Но сейчас надо было ответить. Сейчас?
— Мне известно мое происхождение очень хорошо, — сказала Алекса спокойным, ровным голосом, — хотя до недавнего времени я не знала, кто был моим настоящим отцом. Но почему вы спрашиваете?
— Простое любопытство.
Для него и для Чарльза принесли стулья, и маркиз, усевшись на свой, откинулся на нем, все еще сохраняя улыбку:
— А мы случайно не родственники, хотя бы дальние, а? Это определенно добавило бы пикантности к тому, что происходит здесь сегодня вечером. По крайней мере, мне так кажется.
На сей раз ей понадобилось сделать глубокий вдох, прежде чем она сумела ответить ему, не изменяя тона голоса:
— Я сожалею об этом, милорд Ньюбери, но мы не дальние, а близкие родственники. Разве моя бабушка, то есть ваша мать, не говорила вам об этом?
— Не говорила мне?.. О, моя хитрая маленькая сучка, если думаешь отделаться от меня воплем о кровосмешении, заявляя при этом, что ты одна из тех ублюдков, что я прижил с повстречавшейся мне однажды проституткой, то я скажу тебе: ты на ложном пути. Я всегда, связываясь с женщиной, добивался того, чтобы она не несла от меня никаких плодов. И, по крайней мере, я так же поступлю и сейчас, когда окончательно с тобой разделаюсь.
Алекса увидела, как затрепетали веки его глаз, и сильно втянула воздух сквозь сжатые зубы, но на сей раз это было предчувствие паники. Слава Богу, она не вскрикнула, ощутив пламя жидкого огня, обернувшегося вокруг ее бедер, но исторгнутый ею выдох прозвучал как рыдание.
— Ах-ах, — произнес Ньюбери с улыбкой. — Ну, теперь стоит подумать, чтобы изменить эту историю, не так ли? Потому что чьим бы ублюдком ты ни была, дорогая моя, ты, конечно, не моя.
— Я для вас не ублюдок! Разве Виктория Бувард не была вашей законной супругой, как это явствует из имеющегося у меня брачного свидетельства, или у вас всегда была привычка брать в жены вторую женщину, пока первая жена еще жива? Или вы не помните, что имели дочь от моей несчастной матери и что она была крещена как Александра Виктория в честь принцессы Кентской? Или вам было, вероятно, удобнее убедить мою мать, что вы убиты в Греции, чтобы жениться на дочери герцога и наплодить незаконнорожденных ублюдков от нее?
— Кто-то… Будь ты проклята! Кто-то все это тебе нарочно рассказал! Соланж! Конечно, Соланж! Сознайся!
— Я могла бы сознаться в чем угодно, я это признаю. Особенно если меня стали бы сильно бить. Но это не поможет ни вам, ни вашей семье, когда будут предъявлены документы, подтверждающие то, о чем я говорю! Помните Хэриет Ховард? Или ее брата Мартина? А альбом с рисунками? Или книгу стихов с надписью «Моей единственной и незабвенной любимой…»? А еще кольцо с печаткой, на которой изображен ваш герб, отделанный бриллиантами? Это вы — Кевин Эдвард Дэмерон, виконт Дэр, а теперь маркиз Ньюбери. И как же мне ненавистна мысль о том, что из всех людей именно вы — мой отец! Я могу думать о вас не иначе как о Ньюбери, да будет вам известно. Может быть, милорд, это поможет вам переварить факт кровосмешения?
Последовавшая за этим тишина была почти осязаема, и она, казалось, ширилась и уплотнялась, пока это небольшое помещение, в котором они находились, не заполнилось до отказа, до удушливой густоты, и тогда ее внезапно нарушил взрыв неприятного, дребезжащего хохота.
— Рог Dios! — сказал Николас Дэмерон. — Теперь мне вас просто жаль, Ньюбери. По всей вероятности, женщины у вас в роду гораздо хитрее и мстительнее мужчин! Кажется, вы подорвались на собственной петарде?
В течение нескольких секунд никто не мог сказать, что предпримет Ньюбери, чье лицо побелело, а сам он выглядел так, будто превратился в камень, но потом он очень медленно поднялся со стула. Сердце Алексы снова застучало почти с болью, когда он сказал Брауну совсем тихо:
— Дай мне кнут…
А когда он увидел, что Браун смотрит на него так, будто все еще находится в гипнотическом трансе, он почти по-звериному зарычал:
— Я сказал, дай сюда этот чертов кнут!
— Вы же можете легко уговорить ее рассказать вам, где она спрятала все эти бумаги, — заговорил вдруг Чарльз с какой-то настойчивостью и почти со злорадством. — Ударьте ее пару раз, и она признается. А после того как мы поженимся и ее надежно упрячут в то место, о котором мне говорила маркиза, можно будет не бояться скандала. Разве не так?
