Хотя в конце концов вы будете счастливы, я сожалею о своей роли в том, что с вами произошло. Я знаю, это звучит противоречиво, но поверьте: желая погубить вашу репутацию, я тем не менее никогда не хотел причинить вам боли.
Она прижалась щекой к его руке, думая о том, как странен этот разговор. Оказывается, оба они перестали чувствовать гнев и пришли к одному и тому же — печальному смирению.
— Вы ни в чем не виноваты, Никлас. То, что сделали мне вы, бледнеет перед тем, что сделала с собою я сама. И мне ужасно стыдно за то, что я пыталась сделать с вами. — Она сделала попытку улыбнуться. — теперь я понимаю, почему Господь сказал: «Мне отмщение, и аз воздам». Когда мщение берет на себя простой смертный, все очень легко может пойти не так.
— Между мужчинами и женщинами часто все идет не так, — сказал он с легкой иронией в голосе. — Удивительно, как это род человеческий до сих пор не вымер. У животных спаривание не встречается с такими трудностями — ведь в отличие от людей животные не думают.
Быть может, в этом и состоит ее проблема — она чересчур много думает. Она вздохнула.
— Не знаю, с какой стати я взяла и выболтала вам о себе все самое плохое. Должно быть, для того, чтобы хоть как-то искупить свое непростительное поведение.
Он сжал ее руку.
— Я весьма польщен, что вы выбрали меня в наперсники. Перестаньте казнить себя, Клер — ваши прегрешения незначительны. Они порождены растерянностью, а не злым умыслом.
— В моем возрасте женщина не должна настолько терять здравый смысл.
Он на мгновение отошел от нее, затем вернулся и набросил ей на плечи свой фрак.
— Идите спать. Я здесь все приберу. Никто не узнает о том, что… почти случилось.
Даже теперь это было для нее важно — что никто не узнает. Она по-прежнему не могла заставить себя поднять голову и посмотреть ему в лицо, однако почувствовала облегчение, увидев, что он опять надел свои бриджи. Чем больше барьеров будет между ними, тем лучше.
Она выскользнула за дверь и босиком побрела по коридорам спящего дома. Свеча ей была не нужна — почти полная луна достаточно ясно освещала путь.
Только добравшись до своей комнаты, Клер вдруг обнаружила на внутренней стороне бедер кровь. Из ее горла вырвался истерический смешок. Значит ли это, что она уже не девственница? Можно ли быть девственницей частично? Никлас наверняка знает ответ на этот вопрос, но она и представить себе не могла, как заговорит с ним на столь интимную тему, хотя именно из-за него она была теперь девственницей только наполовину.
Клер сделала полотняную прокладку, чтобы та впитала в себя кровь. Надо же, какая ирония судьбы — возможно, теперь ее уже на законных основаниях можно считать падшей женщиной, а между тем она даже не получила от своего падения того наслаждения, о котором толкуют. Она завернулась в одеяло и свернулась калачиком на сиденье, устроенном под окном. Ложиться в постель ей не хотелось, она чувствовала себя слишком взвинченной.
Нехотя, как бывает, когда пробуешь языком больной зуб, она мысленно вернулась к тем безумным мгновениям, когда для нес перестало существовать все, кроме страсти. И задрожала, когда ее снова захлестнула волна желания.
Впервые в жизни она поняла, как страсть может заставить человека забыть о чести, приличиях и здравом смысле. Ведь когда это случилось с ней, ей даже не пришло в голову, как это нелепо и как вульгарно — лишиться девственности па бильярдном столе. Если бы не внезапная, неожиданная боль, она и Никлас были бы сейчас любовниками.
Хотя замужние женщины иногда туманно намекали при ней, что потеря невинности сопровождается болью, Клер всегда предполагала, что эта боль незначительна и быстро проходит. По-видимому, в этом отношении женщины отличаются друг от друга: одним бывает больнее, чем другим. Должна ли она радоваться тому, что ей было очень больно, так как это спасло ее от последней, непоправимой глупости? А может, надо не радоваться, а сожалеть? Возможно, она была бы сейчас куда счастливее, если бы окончательно свернула со стези добродетели; во всяком случае, она наверняка не чувствовала бы себя такой потерянной.
Теперь, когда страсть в ней остыла, а боль уменьшилась, Клер подумала: а не планировала ли она свою месть в тайной надежде на то, что опьяняющая мужская привлекательность Никласа заставит-таки ее потерять голову и сдаться? Если бы он добился своего, то сейчас она спала бы в его постели, в его объятиях, чувствуя себя согретой и защищенной. Она была бы грешницей, но грешницей счастливой.
