– Там такое сух-хое дерево…
Она чуть не до крови закусила губу, чтобы удержаться от слез, и несколько раз ткнула пальцем в сторону мескитовых зарослей.
– Я же говорил! – Брендон слегка отстранил ее. – Разве я не говорил, чтобы вы не отходили далеко?
– Пожалуйста, не сердитесь!
– Ну хорошо, хорошо, – сразу уступил он, видя, как сильно она напугана. – Просто впредь ведите себя разумно, а сейчас все уже позади…
– Нет, не все, – прошептала она, вся дрожа, и вдруг обмякла в его руках. – Она меня укусила…
– Господи Иисусе!
Брендон торопливо опустил девушку на землю и приподнял подол платья. Чулки были целы, и ему не удалось ничего разглядеть.
– Я ничего не вижу.
– Выше… – прошептала Присцилла. Она так дрожала, что едва могла говорить.
Заставив ее лечь навзничь, он поднял подол выше колён.
– По-прежнему ничего не вижу. – Осмотрев бедра, Брендон пожал плечами. – Вы уверены, что змея укусила вас? Возможно, от страха…
– Выше! – воскликнула она, покраснев до корней волос. – Укус очень высоко.
– Дьявольщина!
На этот раз он отбросил церемонии и, задрав подол до самого пояса, широко раздвинул ей ноги. Только тогда ему бросились в глаза два аккуратных отверстия па панталонах у самого паха.
Одним сильным рывком Брендон разорвал белье до сгиба ноги, почти обнажив ее. Присцилла слабо забилась, инстинктивно пытаясь вырваться и отползти.
– Только попробуй! – прорычал Брендон, мягким толчком уложив ее. – Твоя проклятая добродетель и без того обходится нам слишком дорого!
Он выхватил нож из притороченных к поясу кожаных ножен, обтер его рубахой и зажег спичку. Пока она не прогорела, он держал лезвие над огоньком, почти незаметным в свете солнца.
– Я видел, как мексиканцы проделывали такое, но не с белой женщиной, разумеется. Будем надеяться, что это поможет.
– Что вы… что вы собираетесь делать?
– Рассечь место укуса и высосать яд.
И, не колеблясь, он сделал два коротких движения. Присцилла почти не ощутила боли там, где и так уже все горело, но на месте укуса сразу обозначился кровавый крестообразный разрез.
Присцилла в ужасе уставилась на свою ногу. Крупная дрожь била ее, но она пыталась удержаться на локтях, хотя чувствовала дурноту и все усиливающуюся слабость. Стараясь не смотреть на ее мертвенно-белое лицо, Брендон раздвинул девушке ноги еще шире и наклонился.
– Боже мой, Боже мой! – простонала она не столько от боли, сколько от стыда.
– Да помолчи ты, безмозглая пуританка! – грубо крикнул он. – Это не имеет ничего общего с… с тем, о чем ты думаешь!
Присцилла была не в состоянии даже подумать о том, на что это он намекает, но новое прикосновение его рта странным образом оживило и приободрило ее. Ощущение оказалось болезненным, но и сладостным, пробуждало смутные, усиленные лихорадкой чувства. Снова и снова он сплевывал отравленную кровь, снова и снова приникал к ранке, словно хотел высосать через нее самую душу Присциллы. Она давно уже рухнула без сил на жесткую землю и ничего не видела, но в горячечных мечтах загорелые пальцы стискивали ее плоть, двигались губы Брендона, и она ощущала его дыхание вблизи самого интимного места.
Невольный стон наслаждения вырвался у нее.
– Все в порядке, осталось совсем недолго. – Успокаивающий голос проник в затуманенный рассудок.
Чуть позже Брендон оторвал оборку от нижней юбки и замотал ранку – не слишком туго, чтобы не нарушить кровообращения, и подложил под повязку льняной валик.
Оказав первую помощь, он опустил юбки Присциллы и поднял девушку мягким рывком, придерживая за талию. Едва держась на ногах от слабости, она обвила рукой его шею.
– Что же теперь будет? – робко спросила Присцилла.
– Это зависит от того, как ты отреагируешь на яд. – Брендон обвел злополучные мескитовые заросли неодобрительным взглядом. – Ты совершенно напрасно побежала, Присцилла. Это заставило твое сердце быстрее биться, ускорило кровообращение, а вместе с тем и всасывание яда. Дьявольщина! Ничего хуже ты и придумать не могла!
– Я не… не знала…
– Вот-вот, именно в этом и состоят два главных твоих недостатка. Ты никогда не думаешь, а к тому же не знаешь ничего о стране, где собираешься жить! У этого Эгана, должно быть, не все дома, если он нашел настолько неподходящую невесту. Да, похоже, ты просто решила покончить с собой!
Он усадил ее в тени дуба и отвернулся.
– Брендон!…
– Что еще?
– У меня кружится голова.
– Главное, не паникуй, – уже гораздо мягче бросил он. – Я сделаю тебе компресс из табачной жвачки. Потерпи, я сейчас вернусь.
