Так благополучно длилось для нее путешествие, что Маффео часто приходилось напоминать, что она беременна и не должна позволять себе ничего лишнего. Кроме того, с его помощью она пыталась совершенствовать свои познания в монгольском, а то было бы совсем скучно. И все-таки она страшно обрадовалась, когда на восьмой день добрались наконец до Тайту.
Первым об окончании пути возвестил маленький мальчик – как предположила Беатриче, один из бесчисленных внуков хана. Как только пересекли гряду холмов, мальчуган, придержав своего коня и размахивая руками, закричал что есть мочи:
– Смотри-ите! Та-ам, впереди!.. Та-айту! Скоро прие-едем!..
Новость быстро распространилась среди путников. Все всадники сгрудились на вершине холма. Тут же была и Беатриче. Смотрела на расстилавшуюся перед ними долину, замерев в восхищении…
Город сиял под лучами полуденного солнца, словно какой-то гигант рассыпал здесь горсть крупных драгоценных камней. Крыши блестели и сверкали всеми цветами радуги – зеленым, желтым, голубым, красным. Беатриче казалось, что она стоит на галерее карточного домика в Шангду. Но все-таки все выглядело иначе – еще величественнее и прекраснее. У нее захватило дух. Марко оказался прав: как ни старались мастера, изготовившие макет города, действительность не идет ни в какое сравнение с моделью.
Размах, с каким построен город, не поддавался описанию. Тайту как бы заполнил собой всю обширную долину. С вершины холма открывался прекрасный вид на огромные парки и площади с великолепными храмами. Во всем ансамбле выделялись крыши пагод.
Беатриче заметила и несколько чужеродных строений: купола и минареты мечетей, а еще здания, напоминавшие индийские храмы и еврейские синагоги. В ярких лучах видна даже башня христианской церкви. Над всеми постройками доминировал сияющий голубым светом, словно драгоценный сапфир в диадеме, дворец императора.
Хубилай позаботился обо всем. Тайту должен стать центром паломничества для людей всех национальностей и вероисповеданий.
Смутные предчувствия – неизвестно почему – одолевали Беатриче. Тайту, несомненно, потрясающий город, чудо архитектуры. Но ему не хватает чего-то… Трудно это передать… Особого очарования, почти неземного волшебства – эти черты сквозили в Шангду.
«Фэн-шуй!» – внезапно промелькнуло в голове. С этим понятием Беатриче столкнулась некоторое время назад: лечила одну пациентку, которая занималась тем, что давала консультации по фэн-шуй. Рассказала и ей об основных принципах этого древнекитайского учения, наглядно объяснив, в чем его суть, – по всей вероятности, увидела в ней свою потенциальную клиентку.
Почему вспомнилось об этом именно сейчас, когда она созерцает Тайту?.. Быть может, синева крыш навела на такую мысль?.. Не исключено, что она испытывает некую неприязнь к Тайту потому, что он со временем станет Пекином, а Шангду – Кайпинфу… Последний останется в ее памяти как город, связанный с поэзией, сказкой и ностальгией… Ну а Пекин превратится в многомиллионный молох, да еще с правительственной резиденцией коммунистического Китая. Это не располагает к романтическим грезам.
– Добрый день, Беатриче, что вы скажете? – Марко появился рядом с ней как из-под земли. – Как вы находите этот город?
– Он прекрасен. – И сама ощутила: произнесла ничего не значащие слова.
Чисто внешне Тайту бесподобно красив. Бессмысленно говорить Марко о тех чувствах, что она испытывала, глядя на город. Он только посмеется над ней. Лишь Маффео в состоянии ее понять. И, конечно, Джинким.
– Еще час езды – и мы у ворот Тайту! – Марко улыбался. – Тогда увидите, какое это чудо.
Он пришпорил лошадь, и Беатриче поскакала за ним вслед.
– Гонцы уже у ворот города, чтобы возвестить о твоем прибытии, великий хан и повелитель! – Джинким поклонился брату, сидя в седле.
– Прекрати эту напыщенную болтовню! – прервал его Хубилай, но без злости в голосе.
Напротив, глаза его сверкали удовольствием – видно, радовался как дитя, что наконец добрался до цели.
– Разве мы оба не монголы? Разве мы оба не сыновья одного отца?! Брат мой, не называй меня великим ханом. Зови по имени!
Джинким внимательно посмотрел на Хубилая. В непритязательной монгольской одежде, верхом на лошади, лук и колчан со стрелами у седла, да, он действительно выглядит не как император, повелитель всех монголов и китайцев. Простой охотник, погонщик скота или воин – словом, настоящий монгол!
– Твое желание для меня закон, Хубилай!