Она посмотрела на ясный лик лупы, бесстрастно плывущей над огромным, вечно неспокойным людским муравейником — Лондоном. И в греческой, и в римской мифологии луна всегда представлялась женщиной; и Диана, богиня луны, ревностно защищала свою девственность. Интересно, как бы поступила богиня, встреть она Никласа? Клер печально улыбнулась. Вполне возможно, что Диана забросила бы подальше свой лук и колчан со стрелами и увлекла бы его за собою, на мягкий лесной мох.
Клер плотнее завернулась в одеяло и с тоской подумала о том, как не хватает ей той уверенности в себе, которая была у нее раньше. Хотя и тогда ее иногда посещали тайные сомнения, ей по большей части удавалось не обращать на них внимания. Потом она связалась с Никласом, и вся ее твердость развеялась, как дым, сменившись непрестанными мучительными раздумьями.
Но, хотя Клер наконец и призналась самой себе в том, что она плохая, фальшивая христианка, она не могла окончательно отречься от внушенных ей с детства норм морали. В глубине души девушка по-прежнему была убеждена, что стать любовницей Никласа было бы безнравственно и дурно. Если она отдастся ему просто ради утоления своей похоти, то начнет презирать себя сразу же после того, как ее желание будет удовлетворено. Да и с чисто житейской точки зрения с ее стороны было бы глупо доверить свою судьбу человеку, который никогда ее не полюбит и никогда на ней не женится.
Быть может, теперь вопрос о том, станет ли она любовницей Никласа, отпадет сам собой. После сегодняшнего фиаско он был к ней на удивление добр, но едва ли ему захочется, чтобы она и дальше жила под его крышей. Так что, возможно, она добилась одной из своих прежних целей: вынудить его отослать ее прочь.
Однако это не сделало ее счастливее. Клер со вздохом встала со своего устроенного под окном сиденья и легла в кровать. Она не могла изменить того, что случилось, и прошло еще слишком мало времени, чтобы понять, какой она будет теперь, когда личины, за которой она скрывалась прежде, больше не существовало. Вместо того чтобы попусту думать обо всем этом, она должна напрячь свои усталый ум и решить, как она завтра утром будет разговаривать с Никласом.
Никласу потребовалось рано уехать по делам;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124
Она прижалась щекой к его руке, думая о том, как странен этот разговор. Оказывается, оба они перестали чувствовать гнев и пришли к одному и тому же — печальному смирению.
— Вы ни в чем не виноваты, Никлас. То, что сделали мне вы, бледнеет перед тем, что сделала с собою я сама. И мне ужасно стыдно за то, что я пыталась сделать с вами. — Она сделала попытку улыбнуться. — теперь я понимаю, почему Господь сказал: «Мне отмщение, и аз воздам». Когда мщение берет на себя простой смертный, все очень легко может пойти не так.
— Между мужчинами и женщинами часто все идет не так, — сказал он с легкой иронией в голосе. — Удивительно, как это род человеческий до сих пор не вымер. У животных спаривание не встречается с такими трудностями — ведь в отличие от людей животные не думают.
Быть может, в этом и состоит ее проблема — она чересчур много думает. Она вздохнула.
— Не знаю, с какой стати я взяла и выболтала вам о себе все самое плохое. Должно быть, для того, чтобы хоть как-то искупить свое непростительное поведение.
Он сжал ее руку.
— Я весьма польщен, что вы выбрали меня в наперсники. Перестаньте казнить себя, Клер — ваши прегрешения незначительны. Они порождены растерянностью, а не злым умыслом.
— В моем возрасте женщина не должна настолько терять здравый смысл.
Он на мгновение отошел от нее, затем вернулся и набросил ей на плечи свой фрак.
— Идите спать. Я здесь все приберу. Никто не узнает о том, что… почти случилось.
Даже теперь это было для нее важно — что никто не узнает. Она по-прежнему не могла заставить себя поднять голову и посмотреть ему в лицо, однако почувствовала облегчение, увидев, что он опять надел свои бриджи. Чем больше барьеров будет между ними, тем лучше.
Она выскользнула за дверь и босиком побрела по коридорам спящего дома. Свеча ей была не нужна — почти полная луна достаточно ясно освещала путь.