— Ну да, моя матушка, — сказал Ньюбери тем же самым спокойным тоном. — Моя разумная, хитроумная мстительная матушка. Это очень на нее похоже… Чарльз, сядь на место. И молчи, пока я не заговорю с тобой, слышишь? А тебе, Николас, видно, придется еще объяснить, что в некоторых случаях молчание имеет свои достоинства. Я надеюсь, ты понял.
Единственным признаком того, что маркиз был очень близок к потере контроля над собой, было резкое и шумное его дыхание, нарушавшее тишину и удерживавшее их всех на своих местах, пока он не стянул веревку со шкива собственными руками и, взяв свой тяжелый суконный плащ, не набросил его небрежно на начавшую вдруг дрожать от холода Алексу.
— Вот, прикройся! А теперь повтори всю эту историю и ответь на мои вопросы. Надеюсь, ради собственного блага ты будешь давать правильные ответы. Но прежде всего скажи, что ты имела в виду, когда сказала, что моя… вдовствующая маркиза знала обо всем?
Маркиз Ньюбери не выказал ни малейшего признака потери обычного для него самообладания, когда небрежным жестом отдал свой шелковый цилиндр полусонному дворецкому и сбросил пальто в доме своей матери на площади Белгрейв. С той же вежливой отчужденностью он положил свои перчатки и трость на столик, прежде чем повернуться спиной к огню камина.
Она приветствовала его насмешливым взлетом бровей, а когда заговорила, в ее голосе послышались нотки раздражения:
— Мой дорогой Кевин. Такой сюрприз в такой вечер и в столь поздний час! Дарли говорит мне, что ты увидел свет в моей комнате?..
— О да. Я отвозил Александру… леди Трэйверс… к ней домой, когда увидел свет и решил, что ты, вероятно, еще не ложилась…
Он улыбнулся ей так, что ей стало немного не по себе, и она отрывисто спросила:
— Александру? Неужели? А я-то думала, что провожать ее домой должен был твой племянник. Или у тебя есть для меня еще и другие новости? Потому что, если это не так… значит, у меня был очень скучный и утомительный день… Как ты знаешь, я планирую послезавтра отправиться в Испанию. Будь любезен, выкладывай, что там у тебя.
— Ах, милая мама, дело в том, что, по-моему, тебе не вполне удобно будет уезжать в Испанию в тот момент, когда я так рассчитываю на твою помощь со всей этой утомительной подготовкой к свадьбе. На самом деле я полагал, тебе захочется устроить небольшой досвадебный прием у себя, а потом сделать большой прием после брачной церемонии у меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
— Мне известно мое происхождение очень хорошо, — сказала Алекса спокойным, ровным голосом, — хотя до недавнего времени я не знала, кто был моим настоящим отцом. Но почему вы спрашиваете?
— Простое любопытство.
Для него и для Чарльза принесли стулья, и маркиз, усевшись на свой, откинулся на нем, все еще сохраняя улыбку:
— А мы случайно не родственники, хотя бы дальние, а? Это определенно добавило бы пикантности к тому, что происходит здесь сегодня вечером. По крайней мере, мне так кажется.
На сей раз ей понадобилось сделать глубокий вдох, прежде чем она сумела ответить ему, не изменяя тона голоса:
— Я сожалею об этом, милорд Ньюбери, но мы не дальние, а близкие родственники. Разве моя бабушка, то есть ваша мать, не говорила вам об этом?
— Не говорила мне?.. О, моя хитрая маленькая сучка, если думаешь отделаться от меня воплем о кровосмешении, заявляя при этом, что ты одна из тех ублюдков, что я прижил с повстречавшейся мне однажды проституткой, то я скажу тебе: ты на ложном пути. Я всегда, связываясь с женщиной, добивался того, чтобы она не несла от меня никаких плодов. И, по крайней мере, я так же поступлю и сейчас, когда окончательно с тобой разделаюсь.
Алекса увидела, как затрепетали веки его глаз, и сильно втянула воздух сквозь сжатые зубы, но на сей раз это было предчувствие паники. Слава Богу, она не вскрикнула, ощутив пламя жидкого огня, обернувшегося вокруг ее бедер, но исторгнутый ею выдох прозвучал как рыдание.
— Ах-ах, — произнес Ньюбери с улыбкой. — Ну, теперь стоит подумать, чтобы изменить эту историю, не так ли? Потому что чьим бы ублюдком ты ни была, дорогая моя, ты, конечно, не моя.
— Я для вас не ублюдок! Разве Виктория Бувард не была вашей законной супругой, как это явствует из имеющегося у меня брачного свидетельства, или у вас всегда была привычка брать в жены вторую женщину, пока первая жена еще жива? Или вы не помните, что имели дочь от моей несчастной матери и что она была крещена как Александра Виктория в честь принцессы Кентской? Или вам было, вероятно, удобнее убедить мою мать, что вы убиты в Греции, чтобы жениться на дочери герцога и наплодить незаконнорожденных ублюдков от нее?
