Когда-нибудь все тебе расскажу, но не сегодня. На первый раз достаточно. Нам предстоит еще осмыслить то, что мы узнали друг от друга. Кроме того, ты не совсем окрепла и должна отдохнуть.
О боже, Маффео хочет прервать разговор на самом интересном месте?! Не может быть!
– Но нам так много надо рассказать друг другу! Неужели у тебя нет наболевших вопросов – таких, которыми хотелось бы поделиться? Разве ты не хочешь узнать, что мне пришлось пережить с этим камнем? Тебе неинтересно? Хотя бы чуть-чуть…
Маффео ласково улыбнулся и покачал головой. Очень он сейчас похож на Ли Мубая… Долгие годы, проведенные на Востоке, видимо, сильно подействовали на него.
– Любопытство не самый лучший советчик. Как часто оно подводит человека к очень опасной черте…
– Но, Маффео, мы с тобой…
– Поэтому давай прервемся, хорошенько обдумаем и осмыслим все происходящее. Тогда легче станет понять главное. – И успокаивающе тронул ее за плечо. – Я знаю: европейцы часто бывают нетерпеливыми, как дети. Хотят все и сразу, не умеют ждать, торопят события. Наша сила – в выдержке и спокойствии. Поживешь здесь дольше – сама все поймешь. – Он по-доброму улыбнулся, поднялся, произнес несколько торжественно: – Сейчас я ухожу, Беатриче, и оставляю тебя наедине с твоими мыслями. Тебе надо привыкнуть к новой жизни. А я вернусь и принесу тебе лекарство. Завтра, когда наступит новый день, мы обязательно продолжим разговор. – И медленно вышел.
Она смотрела ему вслед, испытывая смешанное чувство ярости и отчаяния. Что ж, ничего не поделаешь… Да, ей так необходимо продолжить разговор прямо сейчас! Но переубедить Маффео невозможно. Остается думать и ждать завтрашнего дня.
V
В дверь постучали – тихо и робко, как стучит маленький ребенок. Беатриче открыла глаза, не понимая, где находится. Довольно темно, она различает лишь очертания отдельных предметов. Справа два стула с такими низкими сиденьями, что их можно принять за детские стульчики, если бы не высокие спинки. Ясно одно – это не ее спальня. Но и не больница…
Такие редкостные старинные стулья она видела лишь в антикварном магазине, принадлежащем другу ее тети, – там продавались восточные раритеты. Как это она оказалась среди такой мебели?.. И тут вспомнила все: комната в восточном стиле, китайский врач, Маффео Поло, дядя Марко Поло… Невероятно!.. Может быть, ей доведется встретить этого знаменитого венецианца – авантюриста, путешественника… Кстати, это он завез в Италию макароны.
Она успокоилась – так это не сон. Но и реальностью трудно назвать – во всяком случае, нормальной реальностью, где существует Беатриче Хельмер, хирург из Гамбурга и будущая мать.
Итак, если она правильно оценивает ситуацию, ей предстоит прожить здесь некоторое время – желательно не слишком долго – вместе с Маффео и Марко Поло, при дворе великого Хубилай-хана. Встретиться с людьми, известными ей по историческим книгам. Этим людям посвящены научные диссертации, романы и сценарии. Вот в какой головоломной ситуации оказалась она… Такую не разгадает и самый изощренный ум.
«Завтра утром ты сможешь спокойнее все обдумать, – прозвучал ее внутренний голос. – Сейчас ночь. Будь благоразумна – повернись на спину и спи!»
Недаром она разумная и практичная женщина, которая никогда не теряет здравого смысла, в какое бы сложное положение ни попала.
А ее ли это голос? Уж не проделки ли камня – ведь он даже разговаривает с ней, чтобы придать ей мужества. Или она на грани безумия?.. Подобное с ней происходит уже второй раз: сначала – средневековый бухарский гарем; теперь – средневековый Китай… Все это настолько фантастично, абсурдно – пожалуй, достойно пера прозаика или сценариста.
Но что бы там ни нашептывал ей сейчас внутренний голос – в этом он прав! Она сладко зевнула и повернулась на спину…
В этот момент открылась дверь и в комнату мелкими, быстрыми шажками прошмыгнула какая-то фигурка. В своем длинном, до пола, широком, светлом одеянии она больше походила на призрак. Но разве призраки возятся у окна, открывают занавеси?..
В комнату ворвался ледяной утренний воздух. Съежившись, Беатриче натянула одеяло до подбородка. Никакого желания вылезать из теплой постели не было. Она устала, в комнате собачий холод, да и за окном еще довольно темно. Она закрыла глаза и затихла. По жизненному опыту, почерпнутому в гареме эмир Бухары, знала: слуги, если их не замечать, обычно быстро исчезают. Но этот призрак, по-видимому, придерживается других правил.
