С интересом посмотрел на нее, окинул беглым взглядом одежду… Поправил на ней шапку, чтобы лицо скрывала тень, одобрительно кивнул.
– Хорошо. Теперь в путь! – И подал ей поводья.
Незаметно, как им казалось, вышли из дворца через боковые ворота. Сев на лошадей, смешались с толпой всадников, медленно продвигаясь вперед.
На улицах Тайту царило оживление. Дорогу на каждом шагу преграждали тяжелые повозки, запряженные быками и нагруженные соломой и мешками. Сновали носильщики с тяжелыми грузами на длинных жердях, впивающихся в плечи. Женщины с корзинами и кувшинами переругивались между собой, шарахались в стороны.
Все эти люди, по-видимому, двигались в определенное место. И действительно, метров через двести улица заканчивалась и упиралась в огромную площадь – рынок.
На площади стоял невообразимый шум: кудахтали куры, визжали свиньи, лаяли собаки. Время от времени раздавались предсмертные звуки, издаваемые домашней скотиной, – вой, мычание, блеяние…
Беатриче окатило пестрой волной разнообразных, незнакомых запахов. Пахло травами и пряностями, зерном и пылью, углем, вареными овощами и мясом, кровью и рыбой и многим другим, чего не определить. В деревянных бочках и наполненных водой жбанах плавали угри и змеи, шевелились раки и таинственные моллюски.
Дико крича и бурно жестикулируя, торговцы сбывали свой товар покупателям. Торговали всем: продуктами, тканями, украшениями, домашней утварью. Протискиваясь сквозь толпу, Беатриче и Джинким слышали, как их окрикивают, протягивают корзины с ароматическими травами, едой и напитками. Очень уж легко одетые женщины, с толстым слоем пудры на лице, ярко накрашенные, стояли по углам площади или разгуливали между рядами – они делали недвусмысленные предложения Джинкиму. Приходилось все время отбиваться от них. Беатриче начала нервничать. Это не пестрый, оживленный базар, какие она видела в Бухаре, а какой-то невообразимый хаос. Созерцая его, трудно представить, что китайцы – народ древней культуры и тысячелетних традиций.
Они уже почти пересекли рыночную площадь, как вдруг к лошади Беатриче приклеилась какая-то старая женщина, слепая на один глаз. Жидкие седые волосы прикрыты грязным мотком пряжи, рот беззубый, все лицо изборождено морщинами. Похожа на сумасшедшую или ведьму.
Старуха вцепилась ей в ногу и бормочет что-то по-китайски. Беатриче испугалась, не понимала, что та говорит, к тому же ей никак не удавалось высвободить ногу. Хотела уже звать на помощь Джинкима, но тут старуха наконец отцепилась от нее – сообразила, наверное, что ее не понимают.
Тогда она вынула что-то из привязанного к поясу мешочка и сунула Беатриче в руку. Это был небольшой бумажный свиток, перевязанный красной ленточкой. Беатриче пыталась объяснить старухе, что не собирается ничего покупать, что у нее нет денег. Но женщина вдруг, махнув рукой, скрылась в толпе.
– Что-нибудь случилось? – обеспокоился подоспевший Джинким.
– Да нет, ничего особенного. – Беатриче только головой покачала – так и не поняла, чего от нее хотели. – Со мной заговорила одна старая женщина, но я ее не поняла. А потом она дала мне вот это. – И показала Джинкиму свернутый в трубочку кусок бумаги.
– Это наверняка гадалка, – объяснил Джинким. – Здесь, на рынке, их много. Предсказывают будущее, гадая по руке, по глазам, по облакам. Кости бросают – по ним тоже гадают – или погружаются в транс. На этом свитке, скорее всего, написано какое-нибудь изречение – предсказывает будущее или оберегает от порчи.
Беатриче показалось, что Джинким вдруг побледнел, словно испугался увиденного. Может быть, там проклятие?
Она пристально посмотрела на безобидный с виду листок бумаги.
– Может, выбросить? – спросила Беатриче.
– Не надо. От судьбы не уйдешь. – Джинким подтвердил ее подозрения. – Лучше наперед знать свою судьбу, чем ждать от нее сюрпризов.
Дальнейший путь обошелся без происшествий. Миновали восточные ворота города – стражники обратили на них не больше внимания, чем на бесчисленных торговцев и крестьян, стремящихся покинуть Тайту или, наоборот, пробраться на рынок со своим товаром.
Неторопливым шагом проехали восточную улицу и наконец очутились за пределами города, где начиналась бескрайняя холмистая степь.
Лицо овевал ледяной ветер, пронизывал до костей, несмотря на теплую меховую одежду. Под копытами лошадей хрустела замерзшая трава. А как зимой выглядит этот пейзаж?.. Беатриче нарисовала себе картину белоснежных, чистых холмов.
