Он решил смириться с тем, что разговор сменил направление, чувствуя ее нежелание говорить о своем отце.
— В этом воротничке я чувствую себя с петлей на шее, — пожаловался он. Лаура нахмурилась.
— Ты не можешь ходить с расстегнутым воротом. Это неприлично.
— Кажется, в вашем веке общество требует от человека, чтобы он был застегнут на все пуговицы. — Коннор развязал белый галстук и расстегнул несколько верхних запонок на рубашке, затем вздохнул, потирая шею.
— Джентльмен не станет ходить, выставляя себя напоказ. — Лаура прикоснулась пальцами к коже под ключицей. — Уверяю тебя, что ни одна леди не захочет любоваться голой мужской грудью.
— Хотя мне безразличен покрой мужской одежды в вашем столетии, — Коннор усмехнулся, глядя на гладкую белую кожу над корсажем ее платья из бордового шелка, — мне нравится, как твое платье открывает изгиб твоих плеч и намекает на прочие прелести.
Мерцающие свечи в серебряном канделябре осветили грудь Лауры, которая залилась краской, поднявшейся по ее шее к щекам. Она обернулась к Софи, сидевшей слева от нее, во главе стола.
— Это невозможно! Этот человек никогда не научится соблюдать приличия! Софи погладила ее по руке.
— Дай ему время, чтобы привыкнуть ко всему. Мы весь день забивали ему голову разными правилами.
— У нас нет времени! — Лаура резко вздохнула и с яростью посмотрела на Коннора. — Мистер Пакстон, если вы не научитесь вести себя в обществе, то выставите меня и тетю Софи на посмешище. Вы именно этого добиваетесь?
Коннор поморщился при мысли о жестком белом воротничке. Но он знал, что должен приспособиться к привычкам и манерам того общества, в котором живет Лаура, если хочет добиться ее расположения. Он медленно застегнул рубашку.
— Спасибо, — чопорно произнесла Лаура. Коннор вертел в руках шелковый галстук, пытаясь завязать его аккуратным узлом, таким же, какой завязала Софи перед обедом.
— Я не сделаю ничего, что унизило бы вас, миледи.
— Сознательно — нет. — Лаура нахмурилась, глядя, как он возится с галстуком. Через несколько секунд она отложила салфетку и встала из-за стола. — Дай сюда, — приказала она, забирая галстук из его рук.
— С удовольствием. — Аромат весенних цветов окутал его теплым туманом, когда она наклонилась над ним, опаляя его щеки теплом своей кожи.
Нахмурив брови, Лаура перекрестила концы галстука и принялась исправлять те безобразия, которые он сотворил с куском шелка.
— Ты должен научиться завязывать галстуки. Мужчины в Бостоне стараются не прибегать к помощи лакеев, как делают в Англии.
Коннор усмехнулся, глядя в ее нахмурившееся лицо.
— Но считается, что я англичанин. Лаура сжала губы в тонкую линию.
— Похоже, что на пути сюда ты потерял своего лакея.
Он смотрел на ее мягкие округлые груди, поднимающиеся над корсажем, туго облегающем ее формы, когда она наклонилась над ним, на соблазнительную долинку всего в нескольких дюймах от его губ.
— Отсюда я вижу, как мне повезло, что я потерял лакея, каким бы замечательным он ни был.
Лаура выпрямилась, прикрыв грудь рукой.
— Джентльмен никогда не воспользуется такой гнусной возможностью! Коннор подмигнул ей.
— И будет дураком.
— А ты — грубиян. — Она рассерженно удалилась. Бордовый шелк платья развевался в такт негодующе покачивающимся бедрам.
Коннор улыбнулся ей, когда она вернулась на свое место напротив него.
— Может быть, продолжим, учитель? Она глубоко вздохнула. Коннор видел, каких трудов ей стоит держать себя в руках. В известном смысле ему хотелось, чтобы она проиграла этот бой, взорвавшись в великолепной вспышке ярости. Но когда Лаура заговорила, он понял, что она снова спрятала свои чувства в глубине души.
— Ты должен держать вилку вот так, — показала она, поднимая одну из лежавших около ее тарелки вилок, поблескивавших серебром в пламени свечей. — Убери локти со стола и не обращайся с вилкой, как с лопатой. Кроме того, не ешь такими большими кусками. Мы не хотим, чтобы люди считали тебя вульгарным.
— Конечно, нет. — Он с тоской смотрел на груды фарфора, серебра и хрусталя, разложенного перед ним на белой скатерти, покрывавшей стол: полдюжины бокалов для воды и вина, маленький нож и вилка для рыбы, маленькая вилка для устриц, три большие вилки, три ножа, две ложки. — Зачем люди в вашем веке выдумали столько приспособлений для еды?
— Потому что… — Лаура замешкалась, глядя на собственные столовые приборы. — Не знаю.
— Возможно, все законы общества были придуманы богатыми и могущественными людьми, как барьер, разделяющий классы.
Лаура недоуменно взглянула на него.
— Это же нелепость!
Коннор поднял вилку и крутил ее в пальцах, пока не превратился в олицетворение этикета.
— Неужели?
Лаура взглянула на Софи, но ее тетя придерживалась собственного мнения.
— Бостонское общества известно своим радушием.
— Да, пока мужлан помнит свое место, — кивнул Коннор.
Лаура бросила на него яростный взгляд.
— А в твое время было по-другому?
— Только законы были другими. Но люди мало изменились за тысячу лет. — Он подцепил устрицу той, какой нужно, вилкой. — Я выучу ваши законы и стану своим человеком в бостонском обществе.
Лаура проглотила комок. Глаза выдавали ее мысли — неуверенность, страх и желание.
«Ты — моя», — беззвучно прошептал Коннор.
Она откинулась на спинку стула, не спуская с него взгляда. Ее губы раскрылись, как будто он крепко поцеловал ее, но слишком быстро отпустил.
— Ты что-то сказал?
Коннор покачал головой и улыбнулся.
Она нахмурилась, постукивая пальцем по ножке бокала для воды. В ее взгляде смешались желание и ярость, заставившие Коннора представить, что случится, если все накопившиеся в ней чувства вырвутся наружу.
Ничто не помешает ему добиться этой женщины, даже идиотские причуды бостонского общества!
Лаура подняла глаза от книги к палисандровым часам, стоявшим на камине в ее спальне. Полночь. А спать не хочется. Неужели она боится снова встретить в своих снах этого викинга? Или гораздо больше ее пугает то, что она сделает сама, если увидит его во сне?
Ох, уж этот Коннор! У него нет никакого права внушать ей чувство, будто каждое правило этикета, которому ее учили, лишено смысла. Несносный викинг!
Она бросила книгу на кровать и встала, потеряв надежду прочесть роман Беллами. Ее мысли поглощал Коннор.
Нет, этот человек не имеет права внушать ей такое беспокойство. Она подходила к окнам, задевая за шторы, и зеленая парча развевалась у нее за спиной. Он все разбередил в ней, пробудив чувства, о существовании которых она не подозревала, пока он не ворвался в ее жизнь — чувства, испытывать которые не позволит себе ни одна настоящая леди.
Эти чувства были не чем иным, как низменными инстинктами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91