— Кто-то… Будь ты проклята! Кто-то все это тебе нарочно рассказал! Соланж! Конечно, Соланж! Сознайся!
— Я могла бы сознаться в чем угодно, я это признаю. Особенно если меня стали бы сильно бить. Но это не поможет ни вам, ни вашей семье, когда будут предъявлены документы, подтверждающие то, о чем я говорю! Помните Хэриет Ховард? Или ее брата Мартина? А альбом с рисунками? Или книгу стихов с надписью «Моей единственной и незабвенной любимой…»? А еще кольцо с печаткой, на которой изображен ваш герб, отделанный бриллиантами? Это вы — Кевин Эдвард Дэмерон, виконт Дэр, а теперь маркиз Ньюбери. И как же мне ненавистна мысль о том, что из всех людей именно вы — мой отец! Я могу думать о вас не иначе как о Ньюбери, да будет вам известно. Может быть, милорд, это поможет вам переварить факт кровосмешения?
Последовавшая за этим тишина была почти осязаема, и она, казалось, ширилась и уплотнялась, пока это небольшое помещение, в котором они находились, не заполнилось до отказа, до удушливой густоты, и тогда ее внезапно нарушил взрыв неприятного, дребезжащего хохота.
— Рог Dios! — сказал Николас Дэмерон. — Теперь мне вас просто жаль, Ньюбери. По всей вероятности, женщины у вас в роду гораздо хитрее и мстительнее мужчин! Кажется, вы подорвались на собственной петарде?
В течение нескольких секунд никто не мог сказать, что предпримет Ньюбери, чье лицо побелело, а сам он выглядел так, будто превратился в камень, но потом он очень медленно поднялся со стула. Сердце Алексы снова застучало почти с болью, когда он сказал Брауну совсем тихо:
— Дай мне кнут…
А когда он увидел, что Браун смотрит на него так, будто все еще находится в гипнотическом трансе, он почти по-звериному зарычал:
— Я сказал, дай сюда этот чертов кнут!
— Вы же можете легко уговорить ее рассказать вам, где она спрятала все эти бумаги, — заговорил вдруг Чарльз с какой-то настойчивостью и почти со злорадством. — Ударьте ее пару раз, и она признается. А после того как мы поженимся и ее надежно упрячут в то место, о котором мне говорила маркиза, можно будет не бояться скандала. Разве не так?
— Ну да, моя матушка, — сказал Ньюбери тем же самым спокойным тоном. — Моя разумная, хитроумная мстительная матушка. Это очень на нее похоже… Чарльз, сядь на место. И молчи, пока я не заговорю с тобой, слышишь? А тебе, Николас, видно, придется еще объяснить, что в некоторых случаях молчание имеет свои достоинства. Я надеюсь, ты понял.
Единственным признаком того, что маркиз был очень близок к потере контроля над собой, было резкое и шумное его дыхание, нарушавшее тишину и удерживавшее их всех на своих местах, пока он не стянул веревку со шкива собственными руками и, взяв свой тяжелый суконный плащ, не набросил его небрежно на начавшую вдруг дрожать от холода Алексу.
— Вот, прикройся! А теперь повтори всю эту историю и ответь на мои вопросы. Надеюсь, ради собственного блага ты будешь давать правильные ответы. Но прежде всего скажи, что ты имела в виду, когда сказала, что моя… вдовствующая маркиза знала обо всем?
Маркиз Ньюбери не выказал ни малейшего признака потери обычного для него самообладания, когда небрежным жестом отдал свой шелковый цилиндр полусонному дворецкому и сбросил пальто в доме своей матери на площади Белгрейв. С той же вежливой отчужденностью он положил свои перчатки и трость на столик, прежде чем повернуться спиной к огню камина.
Она приветствовала его насмешливым взлетом бровей, а когда заговорила, в ее голосе послышались нотки раздражения:
— Мой дорогой Кевин. Такой сюрприз в такой вечер и в столь поздний час! Дарли говорит мне, что ты увидел свет в моей комнате?..
— О да. Я отвозил Александру… леди Трэйверс… к ней домой, когда увидел свет и решил, что ты, вероятно, еще не ложилась…
Он улыбнулся ей так, что ей стало немного не по себе, и она отрывисто спросила:
— Александру? Неужели? А я-то думала, что провожать ее домой должен был твой племянник. Или у тебя есть для меня еще и другие новости? Потому что, если это не так… значит, у меня был очень скучный и утомительный день… Как ты знаешь, я планирую послезавтра отправиться в Испанию. Будь любезен, выкладывай, что там у тебя.
— Ах, милая мама, дело в том, что, по-моему, тебе не вполне удобно будет уезжать в Испанию в тот момент, когда я так рассчитываю на твою помощь со всей этой утомительной подготовкой к свадьбе. На самом деле я полагал, тебе захочется устроить небольшой досвадебный прием у себя, а потом сделать большой прием после брачной церемонии у меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153