– Брендон! Он обернулся.
– Если… если со мной что-нибудь случится… знай: я всей душой благодарна тебе за заботу.
– Ничего с тобой не случится, не говори глупостей. – Он нахмурился. – Уж я позабочусь об этом.
С этими словами Брендон направился к фургону. Погружаясь в дурноту, Присцилла наблюдала, как он роется в седельном мешке.
Привалившись к стволу, она размышляла о том, что его справедливые упреки больно задели ее. Но в словах Брендона не было злости, а слышалась лишь ответственность за нее. Как хорошо, когда ты небезразлична кому-то, когда о тебе заботятся и оберегают тебя…
Вернувшись, Брендон снова завернул юбки до самой талии Присциллы и наложил на ранку примочку из табачной жвачки, укрепив ее все той же длинной оборкой от юбки. Девушка смущенно следила за каждым его движением.
– Придется заночевать здесь. Да и вообще, пока опасность не минует, мы не тронемся в путь. Я помогу тебе раздеться.
– Раздеться?
– Температура уже поднимается, от этого головокружение и слабость. А позже у тебя начнется такой жар, что ты попросту сомлеешь в своем наглухо застегнутом платье.
Отодвинув ее от ствола, он начал расстегивать пуговицы, но Присцилла отстранилась.
– Нет, это невозможно! Что же, мне так и сидеть средь бела дня полуголой в обществе постороннего мужчины?
– Если не ошибаюсь, ты снова нацепила на себя приспособление, глупее которого нет ничего на свете. Я об этом чертовом корсете! Ты должна избавиться от него. К тому же я не посторонний.
Присцилла хотела возразить, но из-за дурноты не могла вымолвить ни слова. Лоб ее покрылся испариной, а во рту пересохло.
– Хорошо, – наконец пролепетала она, – будь по-вашему. Корсет и нижние юбки я сниму, но платье – ни за что.
Брендон коснулся ее лба, горячего и влажного.
– Ладно, – мрачно согласился он, прекрасно зная, что вскоре ей будет все равно, одета она или голая.
Он расстегнул пуговицы, в спешке оторвав несколько, и начал стягивать платье с поникших плеч.
– Нет-нет, – встрепенулась Присцилла, – только ослабьте корсет, а остальное я сделаю сама. – Не в силах поднять руки, она все же попросила: – Отвернитесь!
– Иисусе!
– Не произносите всуе… – Присцилла умолкла, и Брендон быстро повернулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110
Она чуть не до крови закусила губу, чтобы удержаться от слез, и несколько раз ткнула пальцем в сторону мескитовых зарослей.
– Я же говорил! – Брендон слегка отстранил ее. – Разве я не говорил, чтобы вы не отходили далеко?
– Пожалуйста, не сердитесь!
– Ну хорошо, хорошо, – сразу уступил он, видя, как сильно она напугана. – Просто впредь ведите себя разумно, а сейчас все уже позади…
– Нет, не все, – прошептала она, вся дрожа, и вдруг обмякла в его руках. – Она меня укусила…
– Господи Иисусе!
Брендон торопливо опустил девушку на землю и приподнял подол платья. Чулки были целы, и ему не удалось ничего разглядеть.
– Я ничего не вижу.
– Выше… – прошептала Присцилла. Она так дрожала, что едва могла говорить.
Заставив ее лечь навзничь, он поднял подол выше колён.
– По-прежнему ничего не вижу. – Осмотрев бедра, Брендон пожал плечами. – Вы уверены, что змея укусила вас? Возможно, от страха…
– Выше! – воскликнула она, покраснев до корней волос. – Укус очень высоко.
– Дьявольщина!
На этот раз он отбросил церемонии и, задрав подол до самого пояса, широко раздвинул ей ноги. Только тогда ему бросились в глаза два аккуратных отверстия па панталонах у самого паха.
Одним сильным рывком Брендон разорвал белье до сгиба ноги, почти обнажив ее. Присцилла слабо забилась, инстинктивно пытаясь вырваться и отползти.
– Только попробуй! – прорычал Брендон, мягким толчком уложив ее. – Твоя проклятая добродетель и без того обходится нам слишком дорого!
Он выхватил нож из притороченных к поясу кожаных ножен, обтер его рубахой и зажег спичку. Пока она не прогорела, он держал лезвие над огоньком, почти незаметным в свете солнца.
– Я видел, как мексиканцы проделывали такое, но не с белой женщиной, разумеется. Будем надеяться, что это поможет.
– Что вы… что вы собираетесь делать?
– Рассечь место укуса и высосать яд.
И, не колеблясь, он сделал два коротких движения. Присцилла почти не ощутила боли там, где и так уже все горело, но на месте укуса сразу обозначился кровавый крестообразный разрез.
Присцилла в ужасе уставилась на свою ногу. Крупная дрожь била ее, но она пыталась удержаться на локтях, хотя чувствовала дурноту и все усиливающуюся слабость. Стараясь не смотреть на ее мертвенно-белое лицо, Брендон раздвинул девушке ноги еще шире и наклонился.
