русалка! Я думаю, я довольно долго предавался наркотическим мечтам, и, несмотря на это, ты еще здесь, хотя я считал, что ты уже давно ушла и, возможно, навсегда. А когда я стал приходить в себя, я услышал свой голос и понял, что рассказываю тебе о своем прошлом. И тогда я стал задавать себе вопросы, хотя в том состоянии эйфории, в котором я находился, делать это было довольно трудно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153