Это была гостиная для тех, кто заслужил привилегию получить место в царстве Эстер Гарднер. В один прекрасный день Лауре придется сесть рядом с королевой на ее ампирном диване, как несчастной принцессе, которой невозможно уклониться от такой милости. Она вздрогнула, представив себе эту сцену.
Над головой вспыхнули лампочки, осветив золотые ирисы, вышитые на ковре благородного синего цвета у нее под ногами. Дверь закрылась. Она почувствовала, как сильная рука прикоснулась к ее плечу и тепло Коннора затопило ее благословенным солнечным светом посреди зимнего холода.
— Скажи мне, что тебя печалит, любовь моя. Скажи мне, как мне развеселить тебя.
Она повернулась лицом к нему, глядя в его синие глаза. Если бы только судьба была более милосердна! Если бы она могла смотреть в его красивые глаза каждый день своей жизни! Но судьба жестока к ней. И им осталось так мало времени, чтобы побыть вместе…
Она протянула к нему руку, дотронувшись до его щеки, видя, как проступают под гладкой кожей темные точки тетины.
— Обними меня. Пожалуйста, обними меня.
— С превеликим удовольствием, — прошептал он, обнимая руками ее за талию.
Она обхватила руками его за шею, прижимаясь к нему, впитывая его тепло и силу, как умирающая женщина, пытающаяся вернуться к жизни. Она прижалась лицом к его шее, вдыхая теплый запах мускуса и лимона.
— Я люблю тебя, — прошептала она. — Я хочу, чтобы ты знал: что бы ни разделяло нас, я всегда буду любить тебя.
— Я не брошу тебя, любовь моя. — Он еще крепче обнял ее, а затем слегка отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо. — Сколько бы полнолуний ни приходило и уходило. Сколько бы заклинаний ни творила Софи, ничто не сможет разлучить меня с тобой.
Если не считать ответственности, которая обхватила ее шею, как удавка… Лаура прикоснулась ладонями к его подбородку, глядя на него, пытаясь сохранить в памяти черты его лица. Но только смотреть на него ей было мало.
Она провела пальцами по гладкой дуге его черных бровей, по густым черным ресницам, которые затрепетали под ее прикосновением. Коннор стоял тихо и спокойно, как языческий Бог, радующийся любопытному прикосновению смертной женщины. Она помедлила у изгиба его улыбающихся губ, поглаживая его кожу кончиками пальцев, глядя на него, чтобы сохранить черты его лица между страниц памяти. Никто не сможет лишить ее воспоминаний о Конноре.
— Ты такой красивый, — прошептала она. — Мечта, воплощенная в жизнь.
Он нагнул голову, и она встала на цыпочки навстречу его поцелую, встретив его губы со всей любовью и страстью, которая копилась в ней с того момента, когда она впервые увидела его. Она обхватила руками его за шею.
Такой и должна быть жизнь — радостное соединение мужчины и женщины, два сердца, бьющиеся в унисон, две жизни, освещенные одним да тем же ослепительным сиянием. Она обнимала Коннора, пытаясь быть к нему ближе, прижимаясь своим ноющим сердцем к его крепкой груди.
В его горле зародился стон. Его руки скользили по ее спине, распространяя тепло, которое проникало через шелк платья и вызывало у нее желание почувствовать прикосновение его рук к своей голой коже.
— Лаура, — прошептал он, водя губами по ее щеке. — Позволь мне любить тебя, как я должен тебя любить — всем моим сердцем, душой и телом.
Она запустила руки в его густые волосы, ухватившись за шелковистые пряди, когда он ласкал нежную кожу у нее за ухом. Мечты, смешавшиеся с реальностью, вызывали в ней желание, такое сильное, какого она не могла вообразить. Именно этого она искала всю свою жизнь — любви и ответного чувства, страсти, грозившей поглотить ее.
А как же ответственность?
Она обещана другому.
Она не может принять его восхитительное обещание.
Она потянула его за волосы, отводя его губы от своей щеки, и посмотрела в бездонную синеву его глаз, видя, что в них горит любовь и желание. Ее ожидала зима до конца жизни, а лето было рядом — только руку протянуть.
Он крепко обнимал ее за талию, его лицо исказилось гримасой боли, в глазах светилось нескрываемое желание.
— Лаура, я хочу тебя! Здесь! Сейчас!
Она раскрыла рот, но слова протеста, не успев раздаться, были сметены желанием. Разве в жизни существует справедливость, если им с Коннором навсегда будет отказано в радости разделять сердца, тела и души?
Его руки скользили по ее спине, распространяя тепло.
— Любовь моя, будь моей!
Один восхитительный момент тепла и света — вот все, что было ей доступно. Одно мгновение, чтобы дать ей силу прожить всю оставшуюся жизнь. Она прижалась к Коннору, раскрывая губы под его поцелуем и пробуя на вкус вечность.
В это мгновение ничто не имело значения. Ничто, кроме вкуса его губ, прижимающихся к ней, тепла его тела, проникающего в нее, обещая бесконечное лето.
Он провел руками по ее спине, и крючки расстегивались под его пальцами, как по волшебству. Зеленый шелк соскользнул с плеч Лауры, когда он поднял ее на руки и опустил на мягкий ковер, украшенный золотыми символами королевской власти. Он лег поверх нее, целуя ее губы, щеки, глаза, расстегивая на себе одежду, срывая с себя фрак, галстук, жилет…
Лаура вцепилась в запонки на его рубашке, отрывая их от белой ткани, стремясь к теплу его кожи. Ее пальцы скользили по шелковистым черным волосам. Она чувствовала себя свободной, не связанной правилами и ответственностью, которая сковывала ее железными обручами. Эти узы были крепче. Цепь, привязывающая ее к этому человеку, была гораздо сильнее, чем те, что выкованы из железа и стали.
Лаура тяжело дышала, откинув назад голову, пока он снимал с нее лиф, обнажая белую грудь, поднятую тугим корсетом навстречу огню его губ. Медальон, который он носил, прикоснулся к ее лифу, когда он опустил голову.
— О Господи! — прошептала она. Это оказалось сильнее, чем любой сон, это нежное прикосновение его рта к коже, словно горевшей в огне.
— Такая красивая… — пробормотал Коннор, глядя на нее. Он обхватил ее грудь ладонями, потирая большими пальцами туго натянутые, звенящие соски, пока Лаура не начала задыхаться от почти невыносимого удовольствия, волнами расходящегося по телу.
Он приподнял ее юбки, и шелк и лен поднялись горами у нее на поясе и рассыпались по сине-золотому ковру.
— Зачем столько одеяний? — сказал Коннор…
Лаура подняла бедра, глядя на него, зачарованная зрелищем его загорелых рук на своих белых панталонах.
— Но эти кажутся мне очень милыми. — Он расстегнул три жемчужные пуговицы и начал снимать с нее панталоны. В его глазах блестело желание. — Все эти женские облачения очень возбуждают.
Лаура прикусила губу, когда он стянул панталоны с ее бедер, ляжек, сорвав их совсем. Но она не чувствовала стыда. Ей казалось, что она зачарована, как будто он завладел ее волей — полностью и безвозвратно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91