– Ты все еще не примирился с мыслью, что отныне придется жить в Тайту, а? Прав я или нет, брат?
Джинким молчал: Хубилай – брат, но прежде всего хан, не терпящий возражений. Жизнь каждого подданного у него в руках.
– Как это тебе пришло в голову?
– Ты неисправим, – Хубилай засмеялся, – даже родному брату не доверяешь! Зачем говорить – у тебя все написано на лбу. – Он тяжело вздохнул. – Ты сильное предубежден против Тайту.
– Никогда я не вмешивался в твои планы, не ставил тебе палки в колеса! – возразил Джинким, чувствуя, что идет по тонкому льду и не знает, выдержит ли лед и его, и коня…
– Но никогда и не скрывал своих мыслей, – Хубилай, задумавшись, смотрел вдаль, где поблескивали крыши города. – Думаешь, я глупец? Думаешь, дурак, что провозгласил Тайту столицей своего царства?
– Нет, ты не глупец, но ты далек от жизни. – Джинким глубоко вздохнул – неловко говорить все это, но не лгать же брату. – Ты хочешь для людей больше того, что они в состоянии взять. Ни монголы, ни китайцы в глубине души совсем не желают своего объединения. А переезд в Тайту… – Он тряхнул головой. – Здесь мы будем чувствовать себя иноземцами, захватчиками, покусившимися на чужую землю. И еще боюсь, что накличем гнев богов и они оставят нас.
– Мой дорогой брат, – Хубилай положил ему руку на плечо, – благодарю тебя за честность. Знаю – забота о нашем царстве, о нашем роде и обо мне, конечно, делают тебя подозрительным и излишне осторожным. Я не упрекаю тебя. Напротив, нуждаюсь в твоей бдительности и твоих сомнениях, когда дело касается моих планов и моих подданных.
Он помолчал, глядя все туда же – вдаль.
– Мне по душе твоя искренность. Ты единственный человек в моем окружении, в ком я не сомневаюсь, у кого мысли не расходятся со словами. Твое беспокойство, твои возражения заставляют меня еще и еще раз продумать и пересмотреть свои планы. Это так – поверь! Но… – он умолк на миг, – в отношении Тайту ты заблуждаешься. Это наш город! Мы его построили, и здесь мы будем жить и править! А что дома здесь не похожи на юрты наших дедов… – и пожал плечами, – … колесо жизни не остановишь – оно все крутится… крутится. Он тронул брата за руку. – Изменяется все. Даже горы меняют свой облик, а реки – свое русло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
Первым об окончании пути возвестил маленький мальчик – как предположила Беатриче, один из бесчисленных внуков хана. Как только пересекли гряду холмов, мальчуган, придержав своего коня и размахивая руками, закричал что есть мочи:
– Смотри-ите! Та-ам, впереди!.. Та-айту! Скоро прие-едем!..
Новость быстро распространилась среди путников. Все всадники сгрудились на вершине холма. Тут же была и Беатриче. Смотрела на расстилавшуюся перед ними долину, замерев в восхищении…
Город сиял под лучами полуденного солнца, словно какой-то гигант рассыпал здесь горсть крупных драгоценных камней. Крыши блестели и сверкали всеми цветами радуги – зеленым, желтым, голубым, красным. Беатриче казалось, что она стоит на галерее карточного домика в Шангду. Но все-таки все выглядело иначе – еще величественнее и прекраснее. У нее захватило дух. Марко оказался прав: как ни старались мастера, изготовившие макет города, действительность не идет ни в какое сравнение с моделью.
Размах, с каким построен город, не поддавался описанию. Тайту как бы заполнил собой всю обширную долину. С вершины холма открывался прекрасный вид на огромные парки и площади с великолепными храмами. Во всем ансамбле выделялись крыши пагод.
Беатриче заметила и несколько чужеродных строений: купола и минареты мечетей, а еще здания, напоминавшие индийские храмы и еврейские синагоги. В ярких лучах видна даже башня христианской церкви. Над всеми постройками доминировал сияющий голубым светом, словно драгоценный сапфир в диадеме, дворец императора.
Хубилай позаботился обо всем. Тайту должен стать центром паломничества для людей всех национальностей и вероисповеданий.
Смутные предчувствия – неизвестно почему – одолевали Беатриче. Тайту, несомненно, потрясающий город, чудо архитектуры. Но ему не хватает чего-то… Трудно это передать… Особого очарования, почти неземного волшебства – эти черты сквозили в Шангду.
«Фэн-шуй!» – внезапно промелькнуло в голове. С этим понятием Беатриче столкнулась некоторое время назад: лечила одну пациентку, которая занималась тем, что давала консультации по фэн-шуй. Рассказала и ей об основных принципах этого древнекитайского учения, наглядно объяснив, в чем его суть, – по всей вероятности, увидела в ней свою потенциальную клиентку.