Семенящими шажками кто-то приблизился к постели, и над ухом Беатриче раздался тихий, нежный звон фарфорового колокольчика. Она ощутила легкое, прохладное прикосновение к своей руке – словно на нее упала снежинка, – и тихий голос что-то сказал ей на языке, в котором она с большим трудом угадала арабский.
Беатриче непроизвольно подняла голову: над ней склонилась небольшого роста женщина, облаченная в широкие белые шаровары и свободную блузу с наглухо застегнутым на шее воротом. Та самая китаянка, о которой вчера говорил Маффео?
Но, как Беатриче ни старалась, она так и не вспомнила ее имени.
– Пора вставать, – молвила женщина на ломаном арабском с сильнейшим акцентом.
Беатриче с трудом поняла, чего от нее хотят. Перевернулась набок, потянулась и протерла глаза.
– Так рано? Сейчас ведь еще ночь!
– Нет, – ответила та с улыбкой.
Если морщины на лице человека означают то же, что годовые кольца – на спилах деревьев, китаянке можно дать по меньшей мере лет сто двадцать. Что-то здесь не так…
– Солнце уже всходит.
Да, правда: звезды начали постепенно гаснуть. Кусочек неба, видневшийся с ее кровати, уже не черный, а темно-синий с легким налетом серебра. Который теперь час – пять утра? Уж во всяком случае, не больше шести. Слишком рано для человека, которому не надо идти на работу. Тем не менее Беатриче поднялась и села на постели. Она здесь гостья, правила вежливости требуют подчиняться распорядку, принятому в доме хозяев.
Старуха поставила поднос на прикроватный столик. С нескрываемым восхищением Беатриче рассматривала посуду: три пиалы из тончайшего фарфора, все неодинаковой величины, к каждой своя крышка; покрыты глазурью разных цветов: светло-зеленого, светло-голубого и коричневого. Простая, изысканная форма – отрада для глаз поклонника дзен-буддизма. Эти три сосуда посчитал бы своим шедевром топ-дизайнер конца двадцатого века.
– Тебе надо поесть, – сказала старуха. – Тебе и твоему ребенку. – Она сняла крышки и на некоторое время исчезла в клубах пара.
Вдруг Беатриче почувствовала сильный голод. Ничего удивительного – ведь ничего не ела со вчерашнего дня. Она бросила жадный взгляд на пиалы: в самой большой рис, в средней что-то напоминающее вареные овощи, в самой маленькой прозрачная жидкость светло-зеленого цвета, очевидно, чай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
О боже, Маффео хочет прервать разговор на самом интересном месте?! Не может быть!
– Но нам так много надо рассказать друг другу! Неужели у тебя нет наболевших вопросов – таких, которыми хотелось бы поделиться? Разве ты не хочешь узнать, что мне пришлось пережить с этим камнем? Тебе неинтересно? Хотя бы чуть-чуть…
Маффео ласково улыбнулся и покачал головой. Очень он сейчас похож на Ли Мубая… Долгие годы, проведенные на Востоке, видимо, сильно подействовали на него.
– Любопытство не самый лучший советчик. Как часто оно подводит человека к очень опасной черте…
– Но, Маффео, мы с тобой…
– Поэтому давай прервемся, хорошенько обдумаем и осмыслим все происходящее. Тогда легче станет понять главное. – И успокаивающе тронул ее за плечо. – Я знаю: европейцы часто бывают нетерпеливыми, как дети. Хотят все и сразу, не умеют ждать, торопят события. Наша сила – в выдержке и спокойствии. Поживешь здесь дольше – сама все поймешь. – Он по-доброму улыбнулся, поднялся, произнес несколько торжественно: – Сейчас я ухожу, Беатриче, и оставляю тебя наедине с твоими мыслями. Тебе надо привыкнуть к новой жизни. А я вернусь и принесу тебе лекарство. Завтра, когда наступит новый день, мы обязательно продолжим разговор. – И медленно вышел.
Она смотрела ему вслед, испытывая смешанное чувство ярости и отчаяния. Что ж, ничего не поделаешь… Да, ей так необходимо продолжить разговор прямо сейчас! Но переубедить Маффео невозможно. Остается думать и ждать завтрашнего дня.
V
В дверь постучали – тихо и робко, как стучит маленький ребенок. Беатриче открыла глаза, не понимая, где находится. Довольно темно, она различает лишь очертания отдельных предметов. Справа два стула с такими низкими сиденьями, что их можно принять за детские стульчики, если бы не высокие спинки. Ясно одно – это не ее спальня. Но и не больница…
Такие редкостные старинные стулья она видела лишь в антикварном магазине, принадлежащем другу ее тети, – там продавались восточные раритеты. Как это она оказалась среди такой мебели?.. И тут вспомнила все: комната в восточном стиле, китайский врач, Маффео Поло, дядя Марко Поло… Невероятно!.. Может быть, ей доведется встретить этого знаменитого венецианца – авантюриста, путешественника… Кстати, это он завез в Италию макароны.