Увидеть бы все это зимой… И тут же поняла – не суждено этому желанию исполниться. У нее предчувствие, что ей недолго оставаться здесь.
– Приехали! – прервал Джинким ее размышления, натянул поводья и остановил своего жеребца. Удивленным взглядом Беатриче обвела окрестности, не понимая, куда они попали. Вокруг, насколько хватал глаз, ничего, кроме холмов и темнеющих на горизонте деревьев. А здесь, в низине, ни хижины, ни ручейка, ни даже камня или скалы. Только подернутая инеем трава и бледно-голубое небо над головой…
– Врагу здесь негде притаиться. – Джинким, видимо, угадал ее мысли, словно телепат. – В Тайту нельзя сказать ни слова, чтобы завтра об этом не узнал весь город. Везде полно шпионов – подслушивают на каждом шагу. А здесь по крайней мере можно говорить без опаски. Теперь рассказывай о Маффео все, что ты знаешь.
Беатриче изложила ему, что случилось накануне: как обнаружила у себя в комнате Маффео, что он сообщил ей о разговоре с Ли Мубаем и что выяснила, осмотрев его. По сути, фактов совсем немного.
Джинким молча выслушал ее.
– Как называется яд? – спросил, когда она умолкла.
– Атропин. Его получают из плодов кустарника, который у меня на родине называют красавкой. По виду напоминают темную вишню. Съешь такую ягоду – и наступают бред и безумные видения. Есть у нее еще одно название – белладонна. Женщины закапывают в глаза ее сок – от этого расширяются зрачки и блестят глаза. Звучит красиво, но в больших дозах это смертельный яд. Особенно опасен для людей со слабым сердцем.
– И для Маффео?
– Да, для него очень.
– Странно… никогда не слыхал о таком яде.
– Может быть, он здесь называется иначе?
Джинким стал припоминать.
– Не думаю… Я хорошо знаю все здешние растения, но такого кустарника, который ты мне описала, еще не встречал. И Ли Мубай, кажется, тоже ничего о нем не знает, а то разобрался бы, что к чему.
– Надо выяснить, кто во дворце может знать об этом яде и кому понадобилось убивать Маффео. Не думаю, что таких много.
– Ты ошибаешься, – возразил Джинким, – их больше, чем ты думаешь. Это арабы, и прежде всего Ахмад, министр финансов Хубилая. Ты должна его знать – он был у меня, когда ты случайно забрела в мои покои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
– Хорошо. Теперь в путь! – И подал ей поводья.
Незаметно, как им казалось, вышли из дворца через боковые ворота. Сев на лошадей, смешались с толпой всадников, медленно продвигаясь вперед.
На улицах Тайту царило оживление. Дорогу на каждом шагу преграждали тяжелые повозки, запряженные быками и нагруженные соломой и мешками. Сновали носильщики с тяжелыми грузами на длинных жердях, впивающихся в плечи. Женщины с корзинами и кувшинами переругивались между собой, шарахались в стороны.
Все эти люди, по-видимому, двигались в определенное место. И действительно, метров через двести улица заканчивалась и упиралась в огромную площадь – рынок.
На площади стоял невообразимый шум: кудахтали куры, визжали свиньи, лаяли собаки. Время от времени раздавались предсмертные звуки, издаваемые домашней скотиной, – вой, мычание, блеяние…
Беатриче окатило пестрой волной разнообразных, незнакомых запахов. Пахло травами и пряностями, зерном и пылью, углем, вареными овощами и мясом, кровью и рыбой и многим другим, чего не определить. В деревянных бочках и наполненных водой жбанах плавали угри и змеи, шевелились раки и таинственные моллюски.
Дико крича и бурно жестикулируя, торговцы сбывали свой товар покупателям. Торговали всем: продуктами, тканями, украшениями, домашней утварью. Протискиваясь сквозь толпу, Беатриче и Джинким слышали, как их окрикивают, протягивают корзины с ароматическими травами, едой и напитками. Очень уж легко одетые женщины, с толстым слоем пудры на лице, ярко накрашенные, стояли по углам площади или разгуливали между рядами – они делали недвусмысленные предложения Джинкиму. Приходилось все время отбиваться от них. Беатриче начала нервничать. Это не пестрый, оживленный базар, какие она видела в Бухаре, а какой-то невообразимый хаос. Созерцая его, трудно представить, что китайцы – народ древней культуры и тысячелетних традиций.
Они уже почти пересекли рыночную площадь, как вдруг к лошади Беатриче приклеилась какая-то старая женщина, слепая на один глаз. Жидкие седые волосы прикрыты грязным мотком пряжи, рот беззубый, все лицо изборождено морщинами. Похожа на сумасшедшую или ведьму.