Только добравшись до своей комнаты, Клер вдруг обнаружила на внутренней стороне бедер кровь. Из ее горла вырвался истерический смешок. Значит ли это, что она уже не девственница? Можно ли быть девственницей частично? Никлас наверняка знает ответ на этот вопрос, но она и представить себе не могла, как заговорит с ним на столь интимную тему, хотя именно из-за него она была теперь девственницей только наполовину.
Клер сделала полотняную прокладку, чтобы та впитала в себя кровь. Надо же, какая ирония судьбы — возможно, теперь ее уже на законных основаниях можно считать падшей женщиной, а между тем она даже не получила от своего падения того наслаждения, о котором толкуют. Она завернулась в одеяло и свернулась калачиком на сиденье, устроенном под окном. Ложиться в постель ей не хотелось, она чувствовала себя слишком взвинченной.
Нехотя, как бывает, когда пробуешь языком больной зуб, она мысленно вернулась к тем безумным мгновениям, когда для нес перестало существовать все, кроме страсти. И задрожала, когда ее снова захлестнула волна желания.
Впервые в жизни она поняла, как страсть может заставить человека забыть о чести, приличиях и здравом смысле. Ведь когда это случилось с ней, ей даже не пришло в голову, как это нелепо и как вульгарно — лишиться девственности па бильярдном столе. Если бы не внезапная, неожиданная боль, она и Никлас были бы сейчас любовниками.
Хотя замужние женщины иногда туманно намекали при ней, что потеря невинности сопровождается болью, Клер всегда предполагала, что эта боль незначительна и быстро проходит. По-видимому, в этом отношении женщины отличаются друг от друга: одним бывает больнее, чем другим. Должна ли она радоваться тому, что ей было очень больно, так как это спасло ее от последней, непоправимой глупости? А может, надо не радоваться, а сожалеть? Возможно, она была бы сейчас куда счастливее, если бы окончательно свернула со стези добродетели; во всяком случае, она наверняка не чувствовала бы себя такой потерянной.
Теперь, когда страсть в ней остыла, а боль уменьшилась, Клер подумала: а не планировала ли она свою месть в тайной надежде на то, что опьяняющая мужская привлекательность Никласа заставит-таки ее потерять голову и сдаться? Если бы он добился своего, то сейчас она спала бы в его постели, в его объятиях, чувствуя себя согретой и защищенной. Она была бы грешницей, но грешницей счастливой.
Она посмотрела на ясный лик лупы, бесстрастно плывущей над огромным, вечно неспокойным людским муравейником — Лондоном. И в греческой, и в римской мифологии луна всегда представлялась женщиной; и Диана, богиня луны, ревностно защищала свою девственность. Интересно, как бы поступила богиня, встреть она Никласа? Клер печально улыбнулась. Вполне возможно, что Диана забросила бы подальше свой лук и колчан со стрелами и увлекла бы его за собою, на мягкий лесной мох.
Клер плотнее завернулась в одеяло и с тоской подумала о том, как не хватает ей той уверенности в себе, которая была у нее раньше. Хотя и тогда ее иногда посещали тайные сомнения, ей по большей части удавалось не обращать на них внимания. Потом она связалась с Никласом, и вся ее твердость развеялась, как дым, сменившись непрестанными мучительными раздумьями.
Но, хотя Клер наконец и призналась самой себе в том, что она плохая, фальшивая христианка, она не могла окончательно отречься от внушенных ей с детства норм морали. В глубине души девушка по-прежнему была убеждена, что стать любовницей Никласа было бы безнравственно и дурно. Если она отдастся ему просто ради утоления своей похоти, то начнет презирать себя сразу же после того, как ее желание будет удовлетворено. Да и с чисто житейской точки зрения с ее стороны было бы глупо доверить свою судьбу человеку, который никогда ее не полюбит и никогда на ней не женится.
Быть может, теперь вопрос о том, станет ли она любовницей Никласа, отпадет сам собой. После сегодняшнего фиаско он был к ней на удивление добр, но едва ли ему захочется, чтобы она и дальше жила под его крышей. Так что, возможно, она добилась одной из своих прежних целей: вынудить его отослать ее прочь.
Однако это не сделало ее счастливее. Клер со вздохом встала со своего устроенного под окном сиденья и легла в кровать. Она не могла изменить того, что случилось, и прошло еще слишком мало времени, чтобы понять, какой она будет теперь, когда личины, за которой она скрывалась прежде, больше не существовало. Вместо того чтобы попусту думать обо всем этом, она должна напрячь свои усталый ум и решить, как она завтра утром будет разговаривать с Никласом.
Никласу потребовалось рано уехать по делам;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124