Она успокоилась – так это не сон. Но и реальностью трудно назвать – во всяком случае, нормальной реальностью, где существует Беатриче Хельмер, хирург из Гамбурга и будущая мать.
Итак, если она правильно оценивает ситуацию, ей предстоит прожить здесь некоторое время – желательно не слишком долго – вместе с Маффео и Марко Поло, при дворе великого Хубилай-хана. Встретиться с людьми, известными ей по историческим книгам. Этим людям посвящены научные диссертации, романы и сценарии. Вот в какой головоломной ситуации оказалась она… Такую не разгадает и самый изощренный ум.
«Завтра утром ты сможешь спокойнее все обдумать, – прозвучал ее внутренний голос. – Сейчас ночь. Будь благоразумна – повернись на спину и спи!»
Недаром она разумная и практичная женщина, которая никогда не теряет здравого смысла, в какое бы сложное положение ни попала.
А ее ли это голос? Уж не проделки ли камня – ведь он даже разговаривает с ней, чтобы придать ей мужества. Или она на грани безумия?.. Подобное с ней происходит уже второй раз: сначала – средневековый бухарский гарем; теперь – средневековый Китай… Все это настолько фантастично, абсурдно – пожалуй, достойно пера прозаика или сценариста.
Но что бы там ни нашептывал ей сейчас внутренний голос – в этом он прав! Она сладко зевнула и повернулась на спину…
В этот момент открылась дверь и в комнату мелкими, быстрыми шажками прошмыгнула какая-то фигурка. В своем длинном, до пола, широком, светлом одеянии она больше походила на призрак. Но разве призраки возятся у окна, открывают занавеси?..
В комнату ворвался ледяной утренний воздух. Съежившись, Беатриче натянула одеяло до подбородка. Никакого желания вылезать из теплой постели не было. Она устала, в комнате собачий холод, да и за окном еще довольно темно. Она закрыла глаза и затихла. По жизненному опыту, почерпнутому в гареме эмир Бухары, знала: слуги, если их не замечать, обычно быстро исчезают. Но этот призрак, по-видимому, придерживается других правил.
Семенящими шажками кто-то приблизился к постели, и над ухом Беатриче раздался тихий, нежный звон фарфорового колокольчика. Она ощутила легкое, прохладное прикосновение к своей руке – словно на нее упала снежинка, – и тихий голос что-то сказал ей на языке, в котором она с большим трудом угадала арабский.
Беатриче непроизвольно подняла голову: над ней склонилась небольшого роста женщина, облаченная в широкие белые шаровары и свободную блузу с наглухо застегнутым на шее воротом. Та самая китаянка, о которой вчера говорил Маффео?
Но, как Беатриче ни старалась, она так и не вспомнила ее имени.
– Пора вставать, – молвила женщина на ломаном арабском с сильнейшим акцентом.
Беатриче с трудом поняла, чего от нее хотят. Перевернулась набок, потянулась и протерла глаза.
– Так рано? Сейчас ведь еще ночь!
– Нет, – ответила та с улыбкой.
Если морщины на лице человека означают то же, что годовые кольца – на спилах деревьев, китаянке можно дать по меньшей мере лет сто двадцать. Что-то здесь не так…
– Солнце уже всходит.
Да, правда: звезды начали постепенно гаснуть. Кусочек неба, видневшийся с ее кровати, уже не черный, а темно-синий с легким налетом серебра. Который теперь час – пять утра? Уж во всяком случае, не больше шести. Слишком рано для человека, которому не надо идти на работу. Тем не менее Беатриче поднялась и села на постели. Она здесь гостья, правила вежливости требуют подчиняться распорядку, принятому в доме хозяев.
Старуха поставила поднос на прикроватный столик. С нескрываемым восхищением Беатриче рассматривала посуду: три пиалы из тончайшего фарфора, все неодинаковой величины, к каждой своя крышка; покрыты глазурью разных цветов: светло-зеленого, светло-голубого и коричневого. Простая, изысканная форма – отрада для глаз поклонника дзен-буддизма. Эти три сосуда посчитал бы своим шедевром топ-дизайнер конца двадцатого века.
– Тебе надо поесть, – сказала старуха. – Тебе и твоему ребенку. – Она сняла крышки и на некоторое время исчезла в клубах пара.
Вдруг Беатриче почувствовала сильный голод. Ничего удивительного – ведь ничего не ела со вчерашнего дня. Она бросила жадный взгляд на пиалы: в самой большой рис, в средней что-то напоминающее вареные овощи, в самой маленькой прозрачная жидкость светло-зеленого цвета, очевидно, чай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86