Старуха вцепилась ей в ногу и бормочет что-то по-китайски. Беатриче испугалась, не понимала, что та говорит, к тому же ей никак не удавалось высвободить ногу. Хотела уже звать на помощь Джинкима, но тут старуха наконец отцепилась от нее – сообразила, наверное, что ее не понимают.
Тогда она вынула что-то из привязанного к поясу мешочка и сунула Беатриче в руку. Это был небольшой бумажный свиток, перевязанный красной ленточкой. Беатриче пыталась объяснить старухе, что не собирается ничего покупать, что у нее нет денег. Но женщина вдруг, махнув рукой, скрылась в толпе.
– Что-нибудь случилось? – обеспокоился подоспевший Джинким.
– Да нет, ничего особенного. – Беатриче только головой покачала – так и не поняла, чего от нее хотели. – Со мной заговорила одна старая женщина, но я ее не поняла. А потом она дала мне вот это. – И показала Джинкиму свернутый в трубочку кусок бумаги.
– Это наверняка гадалка, – объяснил Джинким. – Здесь, на рынке, их много. Предсказывают будущее, гадая по руке, по глазам, по облакам. Кости бросают – по ним тоже гадают – или погружаются в транс. На этом свитке, скорее всего, написано какое-нибудь изречение – предсказывает будущее или оберегает от порчи.
Беатриче показалось, что Джинким вдруг побледнел, словно испугался увиденного. Может быть, там проклятие?
Она пристально посмотрела на безобидный с виду листок бумаги.
– Может, выбросить? – спросила Беатриче.
– Не надо. От судьбы не уйдешь. – Джинким подтвердил ее подозрения. – Лучше наперед знать свою судьбу, чем ждать от нее сюрпризов.
Дальнейший путь обошелся без происшествий. Миновали восточные ворота города – стражники обратили на них не больше внимания, чем на бесчисленных торговцев и крестьян, стремящихся покинуть Тайту или, наоборот, пробраться на рынок со своим товаром.
Неторопливым шагом проехали восточную улицу и наконец очутились за пределами города, где начиналась бескрайняя холмистая степь.
Лицо овевал ледяной ветер, пронизывал до костей, несмотря на теплую меховую одежду. Под копытами лошадей хрустела замерзшая трава. А как зимой выглядит этот пейзаж?.. Беатриче нарисовала себе картину белоснежных, чистых холмов.
Увидеть бы все это зимой… И тут же поняла – не суждено этому желанию исполниться. У нее предчувствие, что ей недолго оставаться здесь.
– Приехали! – прервал Джинким ее размышления, натянул поводья и остановил своего жеребца. Удивленным взглядом Беатриче обвела окрестности, не понимая, куда они попали. Вокруг, насколько хватал глаз, ничего, кроме холмов и темнеющих на горизонте деревьев. А здесь, в низине, ни хижины, ни ручейка, ни даже камня или скалы. Только подернутая инеем трава и бледно-голубое небо над головой…
– Врагу здесь негде притаиться. – Джинким, видимо, угадал ее мысли, словно телепат. – В Тайту нельзя сказать ни слова, чтобы завтра об этом не узнал весь город. Везде полно шпионов – подслушивают на каждом шагу. А здесь по крайней мере можно говорить без опаски. Теперь рассказывай о Маффео все, что ты знаешь.
Беатриче изложила ему, что случилось накануне: как обнаружила у себя в комнате Маффео, что он сообщил ей о разговоре с Ли Мубаем и что выяснила, осмотрев его. По сути, фактов совсем немного.
Джинким молча выслушал ее.
– Как называется яд? – спросил, когда она умолкла.
– Атропин. Его получают из плодов кустарника, который у меня на родине называют красавкой. По виду напоминают темную вишню. Съешь такую ягоду – и наступают бред и безумные видения. Есть у нее еще одно название – белладонна. Женщины закапывают в глаза ее сок – от этого расширяются зрачки и блестят глаза. Звучит красиво, но в больших дозах это смертельный яд. Особенно опасен для людей со слабым сердцем.
– И для Маффео?
– Да, для него очень.
– Странно… никогда не слыхал о таком яде.
– Может быть, он здесь называется иначе?
Джинким стал припоминать.
– Не думаю… Я хорошо знаю все здешние растения, но такого кустарника, который ты мне описала, еще не встречал. И Ли Мубай, кажется, тоже ничего о нем не знает, а то разобрался бы, что к чему.
– Надо выяснить, кто во дворце может знать об этом яде и кому понадобилось убивать Маффео. Не думаю, что таких много.
– Ты ошибаешься, – возразил Джинким, – их больше, чем ты думаешь. Это арабы, и прежде всего Ахмад, министр финансов Хубилая. Ты должна его знать – он был у меня, когда ты случайно забрела в мои покои.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86