– Боже мой, Боже мой! – простонала она не столько от боли, сколько от стыда.
– Да помолчи ты, безмозглая пуританка! – грубо крикнул он. – Это не имеет ничего общего с… с тем, о чем ты думаешь!
Присцилла была не в состоянии даже подумать о том, на что это он намекает, но новое прикосновение его рта странным образом оживило и приободрило ее. Ощущение оказалось болезненным, но и сладостным, пробуждало смутные, усиленные лихорадкой чувства. Снова и снова он сплевывал отравленную кровь, снова и снова приникал к ранке, словно хотел высосать через нее самую душу Присциллы. Она давно уже рухнула без сил на жесткую землю и ничего не видела, но в горячечных мечтах загорелые пальцы стискивали ее плоть, двигались губы Брендона, и она ощущала его дыхание вблизи самого интимного места.
Невольный стон наслаждения вырвался у нее.
– Все в порядке, осталось совсем недолго. – Успокаивающий голос проник в затуманенный рассудок.
Чуть позже Брендон оторвал оборку от нижней юбки и замотал ранку – не слишком туго, чтобы не нарушить кровообращения, и подложил под повязку льняной валик.
Оказав первую помощь, он опустил юбки Присциллы и поднял девушку мягким рывком, придерживая за талию. Едва держась на ногах от слабости, она обвила рукой его шею.
– Что же теперь будет? – робко спросила Присцилла.
– Это зависит от того, как ты отреагируешь на яд. – Брендон обвел злополучные мескитовые заросли неодобрительным взглядом. – Ты совершенно напрасно побежала, Присцилла. Это заставило твое сердце быстрее биться, ускорило кровообращение, а вместе с тем и всасывание яда. Дьявольщина! Ничего хуже ты и придумать не могла!
– Я не… не знала…
– Вот-вот, именно в этом и состоят два главных твоих недостатка. Ты никогда не думаешь, а к тому же не знаешь ничего о стране, где собираешься жить! У этого Эгана, должно быть, не все дома, если он нашел настолько неподходящую невесту. Да, похоже, ты просто решила покончить с собой!
Он усадил ее в тени дуба и отвернулся.
– Брендон!…
– Что еще?
– У меня кружится голова.
– Главное, не паникуй, – уже гораздо мягче бросил он. – Я сделаю тебе компресс из табачной жвачки. Потерпи, я сейчас вернусь.
– Брендон! Он обернулся.
– Если… если со мной что-нибудь случится… знай: я всей душой благодарна тебе за заботу.
– Ничего с тобой не случится, не говори глупостей. – Он нахмурился. – Уж я позабочусь об этом.
С этими словами Брендон направился к фургону. Погружаясь в дурноту, Присцилла наблюдала, как он роется в седельном мешке.
Привалившись к стволу, она размышляла о том, что его справедливые упреки больно задели ее. Но в словах Брендона не было злости, а слышалась лишь ответственность за нее. Как хорошо, когда ты небезразлична кому-то, когда о тебе заботятся и оберегают тебя…
Вернувшись, Брендон снова завернул юбки до самой талии Присциллы и наложил на ранку примочку из табачной жвачки, укрепив ее все той же длинной оборкой от юбки. Девушка смущенно следила за каждым его движением.
– Придется заночевать здесь. Да и вообще, пока опасность не минует, мы не тронемся в путь. Я помогу тебе раздеться.
– Раздеться?
– Температура уже поднимается, от этого головокружение и слабость. А позже у тебя начнется такой жар, что ты попросту сомлеешь в своем наглухо застегнутом платье.
Отодвинув ее от ствола, он начал расстегивать пуговицы, но Присцилла отстранилась.
– Нет, это невозможно! Что же, мне так и сидеть средь бела дня полуголой в обществе постороннего мужчины?
– Если не ошибаюсь, ты снова нацепила на себя приспособление, глупее которого нет ничего на свете. Я об этом чертовом корсете! Ты должна избавиться от него. К тому же я не посторонний.
Присцилла хотела возразить, но из-за дурноты не могла вымолвить ни слова. Лоб ее покрылся испариной, а во рту пересохло.
– Хорошо, – наконец пролепетала она, – будь по-вашему. Корсет и нижние юбки я сниму, но платье – ни за что.
Брендон коснулся ее лба, горячего и влажного.
– Ладно, – мрачно согласился он, прекрасно зная, что вскоре ей будет все равно, одета она или голая.
Он расстегнул пуговицы, в спешке оторвав несколько, и начал стягивать платье с поникших плеч.
– Нет-нет, – встрепенулась Присцилла, – только ослабьте корсет, а остальное я сделаю сама. – Не в силах поднять руки, она все же попросила: – Отвернитесь!
– Иисусе!
– Не произносите всуе… – Присцилла умолкла, и Брендон быстро повернулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110