Почему вспомнилось об этом именно сейчас, когда она созерцает Тайту?.. Быть может, синева крыш навела на такую мысль?.. Не исключено, что она испытывает некую неприязнь к Тайту потому, что он со временем станет Пекином, а Шангду – Кайпинфу… Последний останется в ее памяти как город, связанный с поэзией, сказкой и ностальгией… Ну а Пекин превратится в многомиллионный молох, да еще с правительственной резиденцией коммунистического Китая. Это не располагает к романтическим грезам.
– Добрый день, Беатриче, что вы скажете? – Марко появился рядом с ней как из-под земли. – Как вы находите этот город?
– Он прекрасен. – И сама ощутила: произнесла ничего не значащие слова.
Чисто внешне Тайту бесподобно красив. Бессмысленно говорить Марко о тех чувствах, что она испытывала, глядя на город. Он только посмеется над ней. Лишь Маффео в состоянии ее понять. И, конечно, Джинким.
– Еще час езды – и мы у ворот Тайту! – Марко улыбался. – Тогда увидите, какое это чудо.
Он пришпорил лошадь, и Беатриче поскакала за ним вслед.
– Гонцы уже у ворот города, чтобы возвестить о твоем прибытии, великий хан и повелитель! – Джинким поклонился брату, сидя в седле.
– Прекрати эту напыщенную болтовню! – прервал его Хубилай, но без злости в голосе.
Напротив, глаза его сверкали удовольствием – видно, радовался как дитя, что наконец добрался до цели.
– Разве мы оба не монголы? Разве мы оба не сыновья одного отца?! Брат мой, не называй меня великим ханом. Зови по имени!
Джинким внимательно посмотрел на Хубилая. В непритязательной монгольской одежде, верхом на лошади, лук и колчан со стрелами у седла, да, он действительно выглядит не как император, повелитель всех монголов и китайцев. Простой охотник, погонщик скота или воин – словом, настоящий монгол!
– Твое желание для меня закон, Хубилай!
– Ты все еще не примирился с мыслью, что отныне придется жить в Тайту, а? Прав я или нет, брат?
Джинким молчал: Хубилай – брат, но прежде всего хан, не терпящий возражений. Жизнь каждого подданного у него в руках.
– Как это тебе пришло в голову?
– Ты неисправим, – Хубилай засмеялся, – даже родному брату не доверяешь! Зачем говорить – у тебя все написано на лбу. – Он тяжело вздохнул. – Ты сильное предубежден против Тайту.
– Никогда я не вмешивался в твои планы, не ставил тебе палки в колеса! – возразил Джинким, чувствуя, что идет по тонкому льду и не знает, выдержит ли лед и его, и коня…
– Но никогда и не скрывал своих мыслей, – Хубилай, задумавшись, смотрел вдаль, где поблескивали крыши города. – Думаешь, я глупец? Думаешь, дурак, что провозгласил Тайту столицей своего царства?
– Нет, ты не глупец, но ты далек от жизни. – Джинким глубоко вздохнул – неловко говорить все это, но не лгать же брату. – Ты хочешь для людей больше того, что они в состоянии взять. Ни монголы, ни китайцы в глубине души совсем не желают своего объединения. А переезд в Тайту… – Он тряхнул головой. – Здесь мы будем чувствовать себя иноземцами, захватчиками, покусившимися на чужую землю. И еще боюсь, что накличем гнев богов и они оставят нас.
– Мой дорогой брат, – Хубилай положил ему руку на плечо, – благодарю тебя за честность. Знаю – забота о нашем царстве, о нашем роде и обо мне, конечно, делают тебя подозрительным и излишне осторожным. Я не упрекаю тебя. Напротив, нуждаюсь в твоей бдительности и твоих сомнениях, когда дело касается моих планов и моих подданных.
Он помолчал, глядя все туда же – вдаль.
– Мне по душе твоя искренность. Ты единственный человек в моем окружении, в ком я не сомневаюсь, у кого мысли не расходятся со словами. Твое беспокойство, твои возражения заставляют меня еще и еще раз продумать и пересмотреть свои планы. Это так – поверь! Но… – он умолк на миг, – в отношении Тайту ты заблуждаешься. Это наш город! Мы его построили, и здесь мы будем жить и править! А что дома здесь не похожи на юрты наших дедов… – и пожал плечами, – … колесо жизни не остановишь – оно все крутится… крутится. Он тронул брата за руку. – Изменяется все. Даже горы меняют свой облик, а реки